Мариша Пессл - Ночное кино
– Уродиной Оливия не была, – вещал Бекман. – Отнюдь. Темные волосы, приятное личико – миловидная девочка. Но если в комнате появлялась ее сестра, окружающие интересовались Оливией не больше, чем ситцевой занавеской.
Девочки были дочерьми полка. Мать – медсестра, отец Джон – врач на авиабазе в Ируме. В 1950-м они переехали из Японии в Пасадину, штат Калифорния, и спустя несколько месяцев отец сбежал из семьи, оставив ее в долгах как в шелках, отчего матери пришлось устроиться горничной и посудомойкой в мотель. Спустя многие годы Марлоу наймет детектива и узнает, что отец переехал в Аргентину, где живет с мужчиной, полковником в отставке.
Об отце сестры никогда не поминали.
Они соперничали с начальной школы. Оливия резала одежду Джей-Эл и мочилась на ее зубную щетку. В отместку та попросту приходила туда, где уже была Оливия, – в балетную школу, в хор, – отчего сестра оборачивалась, как выражался Бекман, «крохотной дырочкой на обоях». Потому что Джей-Эл тоже умела танцевать – да и петь. К тому же Оливия была застенчивая, чопорная и нервная – а Джей-Эл травила грязные моряцкие анекдоты и хохотала, запрокидывая голову. Она была вылитая Ава Гарднер, только блондинка: лицо сердечком, зеленые глаза, ямочка на подбородке (словно Господь, желая оставить автограф на этом своем творении, гордо вдавил туда большой палец). Все, от балетмейстера и хормейстера до друзей Оливии, теряли голову.
Коверкая сестрины инициалы, Оливия тишком звала ее Жа Ло Эндикотт.
После началки они учились в разных школах – мать пыталась ослабить напряжение, – но любой мальчик, которого приводила домой Оливия, неизбежно влюблялся в Джей-Эл. Она что, нарочно? Красота ее – вина ее?
Ничего тут не поделать, пояснял Бекман.
– Если тебе за так дадут «астон-мартин», ты сядешь и помчишься – проверишь, быстро ли едет. Естественно, подростком Марлоу перегибала палку. Если Оливия делала гадость ей – тибрила домашку по математике или подмешивала майонез в кольдкрем, – Джей-Эл в шортах и топе ложилась на диван смотреть «Телетеатр Форда»[63] на глазах парня Оливии. Когда та предлагала ему перейти в другую комнату, бедный обезумевший пацан ее даже не слышал.
Оливия старалась не подпускать друзей к дому, но скрывать сестру от людей – все равно что запихивать солнце обратно за горизонт.
– Ну и что оставалось Оливии, простой смертной, которую генетика цепями приковала к богине?
Оливия сбежала из дома.
В 1964-м, в шестнадцать лет, она с двумя подружками из «Балетной школы мисс Дайны» переехала в Западный Голливуд. Через три месяца обзавелась агентом и снялась статисткой в крошечном эпизоде «Пляжных игр» 1965 года[64]. Оливия была старательна, исполнительна, репетировала больше всех. Она наконец-то обрела голос и призвание, ей стали давать роли на телевидении, в том числе в сериалах «Беги во весь дух» и «Дни в Долине Смерти»[65].
– Впервые в жизни она почувствовала, что существует, – говорил Бекман.
Джей-Эл в то время об актерстве даже не задумывалась. Она открыла для себя секс, потеряв невинность с учителем естествознания. Но когда об Оливии написали коротенькую заметку «Восходящие звезды» в «Вэрайети», Джей-Эл, чтоб нескучно было, прогуляла школу и явилась на открытые пробы телесериала «В бой!»[66]. Ассистент режиссера по кастингу влюбился в нее, но решил, что вместо шипастой скороговорки «Джей-Эл Эндикотт» ей нужно другое имя.
По случайности он тогда читал «Глубокий сон» Реймонда Чандлера про знаменитого детектива Филипа Марлоу. А еще перед ним лежал скандальный лос-анджелесский таблоид «Конфиденциально: между нами, без цензуры» за десять центов, открытый на статье о якобы наркомании Говарда Хьюза.
Так он и склеил имя, достойное королевы кино: Марлоу Хьюз.
Золотой шанс выпал Марлоу в 1966-м – она сыграла Женщину в «Аппалузе» с Марлоном Брандо (и недолго крутила с ним роман). Оливия между тем прозябала на второсортном телевидении, играя в эпизодах «Шоу Энди Гриффита» и «Ястреба»[67]. К 1969-му Марлоу стала звездой, снялась в четырех фильмах, и ее имя трубили афиши над Сансет-бульваром. Оливия ретировалась в Нью-Йорк – попробовать себя на сцене. В 1978 году, на садовом приеме Уоррена Битти в отеле «Беверли-Хиллз», Марлоу познакомили с удалым Майклом Принсом Уинтропом Дюпоном, отучившимся в Принстоне футболистом, героем войны, одним из наследников состояния «Дюпон», прототипом удалого миллионера Лео Фарнсуорта, персонажа Битти в «Небеса могут подождать»[68]. За невозможную красоту и старомодное обаяние все звали его Принцем. Через три месяца Марлоу и Принц объявили о помолвке.
Жизнь Марлоу сияла так ярко, что впору было надевать черные очки, а жизнь Оливии между тем тускнела и истаивала. Ей удалось раздобыть лишь место дублерши в бродвейской постановке «Ржавчины в ванне» 1972 года, которая закрылась прямо в вечер премьеры[69].
По слухам, сестры не разговаривали друг с другом тринадцать лет. Одна на Западном побережье, другая на Восточном, – казалось, расстояние наконец безопасно их разделило.
Но 25 октября 1979 года вмешался роковой случай.
Марлоу с друзьями каталась верхом в Монтесито, и ее коня спугнула газонокосилка. Конь встал на дыбы, кинулся в галоп, выпрыгнул через забор на шоссе 101 и выбросил Марлоу из седла. Та чудом отделалась лишь множественными переломами левой ноги, однако до того серьезными, что врачи велели ей два месяца лежать на растяжке в больнице «Сидарс-Синай».
Каждый день после обеда Принц являлся к постели Марлоу и читал невесте вслух. Два месяца истекли, и врачи решили, что ей нужно полежать еще несколько недель. Принц продолжал ее навещать – но в один прекрасный день опоздал, назавтра опоздал еще больше, а на третий день не явился вовсе. Он отсутствовал десять дней – и все десять дней Марлоу не знала о нем ничего, – а затем вновь пришел в больницу.
И объявил, что помолвка отменяется. Извиняясь, рыдая от печали и стыда, он преподнес Марлоу Хьюз платиновое кольцо с черной жемчужиной; на платине были выгравированы четыре слова: «Лети дальше, прекрасное дитя».
Марлоу была убита. По словам медсестер, она пыталась выброситься из окна палаты. Спустя месяц, через два дня после ее выписки, «Нью-Йорк таймс» опубликовала поразительное объявление: «Наследник „Дюпон“ Принц женится на актрисе Оливии Эндикотт».
Тихая свадьба состоялась в семейном поместье в долине реки Гудзон.
Никто, даже Бекман, не имел представления, как Оливии это удалось – где она познакомилась с Принцем и как умудрилась его нежные чувства к Марлоу, одной из прекраснейших женщин на свете, обратить на себя, женщину обыкновенную. Кое-кто предполагал гипноз и даже сделку с дьяволом, начиная прямо с рокового падения с лошади.
Или попросту плачевное стечение обстоятельств?
Марлоу никогда публично не высказывалась об этой истории, но спустя годы, когда в интервью ее спросили о сестре, ответила: «Я не помочусь на Оливию, даже если она будет сгорать заживо».
Марлоу полетела-таки дальше – во всяком случае, попыталась. Она выходила замуж трижды: за художника-постановщика в 1981-м, потом за Кордову в 1985-м – этот союз протянул всего три месяца, хотя, снимая «Дитя любви», Кордова выжал из нее потрясающую игру, – и за ветеринара в 1994-м. С ветеринаром она развелась четыре года спустя. Детей у нее не было. На пятом десятке сюжетная линия персонажа мисс Хьюз привела ее туда, где до нее побывали многие кинобогини: она стала смертной. Постарела. Ей больше не предлагали ролей. Последовала пластическая операция, поползли слухи о том, что она плотно сидит на болеутолителях, затем случилось ее позорное появление в «Супермене 4: Борьба за мир»[70], где макияж у нее был такой, словно его накладывали фломастерами, и после недолгой борьбы она исчезла прочь с глаз публики.
Оливия по сей день замужем за Принцем. У них три сына. Последние двадцать семь лет она заседает в совете директоров Метрополитен-музея, а в светской жизни Нью-Йорка это наивысший взлет.
– Марлоу досталась слава, Оливии – принц, – негромко, нараспев заключал Бекман, блистая глазами в свете камина. – Но кто выиграл в жизни?
Общее мнение гласило, что Оливия.
– Не исключено, – отвечал Бекман. – Но кто знает, какая зависть глодала ей нутро, точно кислота – ржавые трубы?
Был и завершающий аккорд. Касался Кордовы.
Уже выйдя за Принца, Оливия Эндикотт в восьмидесятые работала тут и там на Бродвее, хотя забросила сцену, дабы посвятить себя материнству, супружеству и благотворительности.
Однако по-прежнему рьяно поклонялась Кордове.
