Дин Кунц - Ночь Томаса
— Случай, чел, это ужасно.
— И он слеп на один глаз.
— Теперь я понимаю, как ты научился состраданию.
— Учение далось мне нелегко.
— Знаешь, что я собираюсь сделать? Вытащу все зубы и заменю их на импланты.
— Ух ты.
— Ради Фредди.
— Любовь заставляет мир вертеться. Но все же…
— Они делают наркоз. Это безболезненно.
— Надеюсь, что это правда.
— Если врач солжет, потом я его убью.
Он рассмеялся, и я рассмеялся и выстрелил в него под столом из пистолета миссис Моран.
Рыжеголовый машинально тоже нажал на спусковой крючок, пуля просвистела мимо моей головы, я достал пистолет миссис Моран и уже над столом всадил в рыжеголового две пули.
Он чуть не свалился назад вместе со стулом, но потом упал на стол, мертвый, как Линкольн, но не столь великий, а пистолет вывалился из его руки на пол.
Какое-то время я просто сидел, не мог подняться, меня трясло. И я так замерз, что дыхание, наверное, срывалось с губ изморозью.
Когда рыжеголовый застрелил чифа, я отпрянул, и мне удалось упасть на жену священника лицом вниз.
Преподобный не ошибся: под блейзером оказался пистолет в плечевой кобуре.
Наконец я поднялся из-за стола. Подошел к раковине, положил пистолет на разделочный столик.
Включил горячую воду. Сполоснул лицо. Никак не мог согреться. Замерзал.
Какое-то время спустя понял, что мою руки. Вероятно, мою давно. И воду пустил такую горячую, что кожа стала ярко-красной.
Глава 48
Хотя мне не хотелось вновь прикасаться к пистолету Мелани Моран, я буквально услышал, как Судьба кричит мне, что я должен учиться на собственном опыте. И текущий урок, который я только что усвоил, состоял в следующем: никогда не заходи в дом священника без оружия.
В гостиной, пока свободной от трупов, я воспользовался телефоном, чтобы позвонить в санта-крузское отделение Министерства внутренней безопасности. Номер мне дали в справочной, куда я звонил из телефона-автомата у дежурного магазина.
Мой звонок принял скучающий младший агент, который прекратил зевать, едва я представился тем парнем, который подогнал к берегу буксир с четырьмя атомными бомбами, в бухте, образовавшейся у выхода к морю каньона Гекаты.
Они уже слышали об этом, вызвали из Лос-Анджелеса подкрепление, и он выразил надежду, что у меня нет желания поговорить с прессой.
Я заверил его, что такого желания у меня нет, если на то пошло, мне не хотелось говорить и с ним, потому что в последнее время я только говорю, говорю и говорю и разговорами сыт по горло. Потом сообщил ему, что взрыватели от четырех бомб будут в кожаной сумке, которую они найдут в контейнере для сбора одежды Армии спасения, что стоит на углу Мемориал-Парк-авеню и Хайклифф-драйв.
— Я рассказал ФБР про буксир, а вам рассказываю про взрыватели, потому что полностью не доверяю ни одному ведомству, — объяснил я. — И вам советую не доверять полиции Магик-Бич.
Положив трубку, я прошел к парадной двери и выглянул через одно из боковых окон, расположенных по обе стороны двери. Койотов не увидел и покинул дом.
За моей спиной зазвонил телефон. То ли молодой агент забыл задать какой-то вопрос, то ли какая-нибудь компания хочет предложить воспользоваться ее услугами и купить что-то очень нужное.
Когда же добрался до ступенек, стая материализовалась передо мной, словно туман являлся не состоянием атмосферы, а служил порталом, который переносил койотов с далеких материковых холмов в прибрежную ночь. Легионы сверкающих желтых глаз светились в темноте.
Я попытался вспомнить слова Аннамарии, произнесенные ею в зеленой зоне у каньона Гекаты, которые оказались столь эффективным оружием в противостоянии с койотами.
— Вам здесь делать нечего.
Я спускался по ступенькам, а койоты и не думали отступать.
— Остальной мир ваш… но не это место в настоящий момент.
Я ступил с последней ступеньки на дорожку. Койоты надвинулись на меня, некоторые негромко рычали, другие повизгивали, как бы говоря, что очень хочется есть.
От них шел запах мускуса, лугов и крови.
Я продолжал наступать на них.
— Я — не ваш. Теперь вы можете уходить.
Они определенно полагали, что я ошибаюсь, что я как раз их, что они видели в меню отведенную мне строчку, и не желали отступать, наоборот, напирали на меня.
Аннамария цитировала Шекспира: «Добродетель смела, а чистота бесстрашна».
— Я знаю, что вы только такими кажетесь, — сказал я койотам, — и я вас не боюсь, кем бы вы ни были.
Конечно, я лгал, но эта лживая фраза ничем не отличалась от других, которыми я потчевал чифа Хосса Шэкетта и его приспешников.
Один койот ухватил левую штанину моих джинсов, дернул.
— Теперь вы можете уходить, — повторил я строго, но спокойно, без дрожи в голосе, подражая Аннамарии.
Другой койот вцепился в правую штанину. Третий попробовал на зуб левую кроссовку.
Рычали они все агрессивнее.
Из тумана, разделяя мохнатые ряды, появился еще один койот, более высокий, с широкой грудью и большой головой.
Койоты общаются, особенно на охоте, посредством движений гибких и подвижных ушей, местоположением хвоста, используя другие части тела.
И пока вожак стаи шел ко мне, остальные койоты в точности повторяли перемещения его ушей и хвоста, словно он готовил их к атаке.
Я не остановился.
Хотя я озвучил все слова, которые произнесла в зеленой зоне Аннамария, ее рядом со мной не было, и по всему выходило, что этот фактор станет решающим в превращении койотов побежденных, убегающих, поджав хвост, в койотов победителей, вгрызающихся в мою шею.
Не так уж и давно, в Кирпичном районе, глубоко внутри меня тихий голос подсказал: «Прячься», когда из-за угла появился грузовик, принадлежащий Портовому департаменту. Теперь тот же голос произнес в голове другое слово: «Колокол».
Конечно же, они никак не могли отреагировать на этот серебряный колокольчик размером с наперсток, такой маленький, такой далекий от мира койотов, да еще и тусклый, совершенно неприметный в темноте.
Тем не менее, когда я вытащил его из-под футболки и положил на синеву свитера, в отличие от первых двух, без единого слова, вышитого на груди, взгляд вожака устремился к колокольчику, как и взгляды остальных.
— Остальной мир ваш… — повторил я, — но не это место в настоящий момент.
Вожак по-прежнему приближался, но некоторые койоты попятились от меня.
Приободренный, я обратился непосредственно к вожаку, скрестив с ним взгляд.
— Теперь вы можете уходить.
Он не отвел глаза, но остановился.
— Теперь вы можете уходить, — настаивал я, надвигаясь на него, смело и без страха, как и советовал Шекспир, хотя уже не мог похвастаться добротой и чистотой в той мере, как мне бы того хотелось. — Давайте, — гнул я свое, одной рукой прикоснувшись к колокольчику на груди. — Уходите.
В какой-то момент глаза вожака вроде бы сверкнули яростью, хотя звери не способны на ярость, это чувство, как и зависть, человек оставляет за собой.
Но тут же глаза вожака затуманились, в них уже читалось замешательство. Он поднял голову, оглядел быстро редеющие ряды своего войска. Похоже, не понимал, как сюда попал, как оказался в столь поздний час в этом незнакомом месте.
И когда он вновь посмотрел на меня, я уже знал, что он именно тот, кого я и видел перед собой, прекрасное творение природы, и ничего больше. А что-то темное, если и оно и было, уже покинуло его разум.
— Иди, — мягко приказал я, — возвращайся домой.
И скорее кузен собаки, а не волка, вожак попятился, развернулся и принялся искать тропу, которая вела домой.
Через четверть минуты туман скрыл все желтые глаза. Полностью растворился в нем и запах мускуса.
Я без помех прошел к «Мерседесу» и уехал.
На углу Мемориал-Парк-авеню и Хайклифф-драйв стоял контейнер, в который Армия спасения собирала ненужную одежду. Ее полагалось класть во вращающийся ящик, из которого, если его повернуть, она попадала в закрытый на замок контейнер.
Когда я попытался достать сумку из багажника, мне показалось, что она стала тяжелее самого автомобиля. Но внезапно я понял, что многократно возросший вес сумки сродни появлявшимся из тумана койотам, свету и звуку, источник которых находился под решеткой ливневой канализации, украшенной стилизованной молнией, и, скорее всего, их нужно ассоциировать с фантомом, который сидел на качелях, установленных на крыльце.
— Двадцать фунтов, — твердо заявил я. — Не больше двадцати фунтов. Хватит с меня. В эту ночь хватит.
Я с легкостью поднял сумку. Она уместилась во вращающемся ящике, и я вывалил ее на груду одежды, которая находилась в контейнере.
Закрыл багажник, вновь сел за руль «Мерседеса» и поехал к дому Блоссом Роуздейл.
