Джонатан Келлерман - Патология
Разговор состоялся в столовой. Мэрилин сидела за завтраком, читала газету, прихлебывала чай и промокала платком покрасневший нос. Ирма находилась в кухне, примыкавшей к столовой. Сняв с плиты конфорки, она усиленно их терла.
— Вы не поверите, Ирма. На эту неделю назначены операции, а меня вывел из строя зловредный вирус.
Голос доктора Мэрилин, обычно низкий, стал теперь совсем как у мужчины.
— Знаете, когда я училась в медицинском институте и занималась педиатрией, то подхватывала все вирусы, известные человечеству. А позже то же самое творилось со мной во время беременности. Зато потом в течение многих лет я ни разу не болела. Сейчас я воспринимаю свою простуду как оскорбление. Наверняка меня заразил какой-нибудь пациент. Хотелось бы знать, кого лично я должна за это поблагодарить.
Доктор Мэрилин была миловидной невысокой женщиной, с волосами медового цвета. Выглядела намного моложе своего возраста. Каждое утро в шесть часов она проходила пешком две мили, после этого полчаса занималась на тренажере, поднимала гантели, избегала излишеств в питании и лишь в Париже отступала от этого правила.
— Вы сильная, скоро поправитесь, — сказала Ирма.
— Да, надеюсь… спасибо за ваш оптимизм… Ирма, будьте добры, не подадите ли мне джем из инжира, я намажу его на тост.
Ирма схватила банку и принесла хозяйке.
— Спасибо, моя милая.
— Что-нибудь еще, доктор Эм?
— Нет, благодарю, моя хорошая… У вас все в порядке, Ирма?
Ирма выдавила улыбку.
— Да.
— Вы уверены?
— Да, да, доктор Эм.
— Гм… не надо жалеть меня из-за простуды. Если вас что-то тревожит, расскажите.
Ирма повернулась к кухне.
— Дорогая, — окликнула ее доктор Мэрилин. — Я хорошо вас знаю и вижу, что вас что-то беспокоит. У вас было точно такое выражение лица, пока мы не позаботились о ваших документах. Потом вы так же выглядели, когда беспокоились об амнистии. Вас определенно что-то угнетает.
— Все нормально, доктор Эм.
— Повернитесь, взгляните мне в глаза и повторите то, что сказали.
Ирма повиновалась. Доктор Мэрилин пристально ее изучала: прямой взгляд внимательных карих глаз, губы упрямо поджаты.
— Очень хорошо.
Прошло две минуты, хозяйка съела тост.
— Прошу вас, Ирма. Перестаньте хандрить и облегчите свою душу. В конце концов, часто ли у вас появляется возможность поговорить? Мы с мужем постоянно на работе. А вы трудитесь в одиночестве. Может, это вас и беспокоит?
— Нет, нет; Я люблю работу, доктор…
— Тогда в чем дело?
— Ни в чем.
— Не надо упрямиться, милая.
— Я… Все нормально.
— Ирма.
— Я беспокоюсь об Айзеке.
Умные карие глаза тревожно заблестели, в них мелькнуло смятение.
— Айзек? Что с ним?
— У него все хорошо. Он очень умен. Ирма расплакалась.
— Он умен, а вы плачете? — удивилась доктор Мэрилин. — Может, я чего-то не знаю?
Они вместе пили чай, ели тонкие тосты с инжирным джемом. Ирма все рассказала доктору Мэрилин. Рассказала, что Айзек приходит домой из школы и плачет от скуки и раздражения. Ее сын окончил шестой класс за два месяца и принялся за учебники седьмого, восьмого и даже девятого классов и быстро с ними расправился. Наконец его поймали за чтением учебника по высшей математике, который он тайком взял из библиотеки. За это его отправили в учительскую. Директриса обвинила его в «несанкционированном пользовании учебными материалами и плохом поведении».
Ирма пришла в школу, попыталась уладить конфликт. Директриса, окинув презрительным взглядом бедную одежду Ирмы, обратила внимание на ее сильный акцент и заявила, что нужно остановить «преждевременное» развитие Айзека, мальчик должен соответствовать «школьным стандартам».
Когда Ирма попыталась объяснить, что мальчик не вписывается в стандарты, директриса оборвала ее и сказала, что Айзеку придется довольствоваться повторением пройденного материала.
— Это возмутительно, — вспыхнула доктор Мэрилин. — Совершенно возмутительно. Ну-ну, вытрите глаза… он на три года опередил программу? Самостоятельно?
— По некоторым предметам на два, по другим — на три.
— Мой старший, Джон, был примерно таким же. Не таким умным, как ваш Айзек, но школа его раздражала, потому что он всегда шел с опережением. У нас были трудности с ним… Сейчас Джон — старший ординатор в клинике психиатрии в Стэнфорде.
Доктор Мэрилин просияла.
— Возможно, ваш Айзек будет врачом. Разве это не замечательно, Ирма?
Ирма кивнула, она не слишком внимательно слушала доктора Мэрилин.
— Такой умный ребенок… Ирма, дайте-ка мне номер телефона вашей директрисы, я с ней немного поговорю.
Она чихнула, закашлялась, утерла нос и засмеялась.
— С таким баритоном я покажусь ей авторитетным человеком.
Ирма молчала.
— Ну, назовите мне номер. Молчание.
— Ирма?
— Я не хочу неприятностей, доктор Эм.
— У вас уже есть неприятности, Ирма. Мы должны найти решение.
Ирма смотрела в пол.
— Так в чем дело? — резко спросила доктор Мэрилин. — А, вы боитесь преследований, боитесь, что вас и всю вашу семью вышлют из страны. Не беспокойтесь об этом, моя дорогая. Вы находитесь здесь на легальном положении. Когда мы готовили ваши бумаги, мы побеспокоились обо всех мелочах.
— Не понимаю, — сказала Ирма.
— Когда мы наняли этого адвоката — abogado…
— Не в этом дело, — перебила Ирма. — Я не понимаю, почему Айзек у нас такой. Я не умная, Исайя не умный, два других ребенка тоже не умные.
Доктор Мэрилин задумалась. Откусив кусочек, отложила тост в сторону.
— Вы достаточно умны, моя дорогая.
— Не так, как Айзек. Он очень быстрый, Айзек. Ходит быстро, говорит быстро. В восемь месяцев говорит «папа», «мама», «горшок». Два других брата в четырнадцать, пятнадцать месяцев…
— В восемь месяцев? — удивилась доктор Мэрилин. — О господи! Поразительно. Даже Джон до года не произнес ни слова.
Она откинулась на спинку стула и задумалась, затем подалась вперед и взяла в ладони руку Ирмы.
— Понимаете, какой дар вы получили? Представляете, что может сделать такой человек, как Айзек?
Ирма пожала плечами.
Доктор Мэрилин встала, закашлялась и пошла к телефону, висевшему на стене кухни.
— Я намерена позвонить этой глупой директрисе. Так или иначе, мы доберемся до истоков этого безобразия.
Доктор Мэрилин выступила против школьной бюрократии, но результат был тем же, что и у Ирмы.
— Поразительно, — воскликнула она. — Эти люди — безмозглые кретины.
Она подключила доктора Сета, и они обратились к Мел-вину Погу, старшему преподавателю частной школы-интерната Бертона. В свое время Джон, Брэдли и Элизабет Латтимор получили там почти по всем предметам высшие отметки.
Момент оказался как нельзя более удачным. Школа Бертона находилась под огнем критики некоторых прогрессивных выпускников. Они упрекали учебное заведение за то, что оно имеет дело исключительно с элитой, и хотя планы демократизации существовали, никаких шагов для их реализации не делалось.
— Этот мальчик, — заявил доктор Пог, — кажется, нам подходит.
— Он исключительно умен, — подхватил доктор Сет. — Хороший парень из религиозной семьи. Тяга к знаниям необычайная. Не хотелось бы ее задавить.
— Да, да, конечно, доктор Латтимор.
В верхнем ящике письменного стола Пога лежал чек, только что подписанный Латтимором. Сумма за обучение внесена целиком за год.
— Умный — это хорошо. Религиозный — это хорошо… Католик, вы говорите?
Айзек приехал в школу на Третьей улице возле площади Маккадден. Оказалось, она в нескольких минутах пешего хода от особняка Латтимора. Мальчик надел лучшую одежду, в которой ходил в церковь, побывал в парикмахерской. Школьный психолог устроил ему проверку, предложив множество тестов, и объявил, что ученик превзошел все стандарты.
Доктор Мелвин Пог назначил встречу с Ирмой, ее мужем Исайей Гомесом и их сыном. На встрече присутствовали также ассистент Пога, Ральф Готфрид, председатель комиссии факультета и Мона Хорнсби, старший администратор. Все люди крупные, бело-розовые, улыбающиеся. Говорили быстро, и когда родители переставали понимать, Айзек переводил.
Неделю спустя его перевели в школу Бертона, в седьмой класс. Вдобавок Айзеку даровали еще одну радость — позволили читать в кабинете Мелвина Пога. Стены там — с пола до потолка — заставлены книгами.
Счастливым и непослушным братьям, учившимся в бесплатной школе, все это казалось странным: и форменная одежда школы Бертона с дурацкими синими штанами со складками, белой рубашкой, зеленовато-голубым пиджаком и полосатым галстуком, и то, что утром Айзек уезжал на автобусе вместе с мамой, и то, что целый день якшался с англо-американцами. Мальчики занимались спортом, но никогда не слышали о хоккее на траве, водном поло, сквоше. О теннисе они имели представление, но знали, что для них это недоступно.
