Doll Хаус. Собиратель кукол - Джулс Пленти
Глава 17. Созависимые
Я буду любить тебя любого. Это я сказала? Все верно, это была я. Проблема в том, что тогда я еще не знала, насколько разным может быть Митчелл.
Его болезнь имеет множество лиц. Одно хуже другого. Первый демон из коробки — это стадия маниакального неистовства. На деле проявляется так же скверно, как и звучит. Было время, когда я зависела от него. То были хорошие времена. Я чувствовала себя такой защищенной. Теперь он другой, и кто-то должен склеить его личность из бессвязных обрывков речи, рваных движений и приступов буйного помешательства. Не уверена, что смогу.
Митчелл разносит всё вокруг, а в процессе калечит себя. Нельзя оставлять его одного, но мне пришлось. Я несусь домой со всех ног, перебирая в голове ужасные варианты того, что он мог с собой сотворить.
Переступаю порог, пытаясь успокоить отчаянно колотящееся сердце. Ноги не слушаются. Прогулка по минному полю. Танец с безумцем. Всё разом?
Дверь в чертову комнату открыта. Я шепчу молитву, поминутно забывая слова. Что-то с визгом хрустит под подошвами. Пол усеян осколками зеркала. Одни мелкие, как крошка, а в других я вижу свое бледное трясущееся отражение.
Зеркальный шкаф разнесен вдребезги. Вещи сорваны с вешалок и валяются на полу. Все выглядит так, словно здесь была драка. Впрочем, так оно и есть. Митчелл борется с собой, круша все, что попадается на пути. Страшно ли мне попасть под горячую руку? Нет, я этого не боюсь. Но мне жутко оттого, что его животная сущность затмевает того Митчелла, которого я полюбила.
Вчера я спрятала все ножи в корзине с грязным бельем. Точно знаю, что он может фатально себе навредить. Жутко всё, но неизвестность хуже всего. Я могу потерять Митчелла в любой момент. Никогда не видела его таким хрупким и уязвимым.
Всё произошло так быстро. Сменилось по щелчку пальцев. Еще неделю назад мы были счастливы. Мне казалось, я смогла его излечить. Как же это было глупо и наивно! Никогда раньше я не сталкивалась с расстройствами психики. И даже близко не представляла, насколько это страшно. С недугами тела можно бороться. Ведь человек остается прежним. Да, у него может испортиться характер, но в целом не он станет совсем чужим. Ментальные же проблемы крадут человека и у себя, и у близких. Каждый день я стараюсь разглядеть прежнего Митчелла. Хоть что-нибудь. Какую-нибудь мелочь. Взгляд. Жест. Тон голоса. С каждым днем зацепок все меньше.
Медленно ступаю по осколкам. Так и сердце мое хрустит, разбитое на мелкие кусочки. Митчелл делает это каждый день, а я собираю то, что осталось. Этот процесс бесконечен. Нет ни выходных, ни передышек.
Дверь в подсобку приоткрыта. Липкий пот струится по спине, а сердце так колотится, что мешает дышать. Что меня там ждет? Пусть будет все что угодно, только бы он был жив.
Митчелл сидит на полу, опершись затылком о ножку стола. Из одежды на нем только нижнее белье. В окровавленных пальцах зажата опасная бритва, лезвие которой всё в бордовых сгустках. В воздухе тяжелый запах крови. Меня почти парализует.
Руки от локтей до запястий покрыты длинными тонкими порезами, которые сливаются в один чудовищный узор. Некоторые уже схватились сукровичной корочкой, другие кровоточат. Тонкие тягучие струйки стекают на пол и застывают на кафельной плитке кусочками сырой печенки. Нашинковал себя бритвой.
Опускаюсь рядом на колени. Должно быть, останутся шрамы. Так тупо думать об этом сейчас, но меня злит, что он уродует то, что я так люблю.
— Митчелл, зачем ты это сделал?
— Знаешь, Бекки, — голос глухой, словно доносящийся из колодца, и чужой. — Иногда бывает так больно, что пусть уж лучше страдает тело, чем душа.
Я обнимаю его, и Митчелл прижимается ко мне так сильно, что почти делает больно. Кровь пропитывает мою футболку. Он плачет, уткнувшись лицом мне в плечо.
— Всё хорошо, — шепчу я глупость, в которую сама не верю. Просто так всегда говорят. Даже когда надежды нет.
Митчелл отшатывается. Так же резко, насколько горячо прижимался секунду назад. Глаза сухие. В них появилось что-то грубое и злое. Грядет новый приступ психоза.
— Принесла?
— Да, — киваю я и вытаскиваю из кармана оранжевую баночку.
Сегодня мне пришлось съездить в Нью-Йорк, чтоб купить у странного типа какие-то таблетки для Митчелла. Он не пожалел сказать для чего они.
Митчелл выхватывает у меня таблетки, так словно это кусок хлеба, а он голодал не один день.
— Митчелл, это те таблетки, от которых жить не хочется? — тихо спрашиваю я.
Он улыбается. Улыбка безумная, больше походит на оскал. Не сводя с меня красных воспаленных глаз, вытряхивает на ладонь три таблетки, закидывает их в рот, долго пережевывает и глотает.
— Ты думаешь, мне СЕЙЧАС хочется жить? — усмехается он.
— Митчелл, что делают эти таблетки? — Я говорю медленно, а слова подбираю тщательно. Я сапер, который каждый день обезвреживает мины.
— Они работают как смирительная рубашка. Только химическая.
Это первые осмысленные фразы, которые я услышала от него за последние дни. В остальном был только бессвязный бред: бубнёж или крики.
Его тело обмякает на глазах. Мышцы больше не бугрятся под кожей, грудная клетка не разрывается от судорожных вздохов.
— Зачем? — срывается с моих губ.
Я знаю зачем. Потому что его тело и душа на пределе.
— Потому что я больше так не могу. — произносит Митчелл, стараясь не смотреть на меня.
— Ты, как всегда, не сказал мне всего.
— Не сказал тебе всего? — усмехается он. — Ты думала, что мне немного взгрустнется, как девочке перед началом менструации?
— Нет, но…
— Не думала, что все будет так ужасно?
— Все хорошо, Митчелл.
— Не хорошо! — ревет он и хватает меня за предплечья. Его пальцы впиваются железом, а мое сердце больно екает. Не могу привыкнуть к
