Корнелл Вулрич - У ночи тысяча глаз
— Маленькая моя девочка, — еле слышно пробормотал Рид.
Глаза у него медленно закрылись.
Она быстро повернулась к Шону — пожалуй, даже чересчур быстро.
— А теперь вы расскажите нам, как впервые выпили.
— Ну, это выглядело вовсе не так романтично, как у вас, — заговорил он, доверительно наклонившись к ним. — И случилось не в Риме, а в Джексон-Хайтс, штат Нью-Йорк. И пил я не шампанское, а джин. И никто в этом не участвовал, кроме одного моего дяди, мир праху его, отставного капитана полиции. Он жил не с нами, но в те дни гостил у нас. Родственники подозревали, что он поддает втихую, но он был холостяк, так что никто никогда не видел, как все происходит. Ах да, главное-то вот в чем: я обогнал вас на два или три года. Мне в то время стукнуло тринадцать.
— Что вы говорите! — удивилась она, а Рид усмехнулся.
— Во всяком случае, я катался на роликовых коньках по улице, пришел домой весь мокрый, и мне страшно хотелось пить. Дядя, должно быть, зашел в комнату как раз передо мной, а потом вышел взять очки, или газету, или тонкую сигару. На столе у меня перед носом оказалось пол стакана бесцветной, освежающей на вид жидкости. Вы когда-нибудь видели, как испытывающий жажду мальчик такого возраста пьет воду? Р-раз — и готово, стакан пустой. Спиртного у нас дома никогда не водилось, так что откуда мне было знать? Сначала я подумал, что с потолка обвалилась вся штукатурка и расплющила меня в лепешку. Потом решил, что внутри у меня что-то загорелось и я сгорю до смерти. Во всяком случае, когда домашние услышали странный шум и вбежали в комнату, они обнаружили, что я держусь за живот и исполняю индейский танец войны, издаю соответствующие звуки и топочу ногами. Добрых пять минут все носились за мной и никак не могли заставить меня постоять спокойно и объяснить, что произошло. Падали стулья, какие-то вазочки, словом, творилось что-то ужасное. В конце концов меня так развезло, что вы таких пьяных сроду не видели, я пел, спотыкался, икал. Тут мать почуяла идущий от меня запах и вышла из комнаты, вытирая слезы передником и призывая на помощь всех святых. Но самое несправедливое заключалось в том, что никому и в голову не пришло обвинить дядю. Все думали, что я сам нашел бутылку и налил себе. Мне дали проспаться и на другой день устроили мне грандиозную порку.
— Ну а почему же вы…
— Так уж меня воспитали: не винить других людей, ничего на других не сваливать. И оно окупилось, причем не раз. Когда дядя уезжал, потихоньку сунул мне пятидолларовую купюру и подмигнул. Я понял за что. В общем, до того, как стал пить, полностью излечился от любви к спиртному. Даже теперь не переношу ни запаха, ни вкуса крепких напитков — во всяком случае, джина. Обожаю пиво. Для меня это было своего рода страховкой от алкоголизма методом Кили, проведенное превентивно.
Рид обернулся и украдкой посмотрел на дверь:
— Она открыта, Джин.
— Но это вращающаяся дверь в буфетную, милый, ты же знаешь, ее нельзя крепко закрыть.
— Но я только что видел, как она качнулась. Немножко подалась вперед, затем снова назад.
— Вероятно, поток воздуха, небольшой сквознячок, — попытался успокоить его Шон.
Она встала, подошла к двери и поставила перед нею стул:
— Ну вот, теперь не будет раскачиваться.
Джин вернулась к столу, остановилась у отца за спиной, обняла его за плечи. Какое-то мгновение отец не видел ее лица, зато его видел Шон.
— Выпей еще немного шампанского, милый. Пока оно совсем не выдохлось. Ну-ка, мы выпьем с тобой на брудершафт, ты и я. — Их руки переплелись, и они выпили.
— Желает ли джентльмен с другой стороны стола, чтобы я и с ним выпила на брудершафт? Он о чем-то задумался? Не находит слов? А-а, просто завидует!
Она потянулась к нему, взялась за конец его галстука-бабочки, дернула за него, и узел развязался.
— Если мне не изменяет память, когда-то это считалось приглашением.
— Приглашением к чему? — спросил Шон.
— Совершенно верно — к чему? Этого я так и не узнала, — призналась она. — Сроду еще такого не делала. Вероятно… снова завязать галстук.
Он вдруг нанес ей ответный удар, когда она меньше всего ожидала: взялся за ее вельветовый бант и попытался развязать его. Ничего из этого не вышло.
— Мужлан, — ласково пропела она. — Он же так сшит.
— Да, теперь знаю, — с грустной миной Пьеро ответил он, разглядывая свои неловкие руки.
Наступила ее очередь. Она пробежала пальцами по его волосам, и они встали торчком, напоминая метелку из перьев для смахивания пыли.
Он скрестил руки на груди, снисходительно глядя на нее с бесконечным терпением.
— Играете с динамитом, мэм. Вам не миновать беды, не успеет еще эта ночь за… — Он быстро замолчал.
Рид, казалось, ощутил поток холодного воздуха или приступ одиночества.
— Вы оба так далеко от меня. Вокруг меня слишком много пустого пространства. Пододвиньтесь поближе, — взмолился он. — Чуточку поближе.
— Ну что ж. Я пододвинусь до угла со своей стороны. А вы — до угла со своей, Том.
— Обойдите вокруг стола, — запинаясь, сказал Рид. — Сядьте рядом со мной.
Они поставили свои стулья рядом с ним.
— Но ведь в таком случае вся противоположная сторона оказывается удивительно голой, — не имея в виду ничего плохого, возразил Шон.
— Передо мной стол, — просто ответил Рид.
— Так уютней, — поддержала она. — После основного блюда уже неважно, где вы сидите. — Она обняла отца за плечи. Шон поднял руку и тоже обнял его.
— Ну вот, голова к голове, вот так, — продолжала она. — Кто-нибудь знает какие-нибудь анекдоты? Самое время для хороших анекдотов. И не обязательно, чтобы они были чистыми, можно прибегнуть к помощи эвфемизмов.
— Я знаю один про фараона, — вспомнил Шон, — он чистый, а вот хорош ли, не мне судить.
Она потянулась к пачке сигарет, которую он положил перед ними, со словами:
— Терпеть не могу женщин, которые приходят на обед без своих сигарет.
Шон рассказал анекдот. Он оказался не слишком веселым, зато намерение его было добрым. Джин долго смеялась, выражая свое одобрение.
— А теперь вы.
Она рассказала свой, слишком уж тонкий и умный.
Лицо у Шона совершенно не изменилось.
— Не понял.
— Он хочет, чтобы я снова повторила это слово, — запротестовала она. — Enceinte.[7] Ну, вы удовлетворены?
— По запаху?[8] Но что же она имела в виду, говоря это? Тут невольно на память приходят чистокровные гончие…
Отчаявшись, Джин хлопнула его по руке:
— Как-нибудь в ближайшем будущем нам с вами, милый мой, предстоит долгий разговор. Я вижу, есть много такого, о чем вам никто никогда не говорил.
— Только когда речь заходит о французском, — парировал он.
Она встала и оскорбительно щелкнула у него перед носом пальцами. Шон откинул голову, сделав вид, что испугался.
Джин принесла на подносе чашечки с кофе:
— Кофе с коньяком. Хотите увидеть синее пламя? Дайте спичку, покажу.
Он самым неподдельным образом поразился, поскольку, очевидно, никогда прежде не видел горящий cafe-cognacs.
— Но как же его пить? — невинно спросил он.
Она засмеялась:
— Вот такой вы мне нравитесь. Мужчины должны быть немножко простаками. Боже, терпеть не могу умников. Сначала задуйте пламя, cheri.[9] Давайте послушаем музыку! — воскликнула она, властно постучав по столу. — Хочу танцевать! Поставьте что-нибудь в той комнате на пианолу.
Сначала до них донеслась музыка, потом вернулся он. Дверь не распахнул настежь, а оставил лишь слегка приоткрытой, чтобы было слышно музыку.
Она встала и протянула руки:
— Идемте! Потанцуйте со мной.
Рид встревоженно повернулся бочком на стуле, чтобы по-прежнему видеть их.
— Не слишком далеко, — прошептал он, умоляюще глядя на нее.
— Мы здесь, у тебя за спиной, — пообещала она. — Прямо за твоим стулом. Потопчемся на одном месте, как в тесном ночном клубе.
Шон покачивался, словно не зная, когда начинать.
— Что это? — спросил он.
Она прислушалась к ритму:
— Танго. Вы даже не заметили, что поставили. Пошли, я покажу вам, как его танцевать. — Она слегка его встряхнула, от рук и выше. — Ну же. Ведите! Вы что, к месту приросли?
Он притянул ее к себе:
— А что теперь?
— Теперь разожмите руку, вытяните ее. Вот так. Двигайтесь вперед по косой. Ну вот, у вас получается.
— Но ведь так вы окажетесь у стены.
Она закатила глаза к потолку:
— Послушайте, мы же танцуем, а не осматриваем зал. Поверните и идите в другую сторону.
— А куда же девать руки? — спросил он, бросив на них взгляд.
— Они сами потянутся за вами.
Назальный тенор в соседней комнате затянул припев.
— О-о. — Она резко остановилась, как будто что-то было не то, и легонько оттолкнула его от себя. — Быстренько пойдите и смените пластинку, — тихо шепнула она. — Испанские слова могут подействовать на него. Мы оба говорим по-испански.
