Плохая мать - Миа Шеридан

Она взглянула на Гэвина, и он ободряюще кивнул ей. Ей не следовало стыдиться того, что она сделала. На самом деле, она должна гордиться. Он гордился ею — чертовски гордился — и точно знал, что Мирабель и Аргус поступили бы также.

Она все еще была той высокоморальной девушкой, которую он помнил, и это заставляло его улыбаться. Как у нее появилось это качество — учитывая ее воспитание и то, что никто не учил ее не мириться с несправедливостью — было загадкой. У нее просто никогда этого не было. Когда она рассказала ему о том, что подвергла риску все, что было для нее важно, ради того, чтобы убрать педофила с улиц, а не продолжать травмировать детей — независимо от того, чего это ей лично стоило, — это его нисколько не удивило. Она являлась другой по многим аспектам и в отношении разных ситуаций, именно это заставило его по уши влюбиться в нее, когда он был еще мальчишкой. Сейчас он стал мужчиной, но все еще реагировал на эти вещи, да поможет ему Бог.

По ее реакции на его первоначальную гордость, когда он услышал ее историю, Гэвин понял, что она нуждалась в поддержке. Он почувствовал, что у нее нет нужной опоры, если была вообще хоть какая-то, особенно в отношении сделанного ею выбора. Почему? Он задавался этим вопросом. Итак, он услышал ее описание и обнаружил, что его впечатление было верным. Парень не заслуживал ее. Даже близко не заслуживал.

— Ну, — сказала Сиенна, — они действительно выгнали меня. По крайней мере, в каком-то смысле. — И она рассказала им, хотя и чуть менее запинаясь, чем в первый раз. Он задавался вопросом, почему. Ожидала ли она его суждения больше, чем от Мирабель или Аргуса? Или его реакция по какой-то причине значила для нее больше? Он надеялся, что последнее. И надеялся, что его реакция все еще что-то значила для нее. Можно было начать с худшего.

Это то, что ты пытаешься сделать, Декер? Начать заново?

Потому что, если ты собираешься преследовать ее, то должен пойти ва-банк. С Сиенной не может быть никаких половинчатых решений. Никаких слабостей. Однажды он уже лишился ее доверия к нему. Забудьте, что у него был «главный конкурент», забудьте, что этот мужчина не заслуживал ее и ему пришлось бы конкурировать с кем-то другим — Сиенна собиралась быть осторожной с большой буквы «О», когда дело касалось Гэвина, независимо ни от чего другого.

Но, Боже, он скучал по ней. Она сидела с ним за одним столом, и он скучал по ней. Он не позволял себе зацикливаться на этом одиннадцать лет, потому что это было бы мучительно бессмысленно, но теперь она находилась прямо перед ним, и он понял, насколько огромной стала дыра внутри него с того дня, как он отпустил ее. Она была его лучшим другом, всем для него, сколько он себя помнил, и ее отсутствие ощущалось как потеря конечности. Он научился жить без нее, но глубоко внутри никогда не чувствовал себя целым.

— О, моя милая девочка, — сказала Мирабель со слезами на глазах, когда Сиенна рассказала им о том, что не выполнила приказ оставить преступника в покое, когда речь зашла о судьбе ребенка. Мирабель положила вилку, встала и обошла стол, направляясь к тому месту, где сидела Сиенна. Сиенна повернулась, и Мирабель наклонилась, притянув повернувшуюся Сиенну к себе и обняв ее. — О, я так горжусь тобой. Так невероятно горжусь.

Гэвин наблюдал, как Сиенна сжала ее в ответ, выражение ее лица было полно благодарности. Он представил ее девочкой, как она сияла от одобрения Мирабель, словно цветок, впитывающий солнечный свет. То, как она сияла сейчас. Ее собственная мать по большей части была сердитой мегерой, слишком занятой погоней за бутылкой, чтобы замечать что-либо — хорошее или плохое — что делала Сиенна. Это очень злило его, поэтому он так невероятно защищал ее.

Мирабель взяла лицо Сиенны в свои ладони и поцеловала ее в лоб, когда Сиенна тихо рассмеялась.

— Спасибо, Мирабель.

Она вернулась на свой стул и подняла бокал.

— За мою девочку, которая хороша и порядочна до мозга костей, и поступает правильно, чего бы это ни стоило.

— Согласен, согласен, — мягко сказал Гэвин, встретившись взглядом с Сиенной и наблюдая, как на ее щеках появился румянец счастья.

— И позвольте добавить, — вмешался Аргус, прежде чем они успели сделать по глотку, — за то, что судьба вернула вас к нам.

Гэвин определенно мог бы выпить за это.

— Прежде чем ты уйдешь, могу я тебе кое-что показать? — спросил Гэвин.

Сиенна искоса посмотрела на него. Они закончили ужин и наслаждались десертом во внутреннем дворике, пока Сиенна рассказывала Мирабель и Аргусу больше о своей жизни, Гэвин тоже впитывал это. Сиенна обняла их обоих на прощание, пообещав позвонить Мирабель. Гэвин был рад видеть, что две женщины воссоединились.

— Я не знаю. Зависит от того, что это, — ответила она.

— Доверься мне.

— Уже темно.

— Это не помешает.

Она бросила на него быстрый взгляд, но он видел по ее глазам, что почти убедил ее.

— Мне действительно нужно вернуться домой и…

— Я не задержу тебя надолго. Это недалеко. Думаю, тебе понравится то, что я тебе покажу. И отвлечься от дела на некоторое время не так уж плохо, верно?

Сиенна вздохнула.

— Ладно, хорошо. Но не больше, чем на час.

Гэвин ухмыльнулся и подвел ее к своей машине, припаркованной на подъездной дорожке у дома Мирабель, и открыл для нее пассажирскую дверь, чтобы она могла проскользнуть внутрь. На ней было простое темно-синее платье, свободно подпоясанное на талии, и, когда она подняла ноги, чтобы поставить их на пол его машины, ее платье задралось, открыв ему вид на изгиб ее гладкого бедра. Желание наклониться и провести рукой по этому бедру было таким сильным, что ему пришлось стиснуть зубы, когда он захлопнул дверцу и обходил машину.

— Когда ты говорил «рядом»…

— Пять миль, может быть, меньше, — сказал он. Боже, от нее хорошо пахло, ее запах был еще более ощутим в маленьком замкнутом пространстве. От нее пахло духами, которыми она не пользовалась, когда они были молоды, поскольку тогда она не могла себе этого позволить, но за ними он почувствовал ее запах, и это вызвало толчок прямо у него между ног. Он мог поклясться, что до сих пор помнил ее