Брижит Обер - Лесная смерть
Как обычно. Причем совершенно спокойно. А вдруг… нет, это невозможно, но все же… вдруг Иветта утратила рассудок? Эта довольно странная для нее манера произносить очень короткие фразы, да еще таким спокойным голосом — словно ничего и не случилось… Возможно, ей довелось испытать слишком сильный шок. В голове у меня тут же возникает сценарий катастрофы: Поль и Элен мертвы — или бьются в предсмертных судорогах — а Иветта, затащив меня в какую-то придорожную лачугу, что называется «съехала с катушек»: вообразила, что мы с ней — дома, и теперь «хлопочет по хозяйству»; стало быть, мы с ней здесь довольно скоро и окочуримся: я — прикованная к своему креслу, она — воображая, будто готовит пирог.
Однако на самом деле все не так — она вовсе не «хлопочет по хозяйству». Она вообще не шевелится. Если бы она хоть на миг пошевелилась, я бы непременно услышала это, тем более на паркетном полу.
Вопрос: где же тогда Иветта?
Качусь в своем кресле вперед — снова стена. Назад — стена. Вправо — стена. Влево — стена. Катаюсь крестнакрест — сплошные стены.
А где же Иветта? Я ни разу ее даже не коснулась. Равно как и не слышала каких-либо посторонних звуков. Я вообще слышу лишь гулкие и частые удары собственного сердца. Ну пошевелись же, Иветта; пожалуйста, пошевелись.
— Поль звонил.
Я буквально леденею с головы до ног. Точно: она сошла с ума. Но где же она? Ее голос звучит откуда-то справа. Качу кресло на голос. Никого.
— Поль…
Далее следует какой-то совершенно механического характера звук. Что еще за ерунда? Тридцать лет я знаю Иветту, однако подобных звуков она никогда не издавала. Черт возьми… Кажется, я начинаю понимать, что означают эти короткие фразы в полной тишине…
Это — не Иветта, это — магнитофон.
А значит, я попала-таки в лапы к нашему чудовищу…
Он похитил меня.
Спровоцировал автокатастрофу и похитил. А это означает, что Поль, Элен и Иветта мертвы — иначе бы они вызвали полицию.
Похоже, я совсем спятила. Да нет, не спятила… Ведь если я и в самом деле спятила, то где же они все, и почему Иветта, словно испорченная пластинка, все время повторяет одну и ту же фразу?
Мой дядюшка непременно забеспокоится, если мы не появимся у него. Станет повсюду звонить. Нас начнут разыскивать. И найдут. Всего лишь вопрос времени. Как в «Синей бороде».
Кому понадобился этот магнитофон? Зачем пытаться убедить меня в том, что Иветта — здесь? Чтобы я не беспокоилась? А тот стакан воды? Выпив ее, я тут же уснула — вне всяких сомнений, в воду что-то подсыпали, чтобы усыпить меня — но зачем? Почему бы не убить меня сразу же? Хотя, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания узнать ответ на последний вопрос.
— Элиза?
Элен! Ее голос прозвучал так неожиданно, что с перепугу я ударилась рукой о стену — ужас, как больно. Элен!
Интересно, а она — настоящая?
— Элиза! Вы здесь! О, Господи, если бы вы только знали!
Настоящая — ибо она бросается ко мне и сжимает меня в объятиях.
— Поль… он…
Она рыдает так сильно, что можно подумать, будто она хохочет. Мне, по-моему, уже не надо ничего объяснять. Я нервно сглатываю.
— Он мертв…
Я пытаюсь поднять руку.
— У него насквозь пробит затылок… — на едином дыхании произносит она.
А Иветта? Что с моей Иветтой? Сердце у меня колотится, как сумасшедшее.
— Иветта — в коме. Когда я пришла в сознание, то увидела, что все вокруг в крови; а потом увидела вас и Тони: он тащил вас с собой — усадил в коляску и куда-то ее повез; я совсем растерялась…
Она на мгновение умолкает, переводя дыхание; я напряженно вслушиваюсь, ожидая продолжения. Значит, Иветта моя — в коматозном состоянии…
— Взглянув на Поля, я тут же поняла, что он мертв… Потом остановила на шоссе какую-то машину, попросила водителя вызвать «скорую помощь» и полицию, а сама побежала за вами, и вот я здесь — в том самом сарае.
В том самом сарае? Но это же совсем в другой стороне от школы… Ну что ж, как бы там ни было, хорошего в этом мало. Значит, я — в том самом сарае, где был убит Микаэль?
— Он только что вышел — минут десять назад, сел в белый «рено» восемнадцатой модели и куда-то уехал. Воспользовавшись этим, я и решилась пробраться сюда. Нам нужно уходить, и как можно скорее.
Тони Мерсье был здесь? Он похитил меня? Мне вдруг делается совсем худо; не хватало еще сознание потерять — в такой-то момент! Мне хотелось бы сказать Элен о том, что она страшно рисковала, пробираясь сюда, поблагодарить ее, но я не могу — остается лишь поднять руку и сжать ее в кулак. Я даже не в состоянии понять, как она могла ради меня бросить посреди дороги тело Поля. Поль мертв… А Иветта…
Снаружи доносится звук приближающейся машины.
Элен. Где же Элен? Должно быть, пошла взглянуть, кто там приехал…
Машина останавливается.
Шаги.
Кто-то входит в сарай.
Медленно подкрадывается ко мне.
Во рту у меня так пересохло, что возникает ощущение, будто там и вовсе все намертво слиплось.
Чья-то рука ложится мне на плечо.
— Не бойтесь, я с вами.
Волосы у меня на голове встают дыбом, ибо голос говорящего мне отлично знаком — это голос Иссэра, фальшивого Иссэра; голос Тони Мерсье; голос убийцы.
— Стой!
Голос Элен — громкий, но чуть дрожащий.
— Оставь ее, Тони. Отойди!
— Элен…
— Отойди, тебе говорят!
Он повинуется — слышно, как скрипит паркет у него под ногами. Должно быть, у Элен в руках какое-то оружие.
— Зачем ты сделал это, Тони? Зачем ты вернулся?
— Ты прекрасно знаешь, зачем. Мне нужно было увидеть Виржини.
— Да ты совсем с ума сошел! Сейчас я расскажу вам одну небольшую историю, Элиза. Жил-был на свете один молодой человек; у него был маленький сын. В восьмилетнем возрасте мальчика убили два накачавшихся наркотиками юных подонка. Отец так и не смог пережить этого: он потерял интерес ко всему окружающему, ушел от жены. А при виде маленьких мальчиков, сколько-нибудь похожих на его сына, начал испытывать непреодолимое желание их уничтожить. Его новая жена довольно быстро сообразила что с ним творится, и хотела от него уйти. Тогда он сломал ей руку. А потом реализовал свои мечты. И был приговорен судом к пожизненному заключению. Жена уехала в Париж, начала там новую жизнь, но ему удалось-таки бежать из психиатрической лечебницы, и он явился сюда, дабы продолжить свою «великую миссию»: убивать, убивать и убивать.
— Красивая история. Малость, пожалуй, грешит отсутствием реальных фактов, но в целом звучит впечатляюще… А Элиза? При чем здесь, по-твоему, она? — усталым голосом спрашивает Тони-Иссэр.
— Элиза? Вы, Элиза, не знаете одной маленькой детали; вы очень на меня похожи: тот же рост, та же фигура, тот же цвет волос — то бишь женщина вполне в его вкусе, один к одному. Вот он и выбрал вас объектом для вымещения своей злобы — в вас как бы воплощен мой образ, к тому же вы очень дружны с Виржини, а Виржини знала, что он тут вытворял!
— Лжешь! Она ничего не знает!
— Да нет, она, конечно же, знает все. И вообще: что ты о себе возомнил?
Элен вдруг рассмеялась — но как-то горько.
— В конце концов она — моя дочь…
— Элен, опусти пистолет.
— Ни за что! Я сейчас убью тебя, Тони; уничтожу — только так и следует поступать с опасными животными вроде тебя. Поэтому сейчас я тебя пристрелю.
Нет! Нет, Элен, не делай этого! У нас с тобой нет права вершить суд! Я поднимаю руку, неистово сжимая и разжимая кулак.
— Слишком поздно, Элиза. Другого решения тут быть не может.
Ну как же так: есть и другое решение. Нужно просто вызвать полицию. Даже если Мерсье и сумасшедший, он все равно имеет право, как и положено, предстать перед судом. А Элен уже готова выстрелить — судя по тому, как звучит ее голос. Что же делать?
Я слышу щелчок — щелчок взведенного курка. Страшно хочется крикнуть: «Нет!»
— Если ты нажмешь на спуск, то никогда больше не увидишь Виржини, — спокойным голосом замечает Тони.
— Что ты такое плетешь?
— Ты думала, я пришел сюда, никак не обезопасив себя при этом? Виржини сейчас находится в одном укромном местечке, из которого ей никак не выбраться самой. Если ты убьешь меня, она тоже умрет — от голода, холода и жажды. Ибо, кроме меня, никто не знает, что это за местечко. И кричать она не может — у нее кляп во рту.
— Лжешь! — кричит Элен не своим голосом.
— Я встретил ее у школы, когда уроки закончились. Сказал, что работаю вместе с Полем. Она мне поверила. И пошла со мной. Так что, если ты убьешь меня, она тоже умрет.
Вот негодяй! Посмел связать своего собственного ребенка, да еще и кляп ему в рот засунуть!
— Ну что ты раздумываешь; давай же — стреляй! — вызывающим тоном произносит Мерсье.
— Где она? — кричит Элен.
— Там, где ей холодно, страшно; там, где нет больше ни души. Устраивает тебя такой вариант?
