Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе

Свет на стадионе Малой лиги, который находится в четырех кварталах, погасили больше часа назад. Автобусы уже не ходят, но в барах – их в округе полно – громко играет живая музыка или гремят музыкальные автоматы. Двери открыты, мужчины и женщины в футболках и бейсболках «Сурков» стоят на тротуарах, курят, пьют из пластиковых стаканчиков. Моррис тащится мимо, не поднимая головы, игнорируя дружелюбные окрики нескольких подвыпивших бейсбольных фанатов: они в превосходном настроении благодаря пиву и победе любимой команды и спрашивают, не хочет ли он выпить. Вскоре бары остаются позади.

Ему уже не до страха перед Макфарлендом, а мысль о том, что до Клоповника идти три мили, вообще не приходила в голову. Ему плевать на ноющие ноги. В лунном свете он чувствует себя таким же пустым, как старый сундук. Все, ради чего он жил последние тридцать шесть лет, унесло, как лачугу при наводнении.

Он выходит на Гавенмент-сквер, и тут ноги окончательно отказываются ему служить. Он даже не садится – падает на одну из скамей. Мутным взглядом окидывает бетонные просторы, осознавая, что наверняка вызовет подозрения, если мимо проедет патрульный автомобиль. Ему нельзя находиться вне дома так поздно (для него, как для подростков, существует комендантский час), но какое это имеет значение? Дерьмо ни хрена не значит. Пусть отправят его обратно в Уэйнесвилл. Почему нет? По крайней мере там ему не придется иметь дело с жирным говнюком. Или мочиться на глазах у Эллиса Макфарленда.

На другой стороне «Счастливая чашка», где он так часто и с таким удовольствием болтал о книгах с Эндрю Холлидеем. Не считая их последнего разговора, от которого он никакого удовольствия не получил. «Держись от меня подальше», – сказал тогда Энди. Вот как закончился их последний разговор.

Разум Морриса, до того лениво урчавший на холостых оборотах, внезапно включается в работу, и туман, застилавший глаза, начинает уходить. Держись от меня подальше, а не то я сам позвоню в полицию, сказал тогда Энди… но в тот день он наговорил и много другого. Его давний друг также дал ему совет.

Спрячь их где-нибудь. Закопай!

Действительно ли Энди Холлидей сказал это – или ему только так кажется?

– Он сказал, – шепчет Моррис. Смотрит на свои руки и видит, что пальцы сжались в грязные кулаки. – Сказал, будьте уверены. Спрячь их, сказал он. Закопай! – Что вызывало определенные вопросы.

К примеру, кто тот единственный человек, который знал, что записные книжки Ротстайна у него?

И кто знал, где он живет?

И – это очень важный вопрос – кто знал о пустоши, нескольких акрах неосвоенной земли, которые не могли ввести в оборот из-за бесконечных судебных тяжб и которые использовались только мальчишками, срезавшими путь, чтобы побыстрее добраться до Центра досуга на Берч-стрит?

Ответ на все три вопроса один.

Может, нам удастся их использовать, но через многомного лет, и при условии, что тебя не схватят.

Что ж, прошло много-много лет. Достаточно много для того, чтобы его давний друг задумался о тех дорогих записных книжках, которые так и не появились – ни когда Морриса арестовали за изнасилование, ни когда продали дом.

В какой-то момент его давний друг решил побывать в районе, где жил Моррис. Может, с тем, чтобы прогуляться по тропе между Сикомор и Берч? И прогуливался он с металлоискателем, надеясь, что тот среагирует на металлические части сундука?

Упомянул ли Моррис в тот день сундук?

Может, и нет, но что еще могло подойти? Не сейф же. Полотняные или бумажные мешки сгнили бы. Только чемодан или сундук. Моррис задается вопросом, сколько ям вырыл Энди, прежде чем сорвать банк? Десяток? Четыре десятка? Четыре десятка – это много, но в семидесятых Энди еще не растолстел, не переваливался при ходьбе, как жирный гусь. Да, мотив налицо. А может, ему и рыть не пришлось? Может, как-то весной вода размыла землю и открыла сундук, оплетенный корнями? Почему нет?

Моррис встает и идет, вновь думая о Макфарленде и время от времени оглядываясь, чтобы убедиться, что его нет. Теперь это важно, потому что ему снова есть ради чего жить. У него снова есть цель. Возможно, его давний друг продал записные книжки, продажи – его бизнес, как и бизнес Джимми Голда в романе «Бегун сбрасывает темп», но, возможно, он по-прежнему сидит на них. Есть только один способ это выяснить, как есть только один способ выяснить, остались ли зубы у старого волка. Он должен нанести визит своему земляку.

Своему давнему другу.

Часть III

Питер и волк

Суббота, вторая половина дня, Ходжес и Холли в вестибюле «Эй-эм-си сити сентер 7». Увлеченно обсуждают фильмы, глядя на расписание сеансов. Его предложение – «Судная ночь-2» – отметается. Слишком страшно. Холли обожает фильмы-ужастики – по ее словам, – но только на экране компьютера, потому что может поставить фильм на паузу и немного походить по комнате, чтобы успокоиться. Ее встречное предложение – «Виноваты звезды» – отвергнуто Ходжесом: слишком сентиментально. Но он хотел сказать, слишком эмоционально. История кого-то, умирающего молодым, вызовет мысли о Джейни Паттерсон, покинувшей этот мир при взрыве бомбы, предназначавшейся Ходжесу. Они останавливаются на комедии «Мачо и ботан-2». Главные роли исполняют Джона Хилл и Ченнинг Татум. Фильм хороший. Они много смеются и берут поп-корн из общего большого ведерка, но мысли Ходжеса продолжают возвращаться к истории Тины о деньгах, которые помогли родителям остаться на плаву в тяжелые для них годы. Где, скажите на милость, Питер Зауберс мог раздобыть больше двадцати тысяч долларов?

Когда по экрану ползут титры, Холли накрывает руку Ходжеса своей, и он с легкой тревогой видит стоящие в ее глазах слезы. Спрашивает, что не так.

– Все хорошо. Просто приятно пойти с кем-то в кино. Я рада, что ты мой друг, Билл.

Ходжес больше чем тронут.

– И я рад, что мы дружим. Как проведешь остаток дня?

– Вечером собираюсь заказать обед навынос в китайском ресторане и посмотреть «Оранжевый – хит сезона». А перед сном займусь этими ограблениями. У меня их уже длинный список.

– Что-то привлекло твое внимание?

Холли качает головой:

– Я продолжаю искать, но, думаю, это нечто другое, хотя понятия не имею, что именно. По-твоему, брат Тины тебе скажет?

Поначалу Ходжес не отвечает. Они идут по проходу, ведущему из оазиса фантазий в реальный мир.

– Билл! Земля вызывает Билла.

– Я очень на это надеюсь, – говорит он. – Для его же блага. Потому что деньги, свалившиеся с неба, почти всегда означают проблемы.

Тина, Барбара и мать Барбары проводят вторую половину субботы на кухне Робинсонов, готовят шарики из поп-корна. Занятие это грязное и шумное. Они веселятся вовсю, и впервые с момента приезда к Робинсонам с лица Тины уходит тревога. Таня Робинсон думает, что это замечательно. Она не знает, что случилось у Тины, но разные мелочи – девочка подпрыгивает, когда сквозняк наверху хлопает дверью, и глаза у нее подозрительно красные – говорят: что-то не так. Таня не знает, большая это проблема или маленькая, однако уверена: в настоящий момент Тине Зауберс жизненно необходимо немного веселья.

Они заканчивают готовку и пугают друг дружку перепачканными в сиропе руками, когда раздается веселый голос:

– Вы только посмотрите на всех этих женщин, что носятся по кухне! Вот это да!

Барбара разворачивается, видит брата, привалившегося к дверному косяку, и кричит:

– Джером!

Бежит к нему и прыгает. Он ловит ее, кружит по кухне, потом ставит на пол.

– Я думала, ты сегодня на балу.

Джером улыбается:

– Увы, мой фрак вернулся в прокатное ателье неношеным. После всестороннего и беспристрастного обмена мнениями мы с Присциллой решили расстаться. Это долгая история, и не очень интересная. В общем, я предпочел вернуться домой, к готовке ма.

– Не называй меня ма, – требует Таня. – Это вульгарно. – Но видно, что она очень рада приезду Джерома.

Он поворачивается к Тине, кланяется:

– Рад знакомству с вами, маленькая мэм. Любая подруга Барбары – моя подруга.

– Я Тина.

Она пытается говорить обычным голосом, но это нелегко. Джером высокий, Джером широкоплечий, Джером удивительно красивый, и Тина Зауберс мгновенно в него влюбляется. Скоро она подсчитает, сколько должно пройти лет, прежде чем он увидит в ней нечто большее, чем маленькую мэм в большущем фартуке, с перемазанными после приготовления шариков из поп-корна руками. Но пока она слишком потрясена его красотой, чтобы заниматься математикой. И тем же вечером, только позже, Барбаре не приходится прилагать особых усилий, чтобы убедить Тину рассказать ему все. Хотя под взглядом его темных глаз связный рассказ дается ей с трудом.