Энн Райс - История похитителя тел
Я не могу открыть глаза. Мне страшно, как же мне страшно! Дрожа и всхлипывая, я так крепко сжал ее ручку, что наверняка раздавил ее, но глаз не открывал.
«Луи, она здесь! Она пришла за мной! Помоги мне, Луи, пожалуйста! Я не могу смотреть на нее! И не буду! Я не могу высвободить руку! Но где ты? Спишь, зарывшись в землю глубоко под своим диким, запущенным садом, где на цветы светит зимнее солнце, спишь, пока не наступит ночь».
«Мариус, помоги мне! Пандора, где бы ты ни была, помоги мне! Хайман, приди, помоги мне! Арман, мы больше не ненавидим друг друга! Ты нужен мне! Джесс, ты этого не допустишь!»
О, тихая жалобная молитва демона под аккомпанемент сирены! Не открывай глаза! Не смотри на нее! Если посмотришь, все будет кончено!
Звала ли ты на помощь в последние минуты, Клодия? Было ли тебе страшно? Видела ли ты, как солнце, словно адское пламя, заливает воздух, – или же великий и прекрасный свет наполнил мир любовью?
Теплым ароматным вечером мы вместе стояли на кладбище, по небу, сочившемуся мягким фиолетовым светом, рассыпались далекие звезды. Да, все цвета тьмы. Взгляни на ее сияющую кожу, на темный кровавый шрам ее губ, на сочный цвет ее глаз. В руках она держала желто-белый букет хризантем. Никогда мне не забыть тот аромат.
«Здесь похоронена моя мама?»
«Не знаю, petite cherie. Я даже не знал, как ее зовут. Когда я увидел ее, она разлагалась, по глазам ползали муравьи, забиравшиеся в открытый рот».
«Ты должен был выяснить, как ее звали. Должен, ради меня. Я хотела бы знать, где ее похоронили».
«Это было полвека назад, cherie. Ненавидь меня за что-нибудь поважнее. Ненавидь меня, если хочешь, за то, что не лежишь сейчас рядом с ней. Думаешь, она бы тебя согрела? А кровь греет, cherie. Пойдем со мной, пей кровь, как умеем только мы с тобой. Мы можем пить кровь до конца света».
«Ах, у тебя на все ответ найдется». – Какая холодная улыбка. В тени в ней почти видна была женщина, бросающая вызов вечной печати детской прелести, неизбежно манящей целовать ее, обнимать, любить.
«Мы есть смерть, ma cherie, смерть есть конечный ответ. – Я подхватил ее на руки, почувствовал, как она прижалась ко мне, и целовал, целовал ее вампирскую кожу. – После смерти вопросов нет».
Ее рука легла мне на лоб. «Скорая помощь» неслась на полной скорости, как будто за ней по пятам гналась сирена, как будто сирена гнала ее вперед. Она положила руку мне на веки. Я не буду на нее смотреть!
«О, пожалуйста, помоги мне...» – произносит жуткую молитву своим сторонникам дьявол, падающий все глубже и глубже в ад.
ГЛАВА 13
«Да, я знаю, куда мы попали. Ты с самого начала старалась привести меня обратно в маленькую больницу. Какая она теперь заброшенная, какая примитивная – глиняные стены, окна с деревянными ставнями, выстроившиеся в ряд кроватки из необработанной древесины. Но ты там, в кровати, не так ли? Да, мне знакомы и сиделка, и старый круглоплечий доктор, я вижу и тебя – вон там, в постели, это ты, малышка с выбившимися поверх одеяла кудрями, а там – Луи...
Ну хорошо, я-то здесь зачем? Я знаю, это сон. Это не смерть. Смерти вообще-то люди безразличны».
«Ты уверен?» – спросила она.
Она сидела на стуле с прямой спинкой, золотые волосы повязаны голубой лентой, на ногах – синие атласные туфельки. Так, значит, это она лежала там, в кроватке, а теперь сидела на стуле, моя французская куколка, моя красавица с красиво изогнутыми в подъеме ступнями и идеальной формы ручками.
«А ты – ты здесь, с нами, ты лежишь в кровати в приемном покое, в Вашингтоне, округ Колумбия. Ты же понимаешь, что умираешь, не так ли?»
– Тяжелая форма гипотермии, отнюдь не исключена возможность пневмонии. Но откуда нам знать, чем он мог заразиться? Вколите ему антибиотики. Пока что мы никоим образом не можем поставить его на кислород. Если отправить его в университет, он может умереть и там.
– Не дайте мне умереть. Пожалуйста... Мне так страшно.
– Мы здесь, рядом с вами, мы о вас позаботимся. Скажите, как вас зовут? Есть ли у вас родственники, мы бы им сообщили...
«Давай, расскажи им, кто ты такой на самом деле», – посоветовала она с серебристым смешком; у нее всегда был такой нежный, такой красивый голос. Я помню, какие мягкие на ощупь ее крошечные губки. Мне нравилось игриво прижимать палец к ее нижней губе, когда я целовал ее веки и гладкий лоб.
«Не умничай, крошка! – сквозь зубы ответил я. – Кстати, кто я такой?»
«Не человек, если ты об этом. Ничто на свете не превратило бы тебя в человека».
«Ладно, даю тебе пять минут. Зачем ты привела меня сюда? Чего ты добиваешься – чтобы я сказал, будто мне очень жаль, что я вынул тебя из кровати и сделал вампиром? Хорошо, хочешь услышать правду, правду того, кто находится на смертном одре? Не знаю, жаль мне или нет. Мне жаль, что ты страдала. Мне вообще жаль, когда другие страдают. Но я не уверен, что сожалею о содеянном».
«Неужели ты ничуть не боишься стоять на своем?»
«Если меня не спасет правда, то и ничто не спасет».
Как же мне был противен этот запах болезни, запах маленьких тел, лежащих в жару под рваными покрывалами, вся эта обшарпанная нищенская больница, где я побывал несколько веков назад.
«В аду пребудет отец мой, и имя ему – Лестат».
«А ты? Когда солнце сожгло тебя дотла в вентиляционном колодце Театра вампиров, ты попала в ад?»
Смех, высокий чистый смех, словно золотые монеты посыпались из кошелька.
«Не скажу!»
«Теперь я понимаю, что это сон. От начала до конца. Кому захочется восставать из мертвых, чтобы наговорить кучу тривиальной чепухи?»
«Так всегда бывает, Лестат. Не нервничай. Я не хочу, чтобы ты отвлекался. Взгляни на эти кроватки, взгляни на больных, несчастных детей».
«Я забрал тебя от них».
«Ах да, как Магнус забрал тебя от твоей жизни, а взамен оставил кое-что чудовищное и порочное. Ты сделал меня убийцей моих братьев и сестер. Мое грехопадение началось в тот момент, когда ты протянул ко мне руки и вынул меня из кроватки».
«Нет, нельзя винить во всем одного меня. Я не согласен. Разве отец в ответе за преступления своего ребенка? Пусть так, что с того? Кто будет вести счет? Вот в чем проблема, как ты не понимаешь? Счет вести некому».
«Значит, мы убиваем по справедливости?»
«Я дал тебе жизнь, Клодия. Нет, не навсегда, но то была жизнь, и даже наша жизнь лучше, чем смерть».
«Какой же ты лжец, Лестат! Даже наша жизнь, говоришь? Ведь на самом деле ты считаешь, что наша проклятая жизнь лучше, чем настоящая жизнь. Признайся. Посмотри на себя в этом человеческом теле. Помнишь, как ты его ненавидел?»
«Ты права. Признаюсь. Ну а теперь поговорим начистоту, моя красавица, моя чаровница. Ты действительно предпочла бы умереть в своей постельке, чем жить той жизнью, что я дал тебе? Давай, говори! Или мы в смертном суде, где лжет и судья, и адвокат, а правду обязаны говорить только те, кто находится на месте свидетеля?»
Она бросила на меня задумчивый взгляд, перебирая пухлой ручкой расшитую оборку своего платья. Когда она опустила глаза, на ее щеках и темном ротике заиграл свет. Что за создание! Вампирская куколка.
«А разве у меня был выбор? – спросила она, неподвижно уставившись в пустоту огромными лучащимися глазами. – Когда ты сделал свое грязное дело, я еще не дожила до сознательного возраста; да, кстати, отец, мне всегда было интересно – ты получил удовольствие, когда дал мне высосать кровь из твоей руки?»
«Какая разница, – прошептал я и перевел взгляд с нее на умирающего беспризорника под одеялом. Я увидел, как от кровати к кровати апатично переходит сиделка в порванном платье, с собранными на затылке волосами. – Смертных детей зачинают в удовольствии, – сказал я, но уже не был уверен, что она слушает. Я не хотел смотреть на нее. – Я не умею врать. Мне все равно, есть ли на свете суд или присяжные. Я...»
– Не пытайтесь разговаривать. Я дала вам несколько препаратов, они вам помогут. У вас уже спадает жар. Мы стараемся ликвидировать закупорку в легких.
– Не дайте мне умереть, прошу вас. Я еще не закончил, это чудовищно. Если ад есть, я попаду в ад, но я думаю, что его нет. Но если и есть, то это такая же больница, только в ней полно больных детей, умирающих детей. Но мне кажется, что будет только смерть.
– Больница, полная детей?
«Ты только посмотри, как она улыбается тебе, как кладет руку на лоб. Женщины тебя любят, Лестат. Она любит тебя даже в этом теле, только посмотри на нее. Какая любовь!»
«Почему бы ей обо мне не заботиться? Ведь она сиделка. А я – умирающий пациент».
«Умирающий пациент, да какой красивый! Можно было не сомневаться, что ты не пойдешь на этот обмен, если тебе не предложат красивое тело. Какой же ты тщеславный, поверхностный! Только посмотри на это лицо. Еще красивее, чем твое собственное!»
«Так далеко я не зашел бы!»
