Дин Кунц - Славный парень

Раньше ее щеки раскраснелись от злости и уни­жения, теперь же она побледнела.

—  Я не могу это сделать.

—  Разумеется, можете, дорогая.

—  Господи.

—  Вы же опытная актриса.

—  Я не могу поставить его в такое положение.

—  Какое положение?

—  Заставить выбирать, кто должен умереть.

—  Вы серьезно?

—  Для него это будет ужасно.

—  Вы серьезно?

—  Я не могу это сделать.

—  Мэри, она — паскуда, которую он встретил только вчера.

—  Это не имеет значения.

—  Только вчера. Вы — его мать. Для него это лег­кое решение.

—  Но ему придется жить с этим решением. Поче­му он должен жить с таким решением?

—  Что за черт? Вы боитесь, что он выберет эту паскуду, а не вас? — спросил Крайт и одернул себя, уловив злость в своем голосе.

—  Я знаю Тима. Я знаю: он сделает то, что счита­ет правильным и лучшим. Но в такой ситуации пра­вильного нет и быть не может.

Крайт глубоко вдохнул. Еще раз. Сказал себе, что должен сохранять спокойствие. Встал. Потянулся. Улыбнулся Мэри.

—  И если он выберет меня, мне придется жить, зная, что смерть этой девушки на моей совести.

—  Знаете, Мэри, в жизни много несправедливо­го, но большинство людей чувствуют, что она лучше смерти. Лично я придерживаюсь другого мнения. Я считаю, что всем вам лучше умереть, но мое мне­ние не в счет.

Она встретилась с ним взглядом. На лице отрази­лось недоумение.

Он взял «Глок», обошел стол.

—  Позвольте мне вам кое-что объяснить, доро­гая. Если вы не сделаете этого для меня, я вас убью и поеду на поиски Уолтера. Вы мне верите?

—  Да.

—  Потом я найду вашего сына Захари. Предложу Тиму этот выбор — его брат или эта паскуда. Вы мне верите?

Она промолчала.

—  Вы мне верите?

—  Да.

—  Если и Захари будет мучить совесть, я убью и его. У вас та же проблема, Мэри... боитесь, что вас будет мучить совесть?

—  Я просто забочусь о своем сыне.

—  Убив Захари, я возьмусь за его жену. Ее зовут Лаура, не так ли?

Мэри наконец-то спросила: «Кто вы?» — хотя «кто» в вопросе больше тянуло на «что». Она уже по­няла, что ничего человеческого в ее незваном госте не было.

—  Роберт Кесслер. Помните? Вы можете назы­вать меня Боб. Или Бобби, если хотите. Только не Роб. Не нравится мне имя Роб.

Женщина вроде бы сохраняла уверенность в се­бе, но зернышко страха в ней уже дало прекрасные всходы.

—  Если и Лаура будет придерживаться тех же идиотских моральных принципов, тогда я изнаси­лую ее и убью, после чего займусь Наоми. Сколько лет Наоми?

Мэри не ответила.

—  Дорогая, я знаю, это трудно, вы только что ре­зали яблоки, пели старые песни, отлично проводи­ли время, а тут такое. Но скажите мне, сколько лет Наоми, а не то я прямо сейчас вышибу вам мозги.

—  Семь. Ей семь.

—  Если я попрошу семилетнюю девочку попро­сить ее дядю Тима спасти ей жизнь, она согласится? Я думаю, согласится. Я думаю, она будет плакать, рыдать и умолять, и она разорвет дядино сердце. Он отдаст мне эту паскуду и, возможно, убьет ее сам, чтобы вернуть маленькую племянницу живой и не­вредимой.

—  Хорошо, — смирилась Мэри.

—  Мне придется пройти весь путь до Наоми?

—  Нет.

Обойдя стол, Крайт прошел к раковине, взял не­сколько бумажных полотенец, одно чуть смочил водой.

Улыбнулся, когда влажным полотенцем вытирал ей лицо, а сухим собирал яблочные дольки с ее оде­жды, она ни разу не дернулась, чтобы не доставлять ему удовольствие.

Собрал он и дольки, что валялись на полу, все бросил в мусорное ведро.

Снова сел за стол.

—  Мне нравится ваш дом, Мэри. Я бы с радостью пожил в нем несколько дней, если бы не картина в гостиной, с этими поганцами, бегущими по берегу. Мне бы пришлось разрезать ее на куски и сжечь в камине, иначе я бы по ночам просыпался с криком только от того, что нахожусь в одном доме с нею.

Глава 55

Некоторые утверждают, что нынешняя моло­дежь плохо образована и недостаточно трудолюби­ва, но один из ее представителей попытался дока­зать, что это не так, затратив немало усилий, чтобы выбить ругательство на бетонном столике для пик­ника, и написал его правильно.

Тим и Линда сидели на скамье спиной к столику, наблюдали за людьми, которые катались на роли­ках, за собаками, которых прогуливали хозяева, па­рочками, идущими рука об руку, священником, ко­торый на ходу читал требник, обкурившимся муж­чиной лет пятидесяти, который пытался завести ду­шевный разговор с какой-нибудь из пальм.

Она терпеливо ждала, и Тим наконец-то загово­рил:

—  Значит, так. Я расскажу об этот только раз и без особых подробностей. У тебя появятся вопросы, и это нормально. Но когда я на них отвечу, больше мы к этому возвращаться не будем. Если когда-ни­будь, даже через много лет, мы познакомимся с но­выми людьми и ты скажешь: « Тим, расскажи им, что ты тогда делая», ничего из этого не выйдет. Потому что я не расскажу.

—  «Через много лет». Мне нравится, как это зву­чит. Хорошо. Один и только один раз. Ты точно зна­ешь, как раздразнить любопытство. Может, тебе стоит начать писать книги, а мне — класть кирпичи?

—  Я серьезно, Линда.

—  Я тоже.

Он глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул... и тут зазвонил его мобильник.

Линда застонала.

Личный мобильник — не одноразовый. На экра­не номер не высветился.

—  Это он, — Тим нажал кнопку приема звонка.

—  Как моя девочка? — спросил киллер.

Наблюдая за чуть покачивающимися ветвями де­ревьев, Тим молчал.

—  Ты уже трахнул ее, Тим?

—  Я отключу связь до того, как ты сможешь за­сечь мое местоположение, — ответил Тим, — так что говори побыстрее, что тебе нужно.

—  Много говорить нам не о чем, Тим. Ты вклю­чил громкую связь?

—  Нет.

—  Хорошо. Тебе не захочется вводить эту паску­ду в курс дела. Но у нас громкая связь включена, и Мэри хочет с тобой поговорить.

—  Какая Мэри?

—  Тим? — раздался голос его матери.

—  Господи!

Солнце внезапно стало слишком ярким, воз­дух — слишком вязким, чтобы дышать им, Тим под­нялся со скамьи.

—  Будь самим.собой, дорогой.

—  Мама. Господи.

—  Будь самим собой. Ты меня слышишь?

Он не мог говорить. Линда тоже вскочила. Он не мог заставить себя посмотреть на нее.

—  Будь самим собой, — в третий раз повторила его мать, — и все образуется.

—  Если он причинит тебе боль...

—  Я в порядке. Я не боюсь. Ты знаешь, почему я не боюсь?

—  Я тебя люблю.

—  Ты знаешь, почему я не боюсь, дорогой? Она куда-то направляла разговор.

—  Почему?

—  Потому что сижу здесь и думаю о тебе и Мишель. Тим замер.

—  Я хочу быть здесь на твоей свадьбе, дорогой.

—  Ты будешь. Обязательно будешь.

—  Она такая милая. Идеальная для тебя пара.

—  Она напоминает мне тебя.

—  Я обожаю кольцо, которое она мне сделала.

—  Скажите ему, Мэри, — нетерпеливо вмешался киллер.

—  Я прямо сейчас смотрю на это кольцо, доро­гой, и оно дает мне надежду.

—  Мэри, — предупредил киллер.

—   Тим, пожалуйста, Тим, я хочу вернуться домой.

—  Что он сделал? Куда он тебя отвез?

—  Он хочет заключить с тобой сделку.

—  Да, я знаю, чего он хочет.

—  Дорогой, я не знаю, кто эта женщина, которая ему нужна.

—  Я допустил ошибку, мама. Большую ошибку.  — Думай обо мне и Мишель. Я тебя люблю.

—  Все будет хорошо, мама.

—  Будь собой. Поступай, как считаешь правильным.

— Я верну тебя домой. Клянусь.

—  Я отключил громкую связь, Тим, — сообщил ему киллер.

—  Не трогай мою мать.

—  С твоей матерью я сделаю все, что захочу. Мы в безлюдном месте, никто не услышит ее криков.

Тим лихорадочно искал, что ответить, но не на­шел. И промолчал.

—  Так ты собираешься жениться, — продолжил киллер.

—  Скажи мне, что ты хочешь.

—  Как фамилия Мишель, Тим?

—  Это не твое дело.

—  Я могу пыткой вырвать его у твоей матери.

—  Джефферсон, — Тим назвал девичью фамилии Мишель Руни. — Мишель Джефферсон.

—  И что подумает Мишель, узнав, что ты риску­ешь всем из-за этой паскуды?

—  Оставь Мишель в покое.

—  Это зависит от тебя, Тим.

Через парк шел Санто, улыбался, махал рукой. Вел Зою на поводке.

Тим чувствовал, что не должен легко соглашать­ся на условия киллера. Ему бы не поверили, быстрое согласие вызвало бы подозрения. Он должен сопро­тивляться. Предложить альтернативу. А для поиска выхода требовалось время.

—  Как я могу пойти на такой обмен? Как я могу это сделать?

—  У тебя есть слабое место, Тим.

—  Получится, что я убью одну из них своими ру­ками.

—  Ты — один из хороших парней, Тим, славных парней. Это и есть твое слабое место.

—  Никакой я не славный парень. Просто живу.