Ким Уозенкрафт - Разыскиваются полицией
— Здорово, — кивнула Гейл.
У нее возникло ощущение, что ей придется привыкать к подобному. Родители, у которых растут дети, жалеют ее, потому что ей перевалило за сорок, а она по-прежнему бездетная. В тюрьме это не имело значения. Там все были заперты, и ни у кого не было ни родителей, ни детей.
Хватит, оборвала она себя. Вспоминать тюрьму — значит продлевать свой срок заключения.
— Она знала?
— Жена?
— Да.
Рик помолчал.
— Нет.
— Как долго вы были в браке?
— Почти восемь лет.
— И ты ей не сообщил? — поразилась Гейл. — Как у тебя получалось быть с ней одновременно настолько близким и настолько далеким?
— До чего-то допускал. Но только если это не грозило встречей с кем-нибудь из моих старых товарищей, кто знал, что я за птица и откуда взялся. И никогда, никогда не помышлял открыть, кто я на самом деле. Во-первых, нечестно ставить в такое положение людей, особенно тех, кто не догадывается о природе моей свободы. А во-вторых, это бы на сто процентов увеличило вероятность ареста.
Гейл вздохнула. Рик абсолютно прав. Она перехватила взгляд Дайаны, и ее смутило выражение лица девушки. Она выглядела виноватой.
— Ты ощущал дистанцию?
Рик покачал головой:
— В основе я был и остаюсь самим собой. У меня новые имя и фамилия, новые документы, которые я предъявляю властям. Я плачу налоги, однако жульничаю, если появляется возможность, потому что мерзавцы того заслуживают. Делаю все, что в моих силах, чтобы научить читать детей из гетто. Они отличные ребята. Я люблю свою работу, но она выжимает все силы.
Дайана свесила ноги с кровати и спросила:
— А как получилось, что вы в костюме?
Рик улыбнулся:
— Обычно я не хожу в костюмах. Но в данном случае этого требует ситуация. Сохранение инкогнито, ну, вы понимаете.
Дайана кивнула.
— Я не спрашиваю, куда вы направляетесь, но если пожелаете, можете мне сообщить.
— Я пока не знаю, — ответила Гейл и, перехватив взгляд сокамерницы, добавила: — Но уверена, что ты бы не хотел, чтобы я таскала с собой твои визитные карточки.
Рик рассмеялся и покачал головой.
— Встретишь Тома или кого-нибудь еще, передавай от меня привет.
— Спасибо, передам.
Рик встал и замялся, не зная, как попрощаться. Гейл протянула ему руки и ощутила теплоту его объятий. Она пожалела, что не может остаться в них дольше. В объятиях Рика Гейл чувствовала себя в безопасности.
Карту расстелили на кровати Дайаны, и Гейл провела пальцем линию на юг, до Оклахома-Сити. А за окном в сумерках зажигал огни город Чикаго. Сзади бурчал телевизор. Гейл не могла привыкнуть к нему, но Дайана настояла, чтобы продолжать слушать новости.
— На машине часов двенадцать-тринадцать. Если прорвемся.
— Ты можешь так долго сидеть за рулем?
— Да. Но лучше, если время от времени ты станешь меня подменять.
— Я почти двадцать лет не водила машину. Не знаю, вспомню ли, как это делается.
— Успокойся. У нас в стране половина водителей с правами не представляют, как это делается. Как с велосипедом — стоит сесть в седло, сразу вспомнишь.
Гейл снова посмотрела на карту.
— Господи! — Дайана схватила пульт дистанционного управления и прибавила звук.
«Меня застали врасплох. Они показались мне совершенно безобидными. Две нуждающиеся в помощи женщины, и я им помог. Наплели, будто у них сломался автомобиль, а им до зарезу необходимо в город…» — говорил водитель мусоровоза. Гейл не запомнила его имени. У его рта образовался почти правильный прямоугольник сыпи.
— Кто бы мог подумать? — бросила Дайана. — У него аллергия на клеящуюся ленту. Нехорошо получилось.
Гейл села на кровать прямо перед экраном, Дайана устроилась рядом, поджала под себя ноги и, подавшись вперед, не сводила с телевизора взгляда.
— Майк, — вспомнила Гейл.
— А обещал, что никому не скажет. И ты была готова ему поверить. Теперь понимаешь: иногда я знаю, что необходимо делать.
Гейл промолчала.
«…только мы добрались до города, как та, что помоложе, наставила на меня триста пятьдесят седьмой калибр. Может, и не триста пятьдесят седьмой, но очень большой — дырка просто огроменная…»
Голос Майка задрожал, глаза забегали из стороны в сторону, веки затрепетали под тяжестью навернувшихся слез, однако он взял себя в руки.
«Будь я проклят, если еще кого-нибудь подсажу. Я решил, что она меня застрелит. Так и подумал. Говорю вам, эти дамочки не шутили».
Не успел ведущий поблагодарить Майка, как на экране появились снимки из досье Дайаны и Гейл. Один возле другого, под подбородками номера, подбородки почти одинаково непокорно задраны.
— Смотри-ка, — усмехнулась Гейл, — нас показывают по телевизору. Теперь мы полноценные люди. Существуем в реальности.
Дайана молча смотрела на экран и слушала ведущего, который охарактеризовал их как «революционерку и предательницу» и сообщил, что полиция считает, будто беглянки по-прежнему в Нью-Йорке, хотя вероятно, что они ускользнули из города.
— Иными словами, — прокомментировала Дайана его слова, — ни черта-то ты не знаешь. — И удовлетворенно вздохнула. Она успокоилась.
Вслед за новостями стали передавать рекламу, и Гейл нажала кнопку приглушения звука.
— Что скажешь?
— А ты?
— Фотография нисколько на тебя не похожа.
— Слава Богу, и на тебя тоже. Ну у тебя здесь и видок! Давненько же тебя упекли.
— Хватит с нас обеих, — промолвила Гейл.
— Да.
Они погасили свет, выключили телевизор, и каждая погрузилась в свои мысли. Дайана легла на бок и спросила:
— Рик был твоим дружком?
— Почти.
— Ты ему доверяешь?
— Разве это не очевидно?
— На него можно положиться?
— Я ему верю, как верю другим.
— Мне, например.
Гейл повернулась к ней.
— Я не убеждена, что верю тебе. Или верю до конца.
— Почему?
— Я верю тебе, но не твоим суждениям.
— Вот теперь ты точно говоришь как мать.
— Не пренебрегай чужим опытом.
— О Боже мой!
— Я серьезно. Успела кое-чему научиться.
— В основном сидела за решеткой. Полжизни в тюрьме, полжизни на свободе. А свобода главным образом приходится на детство. Ты собираешься учить меня, как себя вести?
— Я тебя призываю сделать шаг назад, осмотреться и тщательно оценить ситуацию.
— И для этого мы направляемся в Оклахома-Сити, расположенный по соседству с Техасом?
— Там безопасно. Живут мои институтские друзья. Можно перекантоваться.
— Знаешь, почему штат Техас никак не может съехать в Мексиканский залив?
— Почему?
— Потому что штат Оклахома полное дерьмо.
— Даже не смешно. Детские шуточки.
— Согласна. Но это именно то, что я чувствую по отношению к Оклахоме. От нее абсолютно никакой пользы. Плоская, пыльная, страшная. Как тебя занесло туда учиться?
— Культура коренных американцев.
— Я была в нескольких резервациях. Все равно что сходить в зоопарк. Только в клетках не звери, а люди. Печально до невозможности.
— Я работала в одной из них. Сразу после того, как получила диплом.
Дайана немного помолчала.
— Во мне течет немного индейской крови.
— Правда?
— Благодаря прапрапрабабке со стороны отца. Наверное, надо добавить еще одно «пра». Я почти ничего об этом не знаю — лишь то, что она была из апачей из резервации Уорм-Спрингс. Мать мне однажды сказала. Я хотела выспросить у нее побольше, но она и сама толком ничего не знала.
— Это можно исправить. Один из тех людей, с кем мы будем жить, преподает в университете и имеет доступ ко всяческим метрикам и архивам.
Воцарилось долгое молчание. Гейл стала засыпать и сквозь дремоту услышала, как Дайана пошевелилась и зашуршала простынями.
— Гейл!
— Да?
Дайана хотела рассказать о телефонном звонке и разговоре с Ренфро, но передумала. Может, позднее, когда все наладится.
— Ничего. Просто хотела поблагодарить за то, что взяла меня с собой.
Гейл улыбнулась и отозвалась:
— Без тебя я бы не справилась.
Дайана лежала в темноте и, как бывало по ночам в тюрьме, слушала дыхание своей сокамерницы. Она вспомнила приход Рика Рида, и что-то в его поведении ей показалось немного искусственным — похожим на картофельное пюре быстрого приготовления: вроде бы хорошо взбито и аппетитно, но всегда присутствует легкий привкус картонки от упаковки. Очевидно, он просто нервничал оттого, что оказался рядом с копом. Точнее, с бывшим копом. Но Дайана знала, даже законопослушные граждане считали: полицейский — всегда полицейский. Так же как полицейские не сомневались: преступник — всегда преступник. А в ее голове все перепуталось.
Дайана поднялась и подошла к окну. С высоты двадцать четвертого этажа обвела взглядом плотно застроенный городской пейзаж: высокие дома светились окнами и сверкали огнями, на улицах было еще много машин. Дайана вспомнила лицо Майка на телеэкране, услышала его голос — как он призывал Америку опасаться ее и Гейл. Двух несчастных беглянок. Господи, сколько же на свете всякого дерьма!
