Домохозяйка - Фрида МакФадден
Так вот — сидя за столом у двери в кабинет моего непосредственного начальника и любуясь Эндрю Уинчестером издалека, я на самом деле преклоняюсь не перед реальным мужчиной. Скорее, мои чувства сродни восхищению известным актером или даже прекрасной картиной в художественном музее. Особенно если принять во внимание, что в моей жизни нет места даже единичному свиданию, не говоря уже о постоянных отношениях.
Но как же он хорош собой! Мало того, что у него куча денег, так он еще и красавец. Можно было бы изречь что-то о несправедливости жизни, если бы Эндрю Уинчестер не был таким славным парнем.
Так однажды он пришел поговорить с моим начальником Стюартом Линчем, человеком по меньшей мере лет на двадцать его старше, который ненавидит, что им командует «малолетка». Эндрю Уинчестер остановился у моего стола, улыбнулся и сказал:
— Привет, Нина. Как ваши дела сегодня?
Само собой, он понятия не имеет, кто я такая. Мое имя он прочел на табличке, стоящей на столе. Но все же. Так приятно, что он потрудился сделать это. Мне понравилось, как мое простое короткое имя звучит в его устах.
Эндрю со Стюартом разговаривали в кабинете с полчаса. Стюарт инструктировал меня, чтобы я никуда не отлучалась, пока мистер Уинчестер у него, — вдруг ему понадобятся какие-либо данные из компьютера. Честно говоря, не могу понять, в чем состоят обязанности Стюарта, потому что всю работу за него исполняю я. Ну да ладно. Я не в претензии, до тех пор пока получаю свою скромную зарплату и фирма оплачивает мою медицинскую страховку. Нам с дочкой нужна крыша над головой, а ее педиатр говорит, что в следующем месяце Сесилии необходимо сделать несколько прививок, причем против болезней, которых у нее нет.
Но я в претензии на другое: Стюарт не предупредил меня заранее, что мне нельзя будет отлучиться. Дело в том, что мне нужно сцедить молоко. Моя грудь переполнилась и болит, застежка бюстгальтера для кормящих матерей едва не лопается. Изо всех сил стараюсь не вспоминать о Сеси, потому что если подумаю о ней, молоко само брызнет из сосков. А это совсем не то, чего тебе хочется, когда сидишь за столом в приемной.
Сеси сейчас у моей соседки Элены. Элена тоже одинокая мать, поэтому мы с ней сидим с детьми по очереди. Я работаю днем, а она — в баре по вечерам. Так что я сижу с ее сыном Тедди, а она — с моей Сеси. Для нас этот распорядок работает. Почти.
На работе я тоскую по Сеси. Думаю о ней все время. Я всегда воображала, как, заведя ребенка, буду сидеть с ним дома по крайней мере первые шесть месяцев. Вместо этого я взяла лишь две недели отпуска, а потом сразу вернулась на работу, несмотря на то, что мне еще больно ходить. На работе были готовы дать мне двенадцать недель отпуска, но десять из них — без оплаты. Кто смог бы прожить десять недель без притока денег? Уж точно не я.
Иногда Элена ненавидит своего сынишку за то, чем ей пришлось ради него пожертвовать. Я была аспиранткой, не торопясь работала над кандидатской по английскому языку и беспечно жила почти что в нищете, когда тест на беременность дал положительный результат. Взирая на две голубые полоски, я осознала, что мой аспирантский стиль жизни не обеспечит мне возможность заботиться о двоих — о себе и моем нерожденном ребенке. На следующий же день я ушла из аспирантуры и принялась утюжить улицы в поисках заработка.
Моя нынешняя должность — отнюдь не работа моей мечты. Но зарплата неплохая, бонусы тоже, рабочее расписание стабильное, а дни не слишком долгие. К тому же мне сообщили, что я смогу получить повышение. Со временем.
Однако сейчас мне надо как-то продержаться следующие двадцать минут, не допустив, чтобы на блузке появились два мокрых пятна.
Я уже готова сорваться с места и понестись в туалет с рюкзачком, в котором лежат молокоотсос и маленькие бутылочки, но в этот момент из интеркома доносится трескучий голос Стюарта:
— Нина? Не могла бы ты принести нам данные по Грейди?
— Сию минуту, сэр!
Иду в компьютер, загружаю файлы, затем посылаю их в печать. Файлы занимают пятьдесят страниц, и я сижу, барабаня пятками о пол и глядя, как страницы по одной выползают из принтера. Когда принтер наконец выплевывает последнюю, хватаю всю пачку и тороплюсь в кабинет.
Приоткрываю дверь:
— Мистер Линч, сэр?
— Входи, Нина.
Раскрываю дверь шире, чтобы войти. Оба босса сразу же устремляют на меня взгляды, причем совсем не с тем выражением, с которым пялились мужчины в барах до того, как я забеременела и вся моя жизнь резко изменилась. Эти двое смотрят так, будто у меня в волосах запутался гигантский паук, а я об этом даже не догадываюсь. Я уже собираюсь спросить, на что они так уставились, но опускаю взгляд и все понимаю без слов.
Я протекла.
Не просто протекла — молоко из меня хлещет, как из коровы. Вокруг сосков темнеют два обширных пятна, а несколько капель просочились сквозь ткань блузки. Мне хочется заползти под стол и там сдохнуть.
— Нина! — кричит Стюарт. — Приведи себя в порядок!
— Да, конечно, — лепечу я. — Мне… мне очень жаль…
Я швыряю бумаги на стол и вылетаю из кабинета со всей скоростью, на которую способна. Чуть не плача, накидываю пальто, чтобы прикрыть испачканную блузку. Не знаю даже, чему я огорчилась больше, — что босс босса моего босса узрел меня в таком виде или что потеряла столько молока зря.
Мчусь в туалет с молокоотсосом, насаживаю его, как положено, и облегчаю давление в молочных железах. Несмотря на стыд, ощущаю бешеное наслаждение, избавляясь от всего этого молока. Возможно, даже большее наслаждение, чем от секса. Хотя я уже и не помню, что чувствовала при сексе, потому что последний раз занималась им в ту самую дурацкую ночь со случайным партнером, которая и привела к столь плачевным результатам. Я наполняю молоком целых две бутылочки по пять унций[15] каждая и засовываю их в сумку вместе с пакетом льда. Поставлю их в холодильник, пока не настанет время идти домой. А сейчас надо вернуться за свой стол. И не снимать пальто до конца рабочего дня, потому что я недавно обнаружила, что,
