Домохозяйка - Фрида МакФадден
Единственное, что не было у Энди идеальным — это… Ладно, скажу. Его мать. Эвелин Уинчестер было слишком, как бы это выразиться… много. Больше, чем мне бы хотелось. И ее не назовешь самым теплым человеком на свете. Несмотря на заверения Энди, что она «обожает младенцев» и будет «с радостью» сидеть с моей дочкой, она очень неохотно соглашается каждый раз, когда мы просим ее побыть няней. Такие вечера неизменно заканчиваются критикой моих материнских талантов, не слишком тщательно замаскированной под «полезные советы».
Но я выхожу замуж за Энди, а не за его мать. Нет на свете женщины, которая любила бы свою свекровь, так ведь? Я найду общий язык с Эвелин, тем более что я ее особо не интересую, если не считать воображаемого отсутствия у меня родительских навыков. Если мать — единственный недостаток Энди, волноваться мне не о чем.
И я вышла за него замуж.
Прошло уже три месяца, а я все еще на седьмом небе. Не могу поверить, что у меня достаточно стабильное финансовое положение, чтобы сидеть дома со своим ребенком. Когда-нибудь я вернусь в аспирантуру, но сейчас хочу наслаждаться каждой минутой своей семейной идиллии. Сеси и Энди. Как может такая огромная удача выпасть на долю одной женщины?
Взамен я стараюсь быть идеальной женой. Когда выдается свободное время (а его у меня не много), я хожу в спортзал, чтобы держать себя в отличной физической форме. Набила свой платяной шкаф абсолютно непрактичной белой одеждой — потому что Энди обожает, когда я одеваюсь в белое. Изучила массу онлайн рецептов и готовлю по ним как можно чаще. Хочу быть достойной той невероятной жизни, которую он мне подарил.
Сегодня вечером я целую Сесилию в гладенькую младенческую щечку, ненадолго задерживаюсь над ее кроваткой, прислушиваясь к ее сонному дыханию и вбирая в себя запах детской присыпки. Заткнула прядку ее мягких светлых волосиков за почти прозрачное ушко. Она так прекрасна! Я так ее люблю, что иногда мне хочется ее скушать.
Когда я выхожу из детской, Энди поджидает меня в коридоре. Он улыбается, темные волосы в полном порядке, ни одна прядка не выбивается. Он так же красив, как в тот день, когда я впервые встретилась с ним. Так и не могу понять, почему он выбрал меня. Ведь он мог бы получить любую женщину в мире. Почему я?!
Но, может быть, не нужно ставить все эти вопросы. Нужно просто быть счастливой.
— Нина, — говорит он и затыкает прядку моих собственных волос мне за ухо. — У тебя немного видны темные корни.
— Ох! — Я смущенно провожу пальцами по волосам надо лбом. Энди любит белокурые волосы, поэтому я взяла за правило ходить в парикмахерскую и высветлять волосы до золотистого оттенка. — Уф, у меня было столько хлопот с Сеси, что из головы вон.
Не могу в точности прочитать выражение его лица. Он все еще улыбается, но что-то в нем неуловимо изменилось. Но не может же он так остро реагировать на то, что я не пошла вовремя в парикмахерскую! Или может?
— Слушай, — говорит он. — Мне нужна твоя помощь.
Я приподнимаю бровь, радуясь, что он, кажется, не так уж огорчен моим просчетом с волосами.
— Конечно. С чем помочь?
Он поднимает глаза к потолку.
— Я оставил кое-какие документы в кладовке на чердаке. Ты не могла бы помочь мне отыскать их? Сегодня вечером мне нужно подписать контракт. А после этого мы могли бы… — Он завлекательно улыбается. — Ну ты понимаешь.
Ему не нужно просить меня дважды.
Я живу в этом доме около четырех месяцев, но никогда не бывала в кладовке на чердаке. Как-то поднималась туда, пока Сеси дремала, но дверь была заперта, и я вернулась обратно. Энди говорит, там всего лишь куча бумажек. Ничего интересного.
Да и, сказать по правде, не люблю я ходить туда. У меня нет идиотских фобий против чердаков, но лестница, ведущая наверх, какая-то жуткая. Темная, ступеньки скрипят при каждом шаге… Провожая Энди, я стараюсь держаться к нему поближе.
Когда мы добираемся до верха, Энди ведет меня в конец узкого коридора к закрытой двери. Достает связку ключей и вставляет один из тех, что поменьше, в замочную скважину. Затем распахивает дверь и, дернув за шнур, включает свет.
Я моргаю, а когда глаза приспосабливаются, оглядываюсь по сторонам. Помещение не похоже на кладовку, как я ее себе представляла. Оно больше похоже на маленькую комнату с кроватью в углу. Здесь есть даже небольшой комод и мини-холодильник. В дальнем конце виднеется крохотное окошко.
— О… — Я потираю подбородок. — Да это настоящая комната! Я думала, что тут свален всякий мусор, как в любой кладовке.
— Ну, я вообще-то храню все вон в том шкафу, — объясняет Энди, указывая на шкаф поблизости от кровати.
Иду к шкафу и заглядываю внутрь. Там ничего нет, кроме голубого ведра. Никаких бумаг вообще. Не понимаю — зачем нужны два человека, чтобы что-то тут найти? Ума не приложу, чего ради Энди притащил меня сюда.
И в этот момент я слышу звук захлопывающейся двери.
Поднимаю голову и оборачиваюсь. Обнаруживаю, что осталась в каморке совсем одна. Энди вышел и захлопнул за собой дверь.
— Энди!
Двумя широкими шагами пересекаю всю комнатку и хватаюсь за ручку двери. Но та не подается. Налегаю сильнее, всем своим весом, но ничего не получается. Ручка не сдвигается ни на дюйм.
Дверь заперта.
— Энди! — снова зову я. Никакого ответа. — Энди!
Да что, черт возьми, происходит?!
Может, он сошел вниз за чем-нибудь, а дверь и захлопнулась? Но это не объясняет того факта, что в комнате нет никаких бумаг, ради которых, по его словам, мы сюда заявились.
Я барабаню в дверь кулаками:
— Энди!
По-прежнему нет ответа.
Прикладываю к двери ухо. Слышу шаги, но они не приближаются. Наоборот, становятся все тише, пока не исчезают в глубине лестничного пролета.
Должно быть, Энди меня не слышит. Это единственное объяснение. Хлопаю себя по карманам, но мой телефон остался в спальне. Я не могу ему позвонить.
Вот проклятье!
Мой взгляд падает на окошко, — крошечное окошко в углу. Иду к нему и обнаруживаю, что оно выходит на задний двор. Значит, привлечь чье-либо внимание с улицы невозможно. Я намертво застряла здесь, пока Энди не вернется.
Я не подвержена клаустрофобии, но эта комнатка слишком мала, и без того низкий косой потолок спускается над кроватью еще ниже. Мысль о том, что я заперта здесь, приводит меня в ужас. Конечно,