Корнелл Вулрич - У ночи тысяча глаз
— А вы уверены, что мы не переигрываем? Придавая ей такое значение, невольно подчеркиваем, что это последняя трапеза перед…
— Все равно он помнит о предсказании. Если нам и удастся изгнать из его головы мысль о нем, так только с помощью подобных уловок. Не забывайте, мы боремся против смерти, против самой смерти, которая засела в нем. Попробуйте, Джин, ну пожалуйста. Вы обещаете?
Она молча кивнула. Шон испугался, что она сейчас расплачется, глаза у нее подозрительно увлажнились.
— Сейчас пойду и приготовлю несколько коктейлей. Думаю, нам с вами надо выпить чего-нибудь покрепче, прежде чем я поднимусь наверх и приведу его. Право, без куражу не обойтись.
— Прежде чем уйти, спуститесь на минутку в подвал, — попросила она. — Вот ключ. Хочу, чтобы вы принесли… Вы разбираетесь в марках вин?
— Нет, — откровенно признался он.
— Ну, в таком случае запомните. Поищите там открытый ящик. Увидите на нем надпись: «Veuve Clicquot. 1928. Fine champagne».[6]
— Фин?
— Оно пишется как наше «файн». Принесите бутылки три.
— Три?! Не многовато ли?
— Нет, оно очень легкое. Если и можно развеселиться, так только с помощью этого средства.
Он дошел до дверей, потом вернулся:
— У него есть любимые пластинки? Хочу поставить их на пианолу, чтобы…
— В последнее время он все заводил «Танец смерти» Сен-Санса, но вчера я выбросила эту пластинку. Тут надо поосторожней. Какую-нибудь танцевальную музыку для нас с вами, так безопаснее. Потому что любое, что ему слишком нравится, тут же наводит на мысль, что он этого больше никогда не услышит, что он расстается с ним навсегда. И тогда все наши старания окажутся напрасными.
Шон снова заглянул к ней после того, как наполнил шейкер, принес шампанское и поставил бутылки в ведерко со льдом.
— Все готово? Пошел за ним.
— Ваш галстук…
— Ах да. Совсем забыл. Пустяки, всего лишь уловка. Я один из тех редких парней, которые умеют завязывать галстук-бабочку.
— Все равно я вам помогу.
Их лица на мгновение оказались совсем рядом.
Она сделала шаг назад, с одобрением на него посмотрела.
— А я-то как? Выгляжу нормально? — спросила Джин без всякого кокетства, озабоченно и мучительно.
— Выглядите так, как вам и следует выглядеть, готовясь к такому делу. Вот, выпейте-ка. Практически без воды. Придаст уверенности.
Она посмотрела на стакан. Потом подняла его и, чокнувшись с Шоном, произнесла:
— За наш успех.
— За наш успех, — согласился он.
Они поставили стаканы.
— Том, не поймите меня неправильно. Поцелуйте меня, пожалуйста. Мне непременно нужно, чтобы, прежде чем все начнется, кто-то меня поцеловал. Это придаст мне смелости. А тут никого больше нет. Его попросить я не могу. А мне непременно нужно, чтобы меня поцеловал кто-то, кто сильнее, увереннее меня.
— Хотел бы я быть сильнее, — мягко сказал он.
Соприкоснулись только их губы.
— За предстоящую работу, — пробормотала она.
— За предстоящую работу, — повторил он.
Она открыла глаза. Они стали чуточку светлее. И улыбнулась она просто и искренне:
— А теперь приведите его.
Джин ждала их в столовой, уже без кухонного халата. Она была стройной и ослепительно красивой в нарядном серебристом платье с темно-красными вельветовыми бантами на плече и бедре. Она улыбалась одной из улыбок Шона, только гораздо лучше, теплее и мягче, чем когда-либо получалось у него.
Улыбаясь, она пробовала на язык соленый миндаль — ни дать ни взять легкомысленная женщина, поджидающая у обеденного стола гостей. Она вся купалась в лучах света и была сама прелесть. Но годилась ли для их цели? Ведь у любого сердце облилось бы кровью, стоило подумать, что ему придется навсегда расстаться с ней, что он видит ее в последний раз.
Они медленно спустились по лестнице. Шон поддерживал его под локоть, с другой стороны Рид опирался на перила. Потом повернули, пошли по ковру и увидели ее.
Комната была ярко освещена. Чтобы не осталось ни одной тени, Джин включила все лампы.
У Шона сперло дыхание, и он поймал себя на том, что думает: «Я бы тоже умер, если бы только мог посмотреть на тебя вот так всего лишь раз, прежде чем я…» И тут же выбросил эту мысль из головы как нечто такое, что вообще не имеет права заявлять о себе.
С притворной изысканностью она сделала книксен. Пошла им навстречу и поцеловала Рида в щеку.
— Добрый вечер, джентльмены, — сказала она весело и сделала вид, будто собирается поцеловать и Шона. Но в самый последний момент откинула голову и рассмеялась. — Ай-ай-ай, — шутливо засокрушалась она. — Какой конфуз!
— Ты выглядишь очень мило, — заметил Рид.
— А что скажет другой? Будут какие-нибудь комментарии?
— Вы настоящая фея, — сказал Шон.
— Надо посмотреть значение этого слова в словаре. — Она подмигнула отцу. — Представляешь, если бы на какой-нибудь вечеринке какой-нибудь джентльмен подошел к какой-нибудь симпатичной молодой крошке, стоящей у обеденного стола вроде нашего, и ляпнул бы: «Ты похожа на ведьму!»
— Готов спорить, что так говорил не один муж, — подбросил Шон. — Готов также спорить, что тот, кто это сказал, остался с подбитым глазом.
— А вам не кажется, это зависит еще от того, на чьей вечеринке он ее нашел? — ответила она.
Губы Рида невольно расплылись в улыбке. А они оба смущенно хихикнули.
Носком туфли она незаметно коснулась ноги Шона. Он понял, что она имеет в виду: хоть они чересчур переигрывают, но пока получалось неплохо. Так держать. Мы уже добиваемся успеха.
— Выпьем коктейль? — предложил Шон.
— Да, принесите сюда шейкер. Зачем всем ходить в другую комнату и снова возвращаться. — А когда они разошлись в стороны, она сумела шепнуть ему уголком рта: — Там есть часы.
Шон потряс шейкер и разлил коктейль.
Сейчас они стояли группой у шейкера. Одной рукой она обнимала отца за талию. Шон находился по другую сторону от него, легонько придерживая его за плечо. Они подняли крошечные треугольные стаканчики, наполовину наполненные розовым.
Джин посмотрела сквозь свой стакан на свет.
— Может, кто-нибудь скажет тост?
Шон выпалил:
— Ваше здоровье!
Они чокнулись и выпили.
— Ну что, еще по одному? На сей раз я выдам тост. Говорю вам: я сегодня плохая.
— А когда вы плохая, вы хорошая, — скаламбурил Шон.
— Но когда я хорошая, я одинокая. Ну что же, пьем до дна!
Они снова чокнулись.
И тут случилось непредвиденное. Шон и Джин, как прежде, держали маленькие стаканчики, а у Рида же в руке оказалась одна ножка. На полу возле его ног посреди мокрого пятна валялось несколько кусочков стекла.
Молодые люди мгновенно обменялись полными ужаса взглядами. Джин быстро заговорила, и так быстро, что фраза застряла у нее в горле, и половину ее она сжевала:
— Это к добру.
Большой палец Шона напрягся, раздался звук, похожий на хруст веточки, и вот у него в руке тоже только голая ножка. Однако чаша его рюмки лежала целая на полу, она не разбилась.
Джин опрокинула рюмку и с силой стукнула ее о край буфета. Та разбилась вдребезги.
— Теперь мы все квиты.
Страх перед страхом завладел ими обоими, Шоном и ею.
Нога Шона скользнула по полу, и осколки стекла исчезли.
Лицо Рида абсолютно ничего не выражало. Его глаза напоминали глаза на холсте, только художник нарисовал их чересчур большими. Он повернулся к Шону.
— Свой разбили вы, — тихо сказал он. — Мой разбился сам.
Джин быстро отошла от них и повернулась так, что юбка ее пошла кругалем. Это сразу же привлекло к себе внимание, потянуло за собой, будто каким-то центростремительным воздушным потоком.
— Давайте-ка начинать. Уж больно мы застоялись. — Она, вальсируя, оказалась за спинкой одного стула. — Вы здесь. — Потом коснулась другого. — А ты на своем обычном месте, папа. Гретхен сейчас принесет суп.
— Я помогу вам, — вызвался Шон.
Ее глаза быстро передали ему сигнал не оставлять другого мужчину одного, сигнал едва заметный, но тем не менее достигший цеди. Ее серьезность была ловко завуалирована за легкомысленной улыбкой, заигравшей на ярко накрашенных губах.
— Вечеринка, на которой все превращаются в официантов. У нас просто бригада по тасканию ведер. Кого-то же должны и обслуживать. — Она скорчила ему физиономию и быстро вышла через вращающуюся дверь в буфетную.
— Меня пнули ногой, — пожаловался Шон Риду, усаживаясь за стол, — но я не знаю, куда именно. Это по мне заметно?
Она вернулась так же, как и ушла, толкнув дверь и неся перед собой супницу.
— В данный момент вам было бы весьма кстати подсуетиться, — обратилась она к Шону.
— В какой, вы сказали, момент? — переспросил он, помогая ей поставить на стол супницу.
