Al Azif. Книги I-III - Винсент О'Торн
В тот день, когда всё произошло, я уже почти закончил уборку, оставив напоследок самое сладкое – загаженный по самые уши туалет. Возможно, не забудь я запереть тогда дверь, то не случилась бы в моей жизни та странная и пугающая ночь. Конечно же, такой опыт я могу назвать неповторимым, непередаваемым и особенным, но я всё же надеюсь, что мой склероз поможет его забыть. Как я забыл запереть дверь. Я уже шёл к туалетам, как вдруг раздался скрип изношенных петель – а я давно говорил, что их нужно поменять – и в бар кто-то вошёл.
– Мистер Свенсон, – начал я, решив, что владелец пришёл под ночь, как он иногда делает, что проверить свою вотчину, – Не пните ведро, оно где-то там, возле входа.
– Спасибо за заботу, – услышал я незнакомый и очень низкий голос.
Я поднял глаза на вошедшего. Плащ, перчатки, шляпа. Мистер Нуарный Детектив зашёл выпить в наш бар. Из образа выбивался только рюкзак.
– Сожалею, но мы закрыты. Уже поздно. Вы же видели, что буквы горят «закрыто», а не наоборот?
Незнакомец не отвечал. Он, двигаясь меж столами слегка роботизированно, направлялся к стойке. Я же, прихрамывая на левую ногу, направлялся к тревожной кнопке и ремингтону. Ничего не произошло, и он просто сел за стойку, опустив глаза вниз. Большая часть света была уже выключена, и я совсем не видел его лица.
– Сэр… мистер… товарищ! Я тебе ещё раз говорю, свали. Мы закрыты. Мне придётся вызвать копов.
– Ты бы лучше налил мне выпить.
– Что?
– Налей мне выпить. Что у вас есть? Что у вас бывает? Виски? Налей мне.
– Приходи в рабочее время.
– Или ты уже совсем не можешь ничего, старик? Я могу налить сам, но тебе, я полагаю, нравится наливать алкоголь посетителям.
– Когда-то я этим занимался, ты прав.
– У тебя есть шанс. Я заплачу наличными и дам сверху. У меня есть деньги, – рука в чёрной перчатке пошелестела кэшем прямо у меня перед носом, и я, скосив глаза до треска в затылке, успел разглядеть там пару-тройку сотенных, – Можешь не переживать, старик. Как тебя зовут?
Я тогда решил, что он какой-то иностранец и даже предположил, что угадал с «товарищем».
– Называй меня, Джимом. Меня все так называют.
– Но ведь это не твоё имя, я же знаю.
Я налил ему виски и подал бокал.
– Армейское прозвище.
– Да-да, потому что у твоего друга был этот шрам на щеке, а звали его Уильямом.
– Что? Откуда ты?..
– Послушай, Джим. У меня есть для тебя история. Я думаю, ты её послушаешь. Только запиши потом. Всё, что запомнишь, – он поставил рюкзак на пол.
Я тогда почему-то сдался. Налил ему ещё, и сел. А он начал рассказ, дослушав который я поседел чуть больше.
Незнакомец представился Питером. Без фамилии или каких-то ещё деталей. Это было символично, если учесть всё, что я услышал далее. Происхождение своё Питер вёл из маленького городка на восточном побережье, где начинал свой жизненный путь не просто в полной, а даже очень большой семье. Питер рассказал, что на различных празднованиях у них всегда было не менее двадцати человек. Зачастую в разы больше. Ничего удивительного, ведь только в их доме жило семь членов семьи. Сам Питер, его отец с матерью, два брата, сестра и бабушка по материнской линии. Дом был большой, белый и с лужайкой, как в рекламе, где все улыбаются и чешут собаку. Собака, кстати, тоже была, но американский бульдог, а не золотистый ретривер, как вы могли подумать.
Наступило двадцать восьмое сентября. Через два дня были планы отметить день рождения его родного дяди по линии отца, которого звали Теодор, и всё семейство поехало поздравлять Теодора в его большой дом на пляже, где они жил один и занимался разведением острых перцев и, вроде бы, клубники. Благо климат позволял. Все, мягко говоря, устали тащить свои задницы через всю страну, ведь дорога заняла более сорока часов, но все хотели этого, ведь семейство Питера обожало то место, где живёт Теодор: его как бы личный пляж, его угощения, и самого дядюшку. К тому же, он собрался жениться, и семейству не терпелось познакомиться с новоявленной родственницей. Питер в этом моменте даже стал как-то поживее голосом.
Тридцатого сентября всё семейство успешно добралось до дома, несмотря на пару укачиваний и одно спущенное колесо. Они останавливались на ночёвки как в большом и красивом отеле, так и в маленьком уютном мини-отельчике, где было совсем не грязно, а соседи не были наркоторговцами и проститутками. Всё было хорошо, но душа просила домашней обстановки, а желудок не еды из кафе, или, уже тем более, из автомата, особенно учитывая то, что семейство обычно питалось «из-под ножа». Так что, так что – все были довольны и веселы достигнуть пункта «B» их путешествия, обнять дядюшку, подарить редких семян адских перцев и отправиться смотреть на его попытки выращивать васаби – новое хобби, пока ещё непредставленная пассия Теодора, готовит им некие разносолы. Ещё совсем юный Питер (он произносил своё имя несколько через «Е», будто француз или вроде того) обонял чудесные запахи приправ, мяса и морепродуктов, доносившиеся с кухни, где мелькал женский силуэт. Питер отметил, что дядюшка им открыл дверь весь перемазанный мукой и одетый в передник с бабочками, так что готовка у них шла в четыре руки, что вся семья сочла очень романтичным, и всё в таком духе. Тьфу. В конце концов, день рождения могли отметить за бокалом доброго эля, а детям вообще всё равно, у них праздник каждый день, но эту мысль я ввинтить не успел, ведь Питер не останавливался, а его голос был могуче-гипнотическим. И вот я сидел и продолжал слушать его истории, накапав сотку со льдом уже и себе. Пара порций всегда освежала уставший ночной мозг. Я глотнул, а он рассказывал мне про дядины перцы, про его дом, про кухню, про потенциальную тётю, и про то, какая вкусная там была мексиканская что-то-там. Кто вообще кормит детей острым? Они должны есть что-то вроде сэндвичей с сыром и шпинат. И сельдерей. В крайнем случае, макароны с сыром.
– Ох, Джим, это был отличный день. Мы ели, пили, веселились, общались друг с другом. Как все нормальные люди, в общем-то. Знаешь, в чём была ошибка? Что сделала тридцатое число днём скорбного прозрения? Мой отец сказал, что нам пора уезжать,
