К. Сэнсом - Седьмая чаша

— Достаточно, чтобы видеть, что Тамазин — настоящее сокровище.

— Я сумею защитить ее, — сказал он. — А нам с вами лучше задуматься о том, как поскорее изловить этого человека. Он либо один из наших знакомых и потому знал, что мы будем на болотах, и выяснил, где мы живем, либо…

— Либо что?

— Либо в нем действительно поселился дьявол.

Барак развернулся, открыл дверь и вышел.

В тот вечер все мы легли спать за полночь. Когда Гай уходил, я проводил его и уже на пороге шепотом рассказал о деле Стродира.

— Так я и думал, — сказал он.

Тамазин я отвел к себе домой. Барак принес из Олд-Бардж кое-какие вещи, и я устроил Тамазин в той же комнате, где она жила, когда ухаживала за мной во время болезни в прошлом году. Моя домоправительница ужаснулась, увидев ее лицо. Когда жена Барака устроилась на втором этаже, Джоан отвела меня в сторону и прошептала:

— Бедная девочка!

— Да-да, — ответил я. — Простите, что снова втягиваю вас в разные неприятности.

Я рассказал ей, что на Тамазин напал человек, которого мы разыскиваем, и что я послал привратника к Харснету за охраной.

— Тамазин и мастер Джек почти не разговаривают друг с другом. Как же так? После того, что с ней произошло…

— Я знаю, Джоан. Между ними встала ее обида и гордость Джека. Мы должны попытаться как-то помирить их.

— Но как же можно вмешиваться в отношения между супругами, сэр?

— Если этого не сделать, они скоро перестанут быть супругами.

Джоан выглядела испуганной, усталой и внезапно постаревшей. Я вспомнил, что давно собирался нанять для нее помощницу по дому, но так и не сделал этого. Я положил руку на ее плечо.

— Все будет хорошо, — сказал я с уверенностью, которой на самом деле не ощущал.

Взгляд, которым Барак наградил меня, спустившись этим утром к завтраку, красноречивее любых слов давал понять, что обсуждений его супружеской жизни он больше не потерпит. Тамазин страдала от боли во всем теле и поэтому осталась лежать в кровати.

Харснет откликнулся на мое послание с удивительной быстротой. Едва рассвело, от него пришел человек, мускулистый мужчина лет тридцати с угловатым лицом и цепким взглядом. Он сообщил мне, что его зовут Филипп Орр, что он — один из вестминстерских констеблей и согласился присмотреть за домом из уважения к коронеру, человеку, по его словам, хорошему и богобоязненному.

«Еще один праведник», — подумал я, хотя и был благодарен Харснету за то, что тот так быстро предоставил нам охрану.

С Орром коронер прислал письмо. Он писал, что желает срочно допросить настоятеля Вестминстерского собора Бенсона относительно бывшего лекаря и двух его помощников. Харснет просил меня и Барака сопровождать его и сообщал, что будет ждать у ворот аббатства в половине девятого утра. В письме также содержалось напоминание об утреннем заседании суда прошений в Вестминстерском дворце, где я должен присутствовать. Я был благодарен коронеру, что он не забыл и об этом.

— Он действует весьма расторопно, — сказал я Бараку, когда мы направлялись к Темзе, чтобы найти лодку.

Погода была теплой, но моросило, и ветер швырял нам в лицо пригоршни мелкого дождя.

— Лорд Кромвель всегда был хорошим воспитателем, — откликнулся Барак.

— Харснет — религиозный радикалист. Надеюсь, это не повлияет отрицательно на его профессиональные навыки.

— А мне он показался весьма умным, — ответил Барак.

Я промолчал, чувствуя, что мой помощник сейчас готов превратить любой разговор в перепалку.

Мы снова проделали путь от причала Уайтхолла до Вестминстера. Капать стало сильнее, и я порадовался, что догадался уложить документы в кожаную сумку, которую нес Барак. Вместо того чтобы повернуть, как обычно, налево, во двор Нового дворца, мы прошли мимо сторожки у ворот бывшей аббатской тюрьмы и оказались на Сивинг-лейн. Дождь прекратился, по небу бежали небольшие безобидные облачка, а их тени играли в догонялки, бегая друг за другом по земле.

Улицы Вестминстера бурлили от людей. Хорошо одетые парламентарии спешили к началу утренних заседаний, а нищие и уличные торговцы вовсю осаждали их. Некоторые члены парламента, жившие в Лондоне достаточно долго, уже научились отгонять эту назойливую публику высокомерным взмахом руки, но остальные еще не овладели этим искусством. Мужчину в красивой красной накидке и шапочке, вышитой самоцветами, торговцы окружили плотным кольцом, не давая пройти. Он, видимо, совершил ошибку, вступив в спор с кем-то из них, и они налетели, как стая скворцов на упавшую булочку.

— Нет, мне ничего этого не нужно! — жалобно восклицал он.

Кто-то потянул бедолагу за рукав, он вышел из себя и перешел на крик:

— Нет, нет и нет! Убирайтесь, дьявол вас забери, и уберите от меня свою дрянь!

Кто-то из коробейников тряс у него перед носом грошовым медным ожерельем.

Барак засмеялся.

— Вот ведь дурак деревенский! Они сожрут его заживо.

Внезапно перед моим лицом промелькнул длинный нож, и я инстинктивно отскочил назад. Это был торговец скобяным товаром. На шее у него висела связка ножей.

— Осторожней! — рявкнул я.

— Прекрасные стальные ножи, сэр! Самые лучшие!

Я оттолкнул его плечом, и мы двинулись дальше. Харснет уже ждал нас у старинных ворот. На нем была мантия юриста с приколотым в районе сердца королевским гербом, выдавленным на металле. Сцепив руки за спиной, он смотрел на Сивинг-лейн. Когда мы приблизились, коронер приветственно кивнул. Я сразу же принялся благодарить его за то, что он прислал ко мне Орра.

— Женщину необходимо оградить от возможной опасности. Если же злодей попытается проникнуть в ваш дом, у нас будет возможность схватить его. Орр — хороший человек. Надеюсь, ваша жена не очень пострадала, мистер Барак? — обратился Харснет к моему помощнику.

— Немного отдохнет, и все будет в порядке.

— Но что именно произошло?

Я рассказал Харснету о нападении на Тамазин. Он плотно сжал губы.

— Как это могло случиться? После встречи с настоятелем мы обсудим это во всех деталях.

— А что у вас, сэр? — спросил я его. — Сообщил ли кто-нибудь из соседних коронеров об убийствах столь же ужасных, как три наших?

— Никто и ничего. И мы по-прежнему блуждаем в потемках относительно того, откуда убийца знал своих жертв и почему выбрал именно их.

Харснет вздохнул и выдавил усталую улыбку.

— Что ж, посмотрим, что сможет сообщить настоятель Бенсон. Он будет ожидать нас в доме бывшего приора, который забрал себе после получения должности настоятеля.

Харснет нахмурился. Еще бы! Реформатор не мог одобрительно смотреть на то, как экс-монах наживается на растаскивании монастырского имущества.

— Я хотел спросить вас кое о чем, сэр. Не показалось ли вам на прошлой неделе, что за вами следят?

Коронер покачал головой.

— Нет.

— А вот мне показалось. Я полагаю, и вам следует быть поосторожнее.

— Благодарю вас, я непременно воспользуюсь вашим советом.

Харснет сделал глубокий вдох и направился через ворота во двор старого монастыря.

Территории, прилегающие к большинству бенедиктинских монастырей, издревле становились местами оживленной торговли. Но с Вестминстерской обителью все было иначе — отчасти из-за ее огромного размера, отчасти из-за того, что она пользовалась статусом убежища. Те, кого преследовало правосудие, могли укрыться за ее стенами, сразу же становясь недосягаемыми для закона. Так и получилось, что Божий дом оказался приютом разного рода злодеев, прятавшихся здесь от кары за свои преступления.

Территория бывшего монастыря была окружена домами и убогими лачугами, в которых обитали преступники всех мастей. Все они платили монахам приличную арендную плату. Большая часть старинных привилегий, которыми пользовались монастыри, канули в Лету вместе с самими монастырями (это был один из лучших починов короля Генриха), но убежище сохранило свой статус, и здесь по-прежнему скрывались от закона должники и мелкие воришки. При этом многие жили здесь до самой смерти, причем жили спокойно: вели бизнес в Лондоне, пользовались услугами адвокатов вроде Билкнэпа и каждое воскресенье посещали церковь Святой Маргариты, красивое, недавно перестроенное здание которой возвышалось в северной части монастырской территории.

Проходя мимо церкви, мы увидели группу людей. Двое из них были церковниками в белых сутанах.

— Боннер! — сказал, словно плюнул, Харснет.

Я тоже узнал приземистого, полного и круглолицего епископа Лондона, нагонявшего на всех страх. Он смеялся, разговаривая с другим клириком, возможно, викарием церкви Святой Маргариты. Я внимательно рассматривал епископа, который жаждал очистить Лондон от радикалов.

— Он производит впечатление веселого человека, — заметил я.