Эрик Ластбадер - Сирены
Именно в «Нова» она стала понимать сущность актерского ремесла. Она убедилась, что там на сцене ты можешь делать что угодно, быть кем угодно, действовать и жить во имя каких угодно намерений и целей, выставляя напоказ темную сторону себя самого, не испытывая стыда и не боясь наказания. В конце концов, артистки в «Нова Берлески Хаус» всего лишь исполняли роль на сцене, хотя публика всегда придерживалась иного мнения. Дайна думала о том, как это замечательно иметь возможность жить несколькими жизнями одновременно! Иметь свободу делать... что?
Все, чего пожелаешь.
Одним студеным зимним вечером, когда темнота навалилась на городские покровы с такой силой, что рассеянный свет фонарей безнадежно проигрывал в схватке с мраком, а западный ветер свирепствовал, с воем проносясь вдоль 42-й стрит, Бэб и Дайна, поднявшись по стоптанным ступенькам рахитичного вида лестницы, вошли в вестибюль «Нова».
Дежуривший в кабине при входе Рустер дремал возле заляпанного жирными пятнами кофейника, сквозь прозрачные стенки которого было видно здоровенное насекомое, плававшее в остывшем кофе.
По бокам уединенного убежища, где подперев голову рукой, сидел Рустер, росли две пальмы, такие чахлые и запыленные, какие никогда еще не попадались Дайне на глаза. Вокруг не было никого. Из зала, где шло шоу, доносились приглушенные отзвуки музыки, в которых выделялись ударные.
— Руки вверх, скотина! — рявкнул Бэб над ухом Рустера. Широко открыв сонные глаза, тот вскочил с поразительной быстротой, одновременно потянувшись под конторку, где лежал наготове дробовик с обрезанным стволом.
Однако в следующее мгновение он увидел Бэба, и на его лице появилось облегченное выражение.
— Господи! — он перевел дух. — Если ты будешь повторять подобные шутки, то в конце концов заработаешь пулю в лоб!
Бэб рассмеялся и похлопал Рустера по плечу.
— Не следует спать, сидя за рулем, а то придет Алли со своими людьми и размажет тебя по стенке. Рустер фыркнул.
— Этот козел знает, что к чему получше твоего, брат. Пусть только заявится, и мы покажем ему, где раки зимуют. — Он вытащил на свет обрез и похлопал его по стволу. — Как ты думаешь, почему мы делаем ступеньки пошире, умник? — Он навел оружие на чернеющий провал лестницы. — Бац! Этих ублюдков унесет назад в Пуэрто-Рико, ха-ха!
Бэб отвел от себя дробовик.
— Смотри, куда целишься, сукин сын. Я пообещал своей маме, что не стану умирать. Рустер, тихо заржав, убрал обрез.
— Не бойся, брат, ничего не случится! — Он повернулся к Дайне. — Как дела, мисс?
— Прекрасно, Рустер.
— Послушай, я дам тебе добрый совет. Если эта перекормленная горилла будет плохо обращаться с тобой, приходи сюда, лады? Ты ведь знаешь, где искать друзей.
— Ага! — проворчал Бэб. — Не слушай его, мама. Ему просто смерть как хочется залезть к тебе в штанишки.
— Ты — бессердечный человек, Бэб, — отозвался Рустер, состроив грустную физиономию. — Понимаешь! Бессердечный.
— Зато я говорю правду, — рассмеялся Бэб. — Мой офис свободен?
— Да, там только Марта — месяц подходит к концу. Зайдя внутрь, они прошли сквозь вестибюль, залитый резким голубым светом, и по наклонному боковому коридору добрались до запертой двери, обитой крашеной жестью, укрепленной кое-где стальными полосками. Бэб принялся стучать в нее ладонью, пока она не приоткрылась чуть-чуть.
— Привет, — сказал он, обращаясь в полумрак, и дверь отворилась пошире — ровно настолько, чтобы впустить их.
В охране был Тони — широкоплечий парень с низким лбом и сильно вьющимися короткими волосами. Аккуратные усы, красовавшиеся на его лице, уже начинали седеть на кончиках. Он являлся обладателем маленьких глаз неопределенного цвета, трех малышей, пухлой жены, выглядевшей так, точно она постоянно была беременна, кривых ног и запаха, сопровождавшего Тони повсюду, вне зависимости от того, когда он последний раз мылся. Он легонько стукнул Бэба по плечу и немного потискал Дайну, поинтересовавшись в бессчетный раз, не желает ли она полюбоваться на его семейные фотографии.
Бэб, однако, не позволил девушке задерживаться, оттащил ее от Тони, зная, что она позволяла тому такое фамильярное отношение куда чаще, чем думала сама.
По дороге в офис она отстала от Бэба и, остановившись, заглянула в щелку между пыльными занавесями в зал. Ее глазам предстала Дениза — высокая, стройная брюнетка, приближавшаяся к тридцати. В этот момент она демонстрировала поистине поразительные акробатические этюды, в которых участвовала нижняя часть ее тела. Дайна уже успела выучить наизусть почти все постоянные номера программы, хотя в ней каждую неделю происходили изменения, и одни артистки сменяли других.
Дениза перешла к следующему пункту своего выступления. Нашелся доброволец, согласившийся, повернувшись лицом вверх, просунуть свою голову ей между ног, и Дениза перешла к раскалыванию сырого куриного яйца при помощи одних лишь мышц влагалища. Музыка замолкла, аудитория затаила дыхание и замерла на месте. Наконец, с резким треском, яйцо раскололось, и липкая масса потекла в ожидавший рот. Дайна услышала общий вздох из скрытого полумрака зала, сменившийся постепенно усиливавшимися аплодисментами.
Бэб уже зашел в офис, но девушка продолжала стоять, зная, что Дениза еще даже не разогрелась.
Дайна завороженно наблюдала, как та обнаженная приступила к «стриптизу наоборот», медленно и эротично подбирая с пола чулки, и натягивала их, лаская свои длинные ноги. Повернувшись, она одела кожаный ремень вокруг талии. Дениза двигалась по сцене, ни разу не взглянув в сторону аудитории, создавая полное впечатление, будто она, сидя дома в совершенном одиночестве, готовится куда-то пойти.
Теперь уже совсем отвернувшись от зрителей, она прошла к туалетному столику, вывезенном для нее на сцену, и принялась накрашиваться при помощи карандаша для глаз, румян, губной помады и туши. В конце концов она вновь предстала перед публикой еще более прекрасная: не бросавшийся в глаза макияж оттенял ее глаза и рот.
Потом она начала расчесывать длинные волосы. При каждом движении руки ее грудь прыгала, то опускаясь вниз, то возвращаясь назад.
Дениза встала провела пальцами вдоль бедер, по бокам, затем положила ладони на груди и принялась мять их, пока их кончики не напряглись. Облизав губы, она быстро провела одной рукой по влагалищу. Ее бедра на мгновение раздвинулись, точно по ним прошла искра электрического возбуждения. В следующее мгновение Дениза сняла бюстгальтер с небольшого зеркала на столике и быстро скользнула в него. Наклонившись вперед, она потерла материю вокруг затвердевших сосков. Нагнувшись, она надела туфли на шпильках.
Подняв бледно-лиловое длинное платье, она неторопливо втиснулась в него и застегнула молнию на боку. Теперь она была одета весьма скромно, если не считать длинного, до самого пояса разреза на бедре.
Далее наступил черед украшениям. Дениза нацепила сережки, надела два браслета повыше локтя на одну руку, а на шею — ожерелья, спускавшееся к ней на грудь.
Она медленно подошла к самому краю сцены. Откуда-то она извлекла пару замшевых перчаток под цвет платью. Ее волосы были перехвачены лентой — так, что она казалась похожей на юную девушку.
С какой-то чувственной игривостью она натянула перчатки, потирая при этом кончик каждого пальца в отдельности. Потом внезапно она протянула руку к публике-л вытащила на сцену одного из зрителей.
Без предупреждения Дениза расстегнула молнию на его брюках и извлекла пенис. Слегка наклонившись и вытянув губы, она подула на него и принялась нежно поглаживать его, пока, наконец, не почувствовала, как он возбуждается. Тогда ее движения стали энергичнее, она начала постанывать в такт им. Ощутив предостерегающую дрожь, Дениза отвела назад платье, так что подрагивавший пенис слегка задевал волосы у нее на лобке.
За кулисами Дайна повстречалась с Эрикой, отдыхавшей на стуле, скрестив перед собой голые ноги и куря маленькую сигару с белым фильтром, на плечи она накинула поношенную рубашку, не прикрывавшую, однако, грудь. Дайна подметила, что Эрика получает удовольствие от собственной наготы.
— Как у нее это получается?
Эрика подняла голову. У нее были васильковые глаза и короткие светлые волосы.
— О ком ты говоришь, liebchen? О Денизе? А. — Она затянулась, крепко сжав при этом чувственные губы. — На самом деле, довольно просто. Она дает им именно те, чего они хотят. Мы знаем, что они собой представляют. — Она пожала плечами. — Знание человеческой природы — вот в чем суть, понимаешь? Что может быть более очевидным.
— И оно никогда не подводит...
— О, видишь ли, Дениза знает толк в этом. Я полагаю, она действует как радар. — Эрика положила сигару в стоявшую перед ней зеленую металлическую пепельницу. — Она знает, кого выбрать из зала. Хотя, разумеется, только из первого ряда. Она не выходит по-настоящему туда, к публике. — Она внимательно оглядела Дайну. — Они сами идут к ней. — Эрика слегка улыбнулась, и ее странная холодная улыбка показалась Дайне непостижимой и непроницаемой. — Это — необходимый урок жизни, liebchen, a?
