Евгений Лучковский - Опасная обочина
— Помощь не нужна… Я по делу, Виктор Васильевич. По важному и неотложному.
— Выкладывай.
Смирницкий берет со стола Стародубцева чистый лист бумаги, а потом уже спрашивает:
— Разрешите?
— Да хоть вагон! Бери больше. У меня этого добра навалом.
— Хватит и одного, — как-то криво усмехается специальный корреспондент.
Но и этот листок он аккуратно складывает и по сгибу рвет на две равные части. Затем, опять же без спроса, — видимо, расстроен чем-то — берет со стола Стародубцева ручку и четким красивым, но мелким почерком пишет сначала на одной половинке, потом — на другой. Закончив, протягивает первый листок Виктору Васильевичу:
— Прочтите, пожалуйста. Это радиограмма в редакцию. Адрес указан. Если нет возражений против текста, то завизируйте. Хорошо бы отправить немедленно.
Стародубцев с нарочито преувеличенной осторожностью принимает листок и встревоженно спрашивает:
— Государственных тайн нет?
— Уж какие там тайны, — снова вздыхает Смирницкий.
Стародубцев сует листок под яркое пятно настольной лампы, поправляет тяжелую оправу своих очков и читает вслух, сопровождая текст своими комментариями:
— «Москва… индекс… главному редактору… прошу предоставить мне отпуск без содержания…» Ага, значит, за свой счет. На юг, что ли? Так еще не сезон… Ну да ладно, не мое дело. Против такой радиограммы возражений не имею. Что еще?
Смирницкий протягивает вторую половинку листа:
— Это вам.
Стародубцев читает и это:
— «Начальнику сто тридцать первой механизированной колонны товарищу Стародубцеву Вэ Вэ.». Верно, это мне. «Прошу принять меня во вверенное вам предприятие… на должность водителя линейной автомашины… имею водительское удостоверение шофера первого класса». Подпись — Смирницкий.
Стародубцев опускает очки на кончик внушительного носа и с видимым интересом разглядывает поверх них сидящего перед ним молодого человека.
— Вы пропустили «на временную работу», — уточняет претендент на место водителя.
— Не пропустил. А на постоянную не желаешь?
— Не могу, — дипломатично отвечает Смирницкий. — Без прописки вы имеете счастье принять меня не более чем на два месяца.
— А юрисконсультом не пойдешь?
— Образования нет. Да и зарплата маленькая. На трассе-то что-нибудь заработаю.
— Права с собой?
— Пожалуйста.
Смирницкий достает заранее приготовленное удостоверение и протягивает начальнику колонны. Стародубцев внимательно разглядывает права, даже достает из-под целлофана талон предупреждений и смотрит его на просвет.
— Чистый, — удивленно хмыкает он.
Стародубцев задумывается, вертит в руках удостоверение и вроде бы не знает, как поступить.
— Может быть, вы сомневаетесь, Виктор Васильевич? — спрашивает Смирницкий. — Примите тогда с испытательным сроком. Ну, скажем, на три дня.
Начальник колонны встает, грузно выбирается из-за стола и начинает вышагивать по видавшему виды зеленому паласу, так что лежащий под ним дощатый настил начинает жалобно поскрипывать. Наконец он останавливается перед шофером первого класса и, заложив руки за спину, откровенно и внимательно его разглядывает.
Смирницкий отвечает начальнику таким же спокойным взглядом. Так они глядят друг на друга довольно продолжительное время.
«Ну и долго ты тянуть будешь?» — думает про себя Виктор Смирницкий.
«Ишь ты, в качестве водителя», — усмехается в глубине души Стародубцев.
Затем Виктор Васильевич первым прекращает молчаливую дуэль, круто повернувшись, идет к своему столу и размашисто поперек всего заявления Смирницкого пишет два коротких, но решающих слова: «В приказ». Ставит свою подпись и жирно, подчеркивает написанное.
— Тяжелые машины приходилось водить? — спрашивает начальник…
Смирницкий вызывающе поднимает голову:
— Приходилось. В армии.
— Тем не менее придется пройти стажировку. День или два. К кому из водителей хочешь пойти стажером?
— К Баранчуку, — не задумываясь отвечает Смирницкий.
На следующий день, обутый в валенки и одетый во все ватное и стеганое, с опозданием на час, но не по своей вине, а из-за получения спецодежды, он стоит на трассе у поворота к карьеру и ждет машину Баранчука.
В сиреневой пелене северного рассвета мимо него проносятся машины, мелькают номера, но все не те.
Ага, вот и 00–13. Тяжелый самосвал с ревом останавливается у поворота. Гостеприимно распахивается дверца, и на уровне лба Смирницкого возникают два черных зрачка длинноствольного ружья. И это так неожиданно, что стажер-водитель первого класса вздрагивает, но сразу же берет себя в руки, поскольку он человек современный и отлично понимает, что никто на него покушения не устраивает — тут вам, извините, не Америка, не Соединенные Штаты…
«Да и действие, как видно, не последнее, — усмехаясь про себя, думает Смирницкий. — По крайней мере, в этой пьесе».
Он забирается в кабину и действительно видит, что сдвоенная пушка просто лежит на сиденье, предназначенном для него, Смирницкий поднимает ружье и, сев поудобнее, ставит его между колен. Насмешливо и вопросительно он смотрит на Баранчука. Тот пожимает плечами.
— Так, на всякий случай…
«Ну, конечно, — думает Смирницкий, — вдруг стаду мамонтов его МАЗ придется по вкусу».
Вслух же спрашивает:
— А что, бывают случаи?
— Сколько угодно.
— Какие?
— В основном куропатки. Белые. Очень вкусно.
Смирницкий — стажер. Дело не слишком почетное, но нужное. Весь день он будет ездить с Баранчуком, возить грунт и приглядываться. Конечно, он мог бы сразу сесть за руль — что тут сложного. Но Стародубцев! Вот же человек, заставил утром завгара провести инструктаж: дескать, лежневка, трасса, специфика Севера, то да се.
Баранчук заезжает в «карман», тормозит и с веселым прищуром смотрит на своего «ученика».
— Пойдем постреляем? — предлагает он. — Я тут одно местечко знаю — пернатые сами на стволы садятся, не пожалеешь.
— Нет уж, — возражает Смирницкий, — тебе доверили мое образование — ты и учи.
Баранчук усмехается:
— Так я тебя стрелять научу. С колена, стоя, лежа. Или навскидку, например.
— Стрелять я и сам умею, — говорит Смирницкий. — Слава богу, два года учили. В том числе и на звук.
— А… на запах?
Смирницкого это начинает раздражать.
— Слушай, — говорит он, — может, поедем, а?
Но Баранчук не хочет ехать. Он хочет поохотиться. Свой потолок он все равно выработает.
— Знаешь что, — говорит ас, — я, пожалуй, пойду взгляну, что там за деревьями.
— А я что, здесь сидеть буду? — ледяным тоном спрашивает Смирницкий.
— Можешь вздремнуть, — предлагает Баранчук. — Хочешь отдохни, покури. Дорога здесь утомительная.
И, взяв ружье у стажера, Баранчук прыгает из кабины в снег и спокойно, неторопливо уходит в лес.
Смирницкий — в бешенстве. Куда подевалась его обычная невозмутимость?! Мальчишка, щенок! Как элегантно унизил! Ну ладно, посмотрим, что дальше будет. Ведь не жаловаться же Стародубцеву!
И он, машинально следуя совету, закуривает. Кстати, привезенные им сигареты в подарок не пригодились. Здесь прекрасное снабжение. Автолавка приезжает раз в месяц, чего там только нет, любая московская комиссионка позавидует: канадские дубленки, японские часы «Сейка» и зонтики, французские духи даже… Ничего не скажешь — ударная стройка! Очередь на «Жигули»-шестерку не более года.
В лесу бухнули два выстрела — дуплетом. А минут через десять появился Баранчук — действительно с довольно большой белой птицей в руке: куропатка, нет ли — Смирницкий в этом деле не смыслил.
Баранчук прыгнул в кабину, подержал на весу добычу и критически ее оглядел.
— Хорошая курица, — похвалил он себя. — Вечерком дядя Ваня что-нибудь из нее сочинит, он мастер.
Их самосвал с ревом поднимается в гору из карьера. Грунт с верхом переполнил кузов, машина идет тяжело, с натугой. Наконец они вырываются на лежневку, начинается адская гонка среди кедров и сосен по методу Баранчука.
«Тут главное — ритм, — отмечает про себя Смирницкий. — Его надо чувствовать».
Впрочем, все это на первый взгляд может показаться несложным. Но Виктор видит, конечно, что водителю приходится непрерывно работать рулем. На такой скорости — буквально каждую секунду. Небольшая неровность, бугорок… и самосвал тут же швырнет на обочину, в подмерзшее болото. А МАЗ, между прочим, не вездеход, его надо будет вытаскивать бульдозером, если сразу не засосет трясина.
Смирницкий снова держит между колен двустволку и присматривается к каждой мелочи. Злость на Баранчука улетучилась куда-то, и это понятно: мастерство, с каким работает этот странный водитель, заслуживает самой высокой оценки, он действительно — ас, тут уж ничего не скажешь. Виктору даже становится завидно.
