Страшная тайна - Алекс Марвуд
– Милли, – говорю я. – Я Милли Джексон. А это Руби. Дочери Шона. Помните нас?
Чарли сразу же включается:
– Милли, дорогая! Ты так изменилась. И Руби! Как ты? Дорогие мои, я очень хочу сказать, как сожалею.
– …о вашей потере, – подсказывает Имоджен.
– …о вашей потере. Ваш отец был замечательным человеком. Одним из моих близких друзей на протяжении всей жизни, как вы знаете.
Заткнись, напыщенный урод.
– Мы бы чувствовали себя лучше, если бы ты не заблокировал нам дорогу и нам не пришлось бы бегать от журналистов. Не могу поверить, что ты это сделал. О чем ты думал?
– Я…
Не может придумать ничего такого, что не выставляло бы его в плохом свете. Я удивляюсь собственной смелости. Мы не были воспитаны так, чтобы разговаривать с взрослыми на равных. Еще пару лет назад я бы называла его «мистер Клаттербак».
За эти годы у него сильно поменялся цвет кожи. Лицо приобрело фиолетовый оттенок, и даже в полумраке я вижу лопнувшие вены на его носу.
С крыльца доносится голос:
– Привет! Что вы стоите на холоде? Вы же все, наверное, до смерти хотите выпить.
Мы все поворачиваемся и видим в дверном проеме Марию Гавила с пышной прической и в мягком красном платье из джерси. Она накинула шаль на плечи и ежится.
Руби разражается слезами.
Глава 24
2004. Суббота. Симона
Снаружи слышатся крики, затем мотор умолкает, и активность в соседнем доме затихает. Все женщины разом оборачиваются, как бывает, когда на улице стреляет мотором машина.
– Ах, – говорит Мария. – Это как биться головой о кирпичную стену, не так ли? Так приятно, когда останавливаешься.
Остальные смеются. Все любят Марию, даже когда она говорит банальности. Она излучает симпатию каждой своей порой. Симона до сих пор помнит, как пятилетней радовалась, когда ее отец женился на такой душевной, открытой женщине. Мария помогла ей почувствовать себя особенной. Прошло несколько лет, прежде чем девочка поняла, что Мария всем помогает чувствовать себя особенными. Каждый день. Это не ее характер, это ее работа.
Мария зарабатывает на жизнь, продавая истории прессе или отвлекая внимание прессы от историй, которые ее подопечные не хотят обнародовать, продавая других, менее значимых клиентов. В основном бывших клиентов. Когда люди нанимают кого-то вроде Марии, чтобы повысить свою узнаваемость, они не понимают одного: после того как она выполнила задачу и заинтересовала вами прессу, вам придется платить ей всегда. Теплый, сочувствующий тон побуждает вас раскрыться, чтобы поддаться неизбежному: «Чтобы представлять ваши интересы, мне нужно знать все. Я не смогу удержать скелеты в шкафу, если не буду знать, что они там есть». И горе вам, если вы когда-нибудь расстанетесь. Для такого бизнеса, как у Марии, новый клиент – это просто бывший клиент, которого она еще не предала. Сейчас, когда в воскресных газетах поливают грязью какого-нибудь давно ушедшего на покой музыканта, Симона первым делом думает о том, кого же из нынешних клиентов Марии поймали за участием в групповухе.
Но в то же время Симона ею восхищается. Нельзя не испытывать уважение к человеку, который может поддерживать связь с первой женой и оставаться радушным со второй. Мария и Линда, смеясь, нарезают дыню и виноград для детского завтрака и шутят о чем-то связанном с купальниками. Линда в бикини, хотя еще нет девяти утра и никто даже не приближался к бассейну. Сверху на ней маленький короткий белый кафтан, пояс с позолоченной цепочкой задрапирован на бедрах, но он настолько прозрачный, что его можно было бы и не надевать. На ногах – белые туфли с открытой пяткой. Клэр, пристегивающая близнецов к стульчикам для кормления, смотрит на нее недовольно. Понятно почему. Симоне Линда кажется верхом изысканности, как будто она вышла на палубу яхты в Кап-Ферра. Несмотря на то что у нее старое тело, она, по крайней мере, прилагает усилия, чтобы сохранить его в форме даже после рождения троих детей.
А Клэр так и не смогла восстановить свою фигуру после рождения близнецов, хотя им уже три года. Под платьем у нее все еще выпирает живот; ей никогда больше не надеть бикини. Это зрелище наводит на Симону тоску. «Я бы никогда не позволила себе так распуститься, – думает она. – Я бы занималась и занималась, пока мой живот не стал бы таким же твердым, как у Линды. Бедный Шон, обречен наблюдать это до конца жизни. Неудивительно, что он такой ранимый. Некоторые женщины даже не представляют, как им повезло».
Мария ловит ее взгляд и подмигивает. Снова охватывает ее своим теплом. «Я на твоей стороне», – гласит подмигивание. Симона мило улыбается ей в ответ. Она же училась у лучших.
Дети все еще в легком оцепенении. Только Хоакин проснулся, когда женщины вошли во флигель, чтобы их выпустить, и даже он был относительно спокоен, просто сидел на своей кровати, разглядывая мух, а не скакал по потолку, как обычно. Иниго зевает и потягивается над своей миской с хлопьями. Хотя сама Симона вчера вечером не пила никаких таблеток, она прекрасно понимает, что чувствует Хоакин. Сегодня утром она вялая, будто ее окунули в мед, околдованная собственной нарастающей силой. «Он был бы моим, – думает она, – если бы не был таким благородным. Я ощущала это между нами, искрящее притяжение, когда он кормил меня тортом. Не знала, что нечто столь простое может быть таким завораживающим».
– И вот еще одно преимущество, – с гордостью произносит Линда. – Никаких истерик по утрам. Честно говоря, я бы давала им это каждый день, если бы это было законно.
– Когда мы придем к власти, – говорит Имоджен, под «мы», видимо, подразумевая партию своего мужа, – мы отменим все эти ограничения. Ребята из Охраны здоровья полностью вышли из-под контроля. Мы рискуем вырастить целое поколение слабаков.
– Действительно, и кого тогда мы пошлем на войну, – говорит Клэр. – Только вообразите.
Имоджен не замечает резкости в ее голосе, хотя все остальные ее слышат. Симона давно заметила, что жены политиков, которые появлялись в их доме, пока родители замазывали какие-то их проступки и мелкие растраты, признавали единственный вид юмора – официозный. Имоджен не заметила бы иронии, даже если бы та появилась перед ней и дала ей пощечину.
– Ну, вы же понимаете, – продолжает она, – это действительно повлияет на экономику. Определенная убыль среди молодых мужчин сдерживает рост населения.
