Р. Скотт Бэккер - Нейропат
— На всей этой очумевшей планете только и есть одно настоящее! Ничего, скоро всем промоют мозги, очень скоро, поверьте. Наведут порядок!
— Дэнни...
— Порядок, — рассмеялся Томас — Давайте-ка угадаю, в какой куче окажетесь вы. — Он насмешливо фыркнул. — Мне жаль вас, Джер.
Томас бросил быстрый взгляд на Сэм, в глазах которой читалось: «Да оставь ты его в покое».
— Жаль? — произнес агент Джерард насмешливым фальцетом. — Меня? Забавно...
Томас только пожал плечами.
— Вы знаете, сколько религий мы, люди, состряпали за века? Тысячи... Тысячи! И это вас не беспокоит? Не тревожит, не смущает? Подумайте о своем чувстве, том чувстве самодовольного возмущения, которое вы отстаиваете сейчас и используете для подавления своего смятения и страха. Не хотелось бы говорить это вам, дружище, но вы прямо-таки рветесь из грязи в князи. И все рвутся. Все думают, что великий кормчий там, в небесах, избрал их — команду победителей. А почему бы, собственно, и нет? В отсутствие явных улик все, чем мы располагаем, это наша психология, наши нужды и устремления, только тут мы можем бросить спасительный якорь. Почувствовать себя в безопасности. Почувствовать свою особость. Можете стучать ногами сколько угодно, размахивать руками, молиться, молиться и молиться, но в конце концов окажетесь еще одним недоделанным христианином- мусульманином-индуистом-буддистом-иудеем, еще одним злополучным, одурманенным человеком, вопящим: «Я-я-я-я! Я — избранный!»
Все трое агентов ФБР уставились на него. Джерард — был ли он убежден словами Томаса или окончательно выведен из себя? — сохранял спокойствие.
— А вы чего же такой особенный?
— Я знаю то, что я знаю.
— Но вы считаете, что Кэссиди прав?
Томас сделал глубокий вдох.
— Послушайте... Да как вы можете спорить с наукой? Как? Подумайте о чувстве, которое вы испытываете, когда кто-нибудь из ваших дружков-приятелей спрашивает: «Ну, расскажи, как оно?» Вы что — всегда говорите ему правду? Как правило, нет. Но почему? Потому что знаете: он — такой же, как вы, ему нужно услышать какую-нибудь бредовую саморекламу, поскольку он хочет услышать подтверждение льстящих ему представлений, о которых он догадывается. Оставьте нас на произвол руководящих нами механизмов — и мы начнем пороть чушь. Люди созданы для того, чтобы пороть чушь. Поэтому, оставив в стороне тот факт, что наука позволила нам похитить у солнца несколько граммов плутония, нижняя грань науки там, где мы сталкиваемся с так называемыми неприглядными истинами. Это жестокая незнакомка, которая выкладывает все как есть. Так скажите мне, Джер, почему вам пришла в голову даже мысль спорить с ней? Как могли вы честно принять пожар на Бикини [43] за испытания водородной бомбы?
— Но вы-то действительно в это верите? — скрипучим, раздраженным голосом спросил Джерард. — Верите, что Кэссиди прав? Что все бессмысленно, лишено цели?
Томас проглотил застрявший в глотке ком. Ему еще никогда не хотелось так соврать.
Уж не этого ли хотел Нейл? Чтобы кто-нибудь спел арии в его безумной опере?
— Не знаю, что и подумать, — запинаясь, выговорил он.
— Тогда почему же мы, — ухмыляясь, сказал Джерард, — или даже, к примеру, вы сразу же бросились искать вашего сына?
Все промолчали.
На глаза Томаса навернулись слезы.
«Только не здесь, пожалуйста...»
— Сволочь, — прошептала Сэм. — Жалкая сволочь.
— Дай отдышаться, Логан.
— Она права, Денни, — сказала Атта. — Сам знаешь.
Томас сидел, чувствуя во всем теле такое онемение, какого никогда не чувствовал прежде. Онемение достигло кончиков пальцев. Онемело сердце. Он не чувствовал даже своих век. Он понимал, что выглядит надломленным, но надломленность требовала чего-то вещественного, а вещественного в нем не осталось. Он боялся расплакаться перед этими незнакомыми людьми, но плач тоже казался маловероятным. Он словно превратился в сокращенное издание самого себя, из которого вычеркнуты все падения и взлеты.
Он подумал о Норе, о том, что у него еще все ляжки вымазаны ее влагой.
Сэм нерешительно положила руку ему на плечо. Он понимал, что она хочет утешить его, но боялся, что подумают Атта и Джерард. Она была такой же хрупкой, как и все остальное.
Сильным был один только Нейл.
Сэм сказала что-то ему, потом снова принялась отчитывать Джерарда за какие-то якобы недавние проколы, включая то, как он вел допрос Норы.
— Джерард Тормоз, — с отвращением закончила она. — Так тебя называли в Квантико?
— Тихо, Сэм, — сказала Атта. — Дэнни. Вы оба...
— А ты — тоже мне хороша, сука! — выкрикнул Джерард. — Что, не видишь, что здесь происходит? Не понимаешь, что все это значит?
«Мой сын мертв».
— Дэнни! — рявкнула агент Атта и, схватив его за локоть, толкнула в дальний конец комнаты.
Сэм нагнулась и крепко пожала руку Томаса. Попыталась улыбнуться.
— Думаю, я не сделала тебе больно, Дэнни? — спросила агент Атта негромко, как переговариваются профессионалы, чтобы подбодрить друг друга. — Какая там у тебя любимая присказка?
— Если ты нагадишь мне в тарелку, я просто съем то, что по бокам.
Атта рассмеялась, но смех ее звучал принужденно:
— Вот теперь узнаю Дэнни Джерарда...
Затем, как тусклая искорка, опередившая катастрофу, на Томаса снизошло озарение, и он понял. Нейл. Нейл тянул их ко дну. Все ресурсы брошены на поиск Костоправа, они не могут глубоко копать, потому что Нейл работал на АНБ, они взвинчены и заморочены... Они перестали чувствовать дно под ногами. Теперь они будут бултыхаться, мутить воду и сейчас, когда Томас тонет, не могут больше притворяться, что видят берег.
Агент Атта повернулась к нему, довольная тем, что ей удалось покончить с назревающим скандалом.
— Послушайте... Профессор...
— Простите мне мои разглагольствования, агент. Я ведь не из ваших подчиненных.
Атта посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом, потом кивнула.
— Всего один вопрос, прежде чем я уйду, профессор.
Томас потер шею.
— Валяйте.
— Мы уже знаем, что такого рода похищения не случайны...
Томас кивнул.
— Он выбирает знаковые фигуры, людей, которые что-то собой представляют.
— Именно. В случае с Гайджем, как вы предположили, он пытался подорвать понятие личной целостности. С Синтией Повски его целью явно было наслаждение, а может, и страдание, это как посмотреть. В случае с конгрессменом Халашем он метил в свободу воли и ответственность. А с достопочтенным Форрестом его мишенью стала духовность.
— Человечность, — сказал Томас — Каждый представляет основную черту того, что мы считаем человечностью... Но все это уже быльем поросло, агент, так зачем ворошить прошлое?
— А затем, что мы можем опередить его. Если мы сможем представить себе характерные черты его следующей цели, то, вероятно, нам удастся составить список потенциальных...
Атта запнулась, явно встревоженная выражением лица Томаса.
— Что такое, профессор?
— Любовь, — негромко произнес Томас — Его следующей мишенью будет любовь.
Он прижал к глазам большой и указательный пальцы.
— Почему вы в этом уверены?
— Потому, — ответил Томас, обращаясь к своей ладони, — что у него уже есть знаковая фигура.
«Мой сын».
Ночью его мучили сновидения из тех, что любят закладывать крутые виражи; он то засыпал, то просыпался снова; некоторые из снов были причудливыми, странными, некоторые жуткими, но все в равной степени плохими. Он мог вынырнуть из дремотной череды — кровь гулко билась во всем теле, — а затем вновь соскользнуть в длинный спор с Нейлом — так, о разных разностях, но явно не имеющих никакого отношения к тому, что творилось наяву. Засранец пожимал плечами и улыбался — ну-что-мне-с-тобой-по-делатъ! — после чего кошмар возобновлялся. Пулеметные очереди. Мертвые дети, которые отказываются вести себя хорошо, вечно отказываются...
Затем прозвенел звонок.
Его мысль проделала зигзагообразный путь, и сознание, пошатываясь, вернулось к нему.
Томас хлопнул по будильнику, потом понял, что это звонит телефон.
Уголки глаз зудели, все лицо было распухшим, как после солнечного ожога, — вероятно, он плакал во сне. Пошарив в темноте, он нащупал трубку.
— Привет. — Он прокашлялся.
— Том, это ты? — спросил кто-то. Сэм. — Том?
— Да, это я, Сэм. — Голос был все еще хриплый. — Что с тобой случилось вчера?..
— Послушай, Том, они нашли его.
Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Фрэнки?
— Они нашли его, и он живой. «Скорая» думает, с ним все будет в порядке.
— Вы нашли Фрэнки? — крикнул Томас, хотя голос его не слушался.
— Они прямо сейчас повезли его в больницу Святого Луки — Рузвельта.
— Святого Луки?
