Юрис Юрьевикс - Ледяной ад
— У меня зажегся сигнал тревоги, — сообщила она.
— Закрой лицевую панель, — разрешил Нимит.
Хэнли моментально выполнила приказ. В правом глазу все стало белым-бело. Лицо увлажнилось от растаявшего льда.
Когда зрение вернулось, из носа закапало. Хэнли чихнула. Щиток быстро очистился, и сигнальный огонек позеленел.
— Хорошо, — произнес Нимит, приблизив свой щиток к ее. — Тебе необходимо помнить одну широко известную истину. По-иннуитски она звучит так: айякнак.
— И что это означает?
— Иногда можно оказаться в дерьме.
ГЛАВА 33
Нимит настоял на том, чтобы перед выходом в поле Хэнли употребила максимальное количество калорий. Хэнли, в слаксах и темно-синем свитере, причесалась пальцами и отправилась в столовую.
Продвигаясь в очереди за ужином, она заметила Феликса Маккензи, устроившегося на привычном месте, у окна. Издали казалось, что директор сидит на улице под громадным вишневым деревом.
С Маккензи беседовал, энергично жестикулируя, какой-то русский. Его немецкий коллега медленно качал головой, выражая несогласие. Эмиль Верно, слушая русского, делал пометки в записной книжечке. Директор же внимал собеседнику вполуха. Он то перекидывался репликами с проходящими мимо сотрудниками, то кивал в ответ на приветствия. Хэнли с улыбкой наблюдала за тем, как Джек Нимит, сообщая что-то Маккензи, держал руку у него на плече. Узревший эту сцену Саймон Кинг развернулся и выскочил из столовой. «Не лучшим образом уживается с людьми», — констатировала Хэнли.
Маккензи призывно замахал ей, попросив извинения у окружающих, те удалились. Хэнли села за столик директора.
— У вас есть все необходимое для экспедиции? Джек ведет себя хорошо? — поинтересовался Маккензи.
— Вполне, — ответила Хэнли, несколько растерявшись. — Все трудятся самоотверженно.
Маккензи слегка кивнул:
— Отлично. А как все-таки с Джеком? Слышал, у вас роман?
Хэнли потупилась:
— Наверное, в подобных обстоятельствах не стоит рассчитывать на невмешательство в личную жизнь.
— И не мечтайте, — подтвердил Маккензи. — Похоже, он относится к вам серьезно.
Хэнли отхлебнула кофе и уставилась на прекрасную мрачную пустыню, освещенную фонарями. Слышался рев ветра — редкий на станции звук.
Маккензи отбросил игривый тон:
— Джек много значит для меня, для всех нас здесь. Мы не хотим потерять его. — Директор на секунду-другую погрузился в изучение собственной ладони. — Пребывание на «Трюдо» немного напоминает путешествие на корабле или трансконтинентальном поезде — вы выпадаете из привычной жизни. Когда придет весна и восстановится сообщение с внешним миром, вы можете взглянуть на происходящее зимой по-иному. Откровенно говоря, редко кому удается сохранить завязавшиеся здесь отношения. Впрочем, как и браки на Большой земле.
— Вы судите по собственному опыту? — спросила уязвленная Хэнли.
— К тому времени, когда я был готов вернуться к нормальной жизни, моя жена скончалась. Поэтому я остался здесь. Мне некуда уезжать.
Увидев его скорбь, Хэнли пожалела о своей резкости. Быть может, он искренне желал добра ей — и Джеку.
— Простите, — сказала она.
— Не переживайте. Мне здесь нравилось. Если бы только я мог разделить эту жизнь с ней… А меня никогда не было дома.
— Я понимаю ваши чувства. Мой сын живет с отцом в сотнях миль от меня. Я редко его вижу и теперь начинаю осознавать, что должна встречаться с мальчиком чаще, чем на школьных каникулах.
— Вы говорили, ему десять лет?
— Да.
— Ну, вы вовремя спохватились.
— А вы, доктор Маккензи? Когда спохватитесь вы? Я слышала, многие подумывают о том, чтобы уехать по окончании сезона, после…
Маккензи явно задела весть о том, что коллеги смазывают пятки. Он помрачнел.
— Тогда я с ними. Мне предложили место директора Арктического национального заповедника. Впрочем, я сомневаюсь, что соглашусь. Не думаю, что смогу вынести зрелище катастрофических перемен.
— Вы имеете в виду таяние полярной шапки и повышение уровня воды в океане?
Маккензи вздохнул:
— Увы, все не так просто. — Он промокнул губы салфеткой. — Если шапка растает, пятьдесят восемь тысяч кубических километров ледяной воды вольется в Атлантический океан. По идее она должна будет опуститься ниже теплых вод Гольфстрима, но этого не случится. Арктическая вода чистая, поэтому легкая. Она начнет давить сверху главенствующее течение и буквально задушит его. При компьютерном моделировании ситуации останавливается именно Гольфстрим.
— Просто задушит? Без всякого предупреждения?
Маккензи покачал головой:
— Предупреждений предостаточно: землетрясения, наводнения, засухи, пожары… Но никто не прислушивается! Болтают без остановки и ничего не слышат! — Он поднял взгляд, сделавшийся ледяным от гнева. — Когда-то давным-давно, в конце мелового периода, содержание двуокиси углерода в воздухе возросло до уровня, в семь раз превышающего нынешний, — и динозавры исчезли. Сейчас мы воспроизводим тот же эксперимент.
Каждую весну я выхожу встречать перелетных птиц, и всякий раз они возвращаются с маленьким опозданием. Год от года зима сокращается, уменьшается миграция. Нынешняя ледяная масса в два раза тоньше той, что застали Алекс Косут, Примаков и я, когда впервые оказались на островах Арктического архипелага. К середине века в летние месяцы лед здесь будет таять полностью. А «Трюдо» — если, конечно, станция останется — будет снабжаться всем необходимым при помощи кораблей. — Маккензи взъерошил волосы. — Канада два десятка лет страдает от неурожая из-за скудных снегопадов. Двадцать лет! А Оттава до сих пор созывает комиссии и размышляет над тем, столкнулась ли она с проблемой!
— Да, до нашего правительство тоже несколько медленно все доходит.
— Это основной минус демократии. Проблема — не проблема, пока она не перерастет в безнадежный кризис.
В столовую заглянул Ули и поманил пальцем Хэнли.
— Прошу прощения. — Джесси покинула Маккензи и догнала медтехника в коридоре.
Ули шел, засунув руки в карманы рабочего халата.
— Что случилось? — спросила Хэнли.
— Я остановился у садоводческой лаборатории, которую вы временно задействовали для проведения аутопсии Косута.
— И?
— Там доктор Крюгер и Ди.
— Прекрасно.
— Не совсем. — Ули остановился. — Доктор Крюгер постоянно делает перерывы, как будто не может заставить себя продолжать вскрытие. Возможно, вам придется заменить ее.
— Черт! У меня и так забот полон рот с экспедицией к полынье!.. Ладно, идемте.
Покрытое пятнами тело лежало на длинном металлическом столе для пересадки растений. Крюгер работала, склонившись над трупом, Ди держала инструменты.
Ди была в костюме биологической защиты, доктор Крюгер отказалась от спецодежды. Единственной ее уступкой распоряжениям Хэнли были пластиковый щиток на лице и лиловые поливиниловые перчатки.
— Почему, черт возьми, на ней нет «Каспера»?[30]
Ули пожал плечами:
— Говорит, что провела два вскрытия без этих штуковин и не видит в них необходимости.
С легкостью облачившись в костюм, отвергнутый доктором Крюгер, Джесси открыла клапан кислородного баллона, сделала пару вдохов, проверяя подачу воздуха, приняла в переносной дезинфекционной кабинке хлорный, а затем водный душ и, как можно тщательнее стряхнув с себя влагу, вошла в лабораторию.
Доктор Крюгер диктовала данные аутопсии в магнитофон, подвешенный над головой. Катушки медленно вращались рядом с красным глазком записывающего устройства. Казалось, хирург в полном порядке — уверенная, энергичная. Глянув через плечо, Крюгер вернулась к магнитофону и зафиксировала факт прихода Хэнли, затем поместила очередной образец ткани в безупречно чистую стальную ванночку. Ди передала Крюгер скальпель с изогнутым лезвием и взвесила ванночку; сообщив вес образца в граммах, переложила его в колбу. Крюгер повторила цифры вслух — и вдруг замерла.
Хэнли наблюдала за происходящим от двери. Поймав взгляд Ди, она жестом выразила свой гнев по поводу беспечности Ингрид. Ди в знак согласия закатила глаза и пожала плечами.
— Очень любезно с вашей стороны к нам присоединиться, — сказала Крюгер, вновь сосредоточившись на работе.
— Убедительно прошу вас надеть костюм биологической защиты, доктор. Вы подвергаете себя опасности, — сказала Хэнли.
Крюгер ответила, не прерывая операции:
— Мне очень жаль, но этот космический наряд слишком громоздок для меня. Тем более Алекс Косут совершенно точно погиб от воздействия природных факторов.
— Доктор…
— Послушайте, мне очень тяжело. Я и так далеко не в лучшей форме.
Но ведь он был с остальными. Он мог заразиться.
