Кристофер Райх - Банкир дьявола
Здание федерального суда возвышалось над площадью Александерплац. Огромное правительственное здание, один из неоклассических шедевров Шинкеля, украшали впечатляющие дорические колонны, монументальный цоколь и эспланада, в точности копирующие Парфенон. Лейн провел их внутрь. На лифте они поднялись на второй этаж. Пол, облицованный каррарским мрамором, был отполирован до блеска. Гулко разносящийся стук их каблуков словно служил предупреждением всем честолюбивым ревнителям закона. Лейн открыл какую-то дверь без таблички и, придерживая ее, пропустил вперед Чапела и Сару.
— Этот судья крепкий орешек, — предупредил он. — Удачи.
Не говоря больше ни слова, он жестом предложил им пройти через приемную в кабинет судьи.
— Ганс Шумахер говорил мне о записи, — огорченно произнес судья Манфред Визель, выключая видеоплеер, — но не предупредил, что все так скверно.
— Рад, что вы тоже видите здесь угрозу, — заметил, приободрившись, Чапел. — Ясно, что этот тип в кадре имеет в виду…
— Угрозу? — прервал его Визель. — Да нет же, я имел в виду вовсе не угрозу. Я о качестве записи. Она даже хуже, чем ее описал мой эмоциональный коллега.
Визель являлся председателем федерального суда, и поэтому с официальными межправительственными запросами, связанными с нарушениями закона, следовало обращаться именно к нему. Его кабинет был в точности кабинет Фауста — гнетущее сочетание полированного дерева, темных бархатных штор и оконных витражей.
— Дайте мне посмотреть ходатайство по этому счету, — произнес он, разве что не прищелкнув пальцами.
Чапел вручил ему бумаги:
— Могу сообщить, что правительство США приняло решение заморозить счета Благотворительного фонда Святой земли.
— Вот как? — Откуда-то из рыжей шевелюры Визель извлек очки и погрузился в изучение ходатайства. Ему было пятьдесят, худощавый человек с раздражающим фырканьем. Закончив чтение, он проворчал: — Это все?
— Да, — ответил Чапел.
— И больше ничего нет?
Чапел снова кивнул.
Визель покачал головой, словно был не только огорчен, но и разочарован.
— В мои обязанности входит определить законность ваших требований с точки зрения германского права, — произнес он. — Я не ясновидящий и не предсказатель. Суду требуются факты, и только факты. — Он бросил бумаги на стол перед Чапелом. — Вы говорите мне, что человек на записи угрожает. Лично я считаю, что это просто разглагольствование. А вдруг это не что иное, как запись программы телеканала «Аль-Джазира»? Да, кого-то она может обеспокоить, но я не вижу оснований трактовать это как угрозу и тем более не вижу связи с Фондом Святой земли. Факты. Дайте мне факты!
Сара подошла ближе к Манфреду Визелю и улыбнулась ему. Согласно его краткой характеристике, полученной из ЦРУ, он питал слабость к женскому полу: в его суде успешность действий женщин-прокуроров почти в три раза превышала аналогичный показатель среди мужчин.
— Из выписок по счету из банка «Монпарнас» видно, что Фонд Святой земли получал деньги с того же счета в банке «Дойче интернационал», что и Альбер Доден. А Доден — это псевдоним террориста Мохаммеда аль-Талила, убившего два дня назад одного французского и трех американских сотрудников спецслужб.
— Почему вы так уверены, что Доден и Талил одно лицо?
Чапел не был в этом уверен, но он не собирался посвящать судью в свою версию, согласно которой Талил и второй человек — тот самый, кого они всё еще ищут, — оба пользовались этим именем. Сейчас было важно убедить Визеля в том, что Талил и Доден суть одно.
— При открытии счета на имя Бертрана Ру, которое является еще одним псевдонимом Талила, Доден указал тот же номер телефона, — объяснила Сара. — Оба счета демонстрируют поразительное сходство в расписании внесения денег и их снятия. И видеокассету мы обнаружили именно в квартире Талила.
— Поправьте меня, дорогая фройляйн, если я ошибаюсь, но здесь говорится, что пленку с цифровой записью обнаружили в стене квартиры этажом ниже.
— В стену ее впечатало взрывом, — вмешался Чапел, и Сара бросила на него убийственный взгляд.
— Это вы так говорите.
Чапел даже привстал на цыпочки:
— Ваша честь…
И снова Визель оборвал его:
— Здесь не принято обращаться «ваша честь», это немецкий суд. Говорите «господин», этого вполне достаточно.
— Уважаемый судья… — снова начал Чапел, стараясь загладить свою неудачную попытку проявить почтительность, — квартиру этажом ниже занимают две студентки богословского факультета. Обе они гражданки Франции и сейчас находятся на летних каникулах в паломнической поездке в Сантьяго-де-Компостела, в Испании.
— А Доден не мог снимать квартиру вместе с Талилом? — не сдавался Визель. — Разве не обычное дело, что у таких съемщиков один телефон на двоих?
Сара махнула Чапелу, чтобы он сел.
— Талил снимал квартиру один. Но даже если и так и у Додена был жилец, он, следовательно, свидетель преступления, — настаивала Сара. — Если он чист, у нас все равно остается право задержать и допросить его. Учитывая природу преступления и зная, как действуют террористы, его можно рассматривать как соучастника.
— Да, но о каком преступлении мы говорим?
Это было уже слишком. Какое-то намеренное помрачение сознания, упрямое нежелание видеть факты такими, каковы они есть!
— Об убийстве четырех очень хороших людей, вот о каком! — заорал, всплеснув руками, Чапел. — О соучастии в планируемом теракте на территории США. О чем еще, по-вашему, мы тут толкуем?
— Это всё предположения! — крикнул в ответ Визель. На его бледном лице проступили красные пятна, но в глазах читалась не злость, а скорее мольба. — Я прошу факты, а вы мне даете теории. Я не полный дурак. И прекрасно понимаю, что к чему. И вижу, какую картинку вы пытаетесь нарисовать. Вы что, действительно думаете, что я намеренно чиню вам препятствия?
— Нет, — сказал Чапел.
— Но нельзя явиться в мой кабинет и на основании таких скудных и косвенных улик требовать, чтобы я приказал банку «Дойче интернационал» открыть для вас двери и предоставить в ваше распоряжение финансовую историю одного из клиентов. Это Германия! В нашей истории уже были прецеденты государственного вмешательства в частную сферу. И я даже не имею в виду Третий рейх. Вы слишком молоды, чтобы помнить семидесятые, а я помню. Я тогда жил. И пережил их. До «Аль-Каиды» и этой вашей «Хиджры» уже были и наша «Фракция Красной армии», которую немецкие средства информации окрестили «бандой Баадера-Майнхоф», и итальянские «Красные бригады». Они взрывали универмаги, грабили банки, похищали промышленников и банкиров, требовали выкуп, а затем убивали своих заложников еще до получения денег, просто чтобы показать, на что способны. Как террористы, они преуспели только в одном — в терроризировании населения. Правительство мобилизовало все силы, чтобы их поймать. Оно поставило своей целью создать такую прогнозирующую модель, которая помогла бы вычислять террористов. Сейчас эта методика известна как «моделирование личности», а разработал ее человек по имени Хорст Херольд. Он попросил компании открыть для него их базы данных. Он изучал записи туристических агентств, счета за отопление, телефонные счета, оплату бензина на заправочных станциях. Он установил на дорогах камеры, фиксирующие номера машин, и заносил каждый проданный проездной билет по всей стране в свой всевидящий компьютер. Он хотел знать, как террористы передвигаются, где останавливаются, какую модель машины предпочитают угонять. Кстати, если вам интересно, таковой оказалась четырехдверная «БМВ». В общем, делалось все, что необходимо для воссоздания картины их передвижения. До какого-то момента эта модель работала. Хорст Херольд действительно поймал и посадил лидеров тех движений, которые я только что перечислил. Но люди чувствовали себя неуютно. Херольд слишком много знал о нас, я имею в виду всех нас. Граждан превратили в прозрачных людей: государство могло заглядывать в них и узнавать все их секреты. Все это дело здорово отдавало нацизмом. Гестапо. В руках государства оказалось слишком много власти.
Визель помолчал и, обойдя стол, вернулся в свое кресло. Он молча вздохнул, не сводя взгляда с Чапела и Сары. Затем снова обрел спокойствие, но его тон оставался воинственным.
— Я не позволю, чтобы эти дни вернулись. У нас больше не должно быть прозрачных людей. Если хотите увидеть финансовую историю частного лица, дайте мне конкретное обоснование. Докажите, что совершается преступление.
Чапел сел в кресло и положил копию отчета на стол. Он чувствовал себя раздавленным теми самыми принципами, которым он и сам пытался следовать. О каком невмешательстве в личную сферу может идти речь, когда на кону жизни людей? Почему одно исключение угрожает всему правилу? Если вы невиновны, то вам не о чем беспокоиться. Он упрямо перебирал бумаги. Визелю подавай преступление? Отлично. Раз оказывать финансовую поддержку закоренелому террористу можно безнаказанно, Чапел найдет другое правонарушение. Он переворачивал страницу за страницей, его терпение лопалось. Внезапно взгляд зацепился за одно слово, и он опять вернулся к этой странице, прочитал абзац-другой и понял, что вот он, аргумент, прямо перед ним.
