Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи
Я помню, как это было. Дядя Арбор плакал в моей большой шикарной гостиной, говорил, что для него это стало полной неожиданностью, что она взяла с собой кучу денег и внезапно исчезла. Что она разбила ему сердце.
– Ей пришлось уехать, – понимаю я. – Если бы она этого не сделала, то, возможно, закончила бы свою жизнь так же, как мой отец.
– После того как она уехала, я не желала иметь с ним ничего общего, – с горечью бросает Дэйзи. – Но он продолжал пытаться. Он давал мне все, чего я хотела. Но мне была нужна только мать. Так что я оттолкнула его, и он нацелился на тебя, безупречную дочь брата. Потому что ты была единственным человеком, который мог мне поверить. И он настроил тебя против меня.
– Что? – Мои щеки горят, а левая еще и болит, поскольку именно по ней охотник закатил оплеуху. – Это же ты оттолкнула меня. Ты наврала про меня Лео, перестала общаться со мной и сделала так, чтобы Лео сделал то же самое.
Она смотрит на лобовое стекло машины. Начался моросящий дождь, и по нему стекают мелкие капельки воды.
– Да, поначалу это была моя вина, – признает она. – В то лето, перед тем как моя мать уехала, перед тем как мы перешли в девятый класс, отношения между моими родителями сделались паршивыми как никогда. Общение с тобой и Лео – единственное, что у меня было. Но тем летом кое-что изменилось. Если мы гуляли по дорожкам, то мне вечно приходилось идти по траве или за вами. Если мы во что-то играли, вы с Лео всегда объединялись в команду, а когда он говорил что-нибудь, что считал смешным, то всякий раз смотрел на тебя, чтобы удостовериться, что ты смеешься.
У меня перехватывает дыхание.
– Я не…
– Ты этого не осознавала? Он тоже. Но я видела, как он смотрел на тебя. Не так… как на меня, как на других. А затем моя мать уехала. Я помню, как это дошло до меня сразу после ее отъезда, после того как мы с вами развели костер, и Лео поджарил для тебя на огне маршмеллоу, и отдал тебе, положив его между двумя крекерами с куском шоколада, потому что знал, что ты терпеть не можешь пачкать руки. И я поняла, что если и дальше все пойдет так, как шло до сих пор, то я потеряю вас обоих, потому что вы скоро захотите быть вдвоем, только вдвоем, а не со мной. И тогда у меня не останется вообще никого. Но если бы я попыталась оттолкнуть Лео, ты бы заупрямилась и поняла что к чему. Когда моя мать уехала, я вдруг так разозлилась на тебя из-за того, что у тебя есть все – твоя мать, твой отец, бабушка, мой отец. Все, все были в кармане у Лили Роузвуд. Поэтому я начала отталкивать не Лео, а тебя.
По лобовому стеклу стекают две капли, параллельно друг другу, совсем близко одна к другой, но нигде не соприкасаясь. Я сосредоточенно смотрю на них, как будто силой мысли могу заставить их пересечься, но из этого ничего не выходит. Дэйзи прочищает горло.
– Затем твой отец умер, а мать уехала из города. Я подумала, что теперь у нас наконец опять появилось кое-что общее. Но потом я узнала правду.
У меня екает сердце.
Она пристально смотрит на меня.
– Почему ты это сделала? – спрашивает она. – Почему ты говорила всем, что мать бросила тебя, хотя она умоляла тебя уехать вместе с ней?
– Откуда ты это знаешь? – вырывается у меня.
Никто не знал правду, кроме бабушки и меня, и мы с ней договорились никому об этом не говорить. И я никогда ни с кем не делилась этим секретом.
Хотя вчера вечером в фургоне я едва не проговорилась.
– Об этом знал отец. После того как это произошло, он сказал бабушке, что она была не права, дав тебе возможность остаться. Что тебе следовало уехать вместе с матерью. Что бабушка повела себя как эгоистка, захотев оставить тебя здесь.
– Я сама хотела остаться, – оправдываюсь я.
Меня грызет и эта вина. Я знаю, что с бабушкой я была счастливее. Но, возможно, я могла быть счастливой и с матерью. Могла дать ей возможность стать для меня такой мамой, какой она, по правде говоря, никогда не была. Но я этого не сделала.
– Из-за бабушки, – договаривает за меня Дэйзи. – А еще из-за мечты когда-нибудь занять место бабушки в «Роузвуд инкорпорейтед». Я это понимаю. Ты всегда была стратегом.
– Дело было не только в этом, – пытаюсь я объяснить. – Для меня уехать было все равно что сбежать, все равно что отказаться от самой себя, от того, кем меня хотел видеть отец.
– А почему бы тебе не попытаться быть тем, кем хочешь быть ты?
Мой голос становится совсем тихим, превращается в шепот:
– Мне казалось, что я пытаюсь.
Но теперь я понятия не имею, так это или нет.
– Как бы то ни было, мой отец очень быстро занял место, которое оставил твой. Он всячески благоволил тебе и перестал пытаться наладить отношения со мной.
Я вспоминаю последний год, когда меня так грело осознание того, что дядя Арбор относится ко мне с большей симпатией, чем к собственной дочери. И я верила в это. Жаждала этого.
– Он манипулировал мной, – выдыхаю я. – Это так жестоко и токсично. Прости… прости меня.
Она пожимает плечами.
– Теперь уже нет смысла извиняться. К тому же мне никогда не хотелось быть безупречной. Я не создана, чтобы улыбаться по заказу или смеяться, когда мужчина говорит что-то, что кажется ему смешным. У тебя это хорошо получается – притворяться на званых ужинах, показывать себя во всей красе. А я могу проделывать это, только если в конце меня ожидает то, чего я хочу.
– А сейчас ты пытаешься показать себя во всей красе?
– А ты? – парирует она.
Я показываю на мое изорванное в клочья платье.
– Если бы я пыталась показать себя во всей красе, я была бы одета во что-то получше.
Ее губы трогает улыбка.
– Уродливое платье. Даже до того, как оно стало рваным и грязным.
Я фыркаю.
– Я не спрашивала твоего мнения.
Между нами повисает молчание, пока я не задаю вопрос, вертящийся на языке.
– Что отпирает ключ, который бабушка оставила твоему отцу?
Дэйзи пожимает плечами.
– Понятия не имею. Я попробовала поискать его вчера, но нигде не нашла.
Я не могу понять, почему бабушка вообще оставила ему хоть что-то. Может быть, чтобы отвлечь от чего-то? Или чтобы никому не показалось странным, что Дэйзи и я получили в наследство какие-то предметы, а он нет? Если она подозревала, что дядя Арбор сделал что-то плохое, это объясняет, почему она изменила завещание. Я была права насчет всей этой затеи с поисками ее состояния, когда пряталась на кладбище лодок, катеров и яхт. Это оригинальный способ не допустить его до ее денег, пока мне не исполнится восемнадцать.
А значит, в конце всей этой эпопеи действительно находится ее состояние.
– Когда ты поняла, что я работаю вместе с остальными?
– У меня возникли подозрения, когда я обнаружила, что ты что-то вынюхиваешь в моей комнате, – отвечает Дэйзи, открыв дверь и выйдя из машины. Я делаю то же самое, хотя и медленнее. – Думаю, именно тогда мой отец тоже что-то заподозрил. Что касается меня, то окончательно я убедилась в этом, когда увидела тебя на поминках после траурной мессы вместе с Куинн и Лео. Я тогда разозлилась, потому что Лео – мой лучший друг, а Куинн – это… ну, в общем, Куинн. – Она кашляет. – Но отец отслеживает мой телефон – который, чтобы ты не беспокоилась, сейчас отключен, – может быть, поэтому бабушка и решила не включать меня в свой план. Это обидно, но я ее понимаю. Но если то, к чему ведут эти подсказки, получит мой отец, все потраченные усилия окажутся напрасными. Нам нужно опередить его.
– Уже поздно, – говорю я, глядя сквозь деревья на громадный особняк. Темный и зловещий, как в фильме ужасов. – Я не прочла эту подсказку. Из-за меня мы все потеряли.
– У него не такая уж большая фора. Мы можем победить его и не дать добраться до того, что спрятала бабушка. – Я ощущаю на своем предплечье пожатие ее теплой руки. Когда она трясет меня, я наконец смотрю на нее. – Мы должны сделать это вместе.
В моем мозгу мелькает тысяча причин, почему я не могу ей доверять. Тысяча причин, почему мы не можем опередить время.
