С. Тремейн - Холодные близнецы
– Бини! Где ты? Сони Бин! Сони!
Ничего. Из-за ветра дождь лил почти горизонтально, и ледяные капли впивались ему прямо в лицо. Энгус шагнул вперед, но нога поскользнулась на взявшемся, словно ниоткуда, покрытом тиной и водорослями камне. Он потерял равновесие и рухнул на колени, больно ударившись голенью о булыжник.
– Зар-р-раза! – он опустил руку в жижу, перенеся на нее вес, и встал: – Бини! Бини! Да где ты? Би-и-ини-и-и!
Медленно поднявшись, Энгус наклонился навстречу ветру. Отдышался, но тотчас наглотался капель. Он прекрасно понимал, что рискует собственной жизнью. Как там говорил Джош? «Зимой на Скае никто не услышит твоих криков». Он мог сломать себе ногу в этой вероломной грязи, утонуть, застрять.
Разумеется, Сара позвонит кому-нибудь – но на то, чтобы организовать поиски, уйдет где-то час, а вода возле Торрана поднимается очень быстро. За час он вряд ли утонет, но, оказавшись в ледяной воде, запросто замерзнет насмерть.
– Бини!
Энгус сверлил глазами пустоту, яростно вытирая мокрое лицо.
Здесь?
– Бини?
Да!
Он услышал собаку.
Сомнений нет – тихий, жалобный скулеж. Слабый, но доносится явно оттуда. Судя по звуку, пес находился ярдах в трехстах-четырехстах. Энгус достал второй фонарик и долго возился, прежде чем нажал на пластмассовую кнопку окоченевшими пальцами.
Так-то лучше. Энгус поднял фонарик в руке. Вместе с налобным фонарем получился мощный источник света. Направив оба луча в ту сторону, откуда шел звук, Энгус пристально вглядывался в призрачно шевелящийся туман.
Бини нашелся. Он казался тусклой тенью, но это был его пес – живой.
Бини увяз по шею в грязи.
Еще чуть-чуть – и он утонет. У Энгуса было несколько минут на то, чтобы добраться до собаки. Еще немного – и вода накроет его.
– Господи! Бини!
Жалобный вой. Пес умирает. Что будет с Лидией, если ее Бини погибнет? Да и самого Энгуса это серьезно подкосит.
Энгус попытался бежать, однако при каждом шаге он либо проваливался в грязь, либо поскальзывался. На одном влажном, покрытом водорослями булыжнике он едва не рухнул лицом вперед. Если он снова навернется, то расшибет череп о камни. И тогда сыграет в ящик вместе с Бини.
Вероятно, он поступил неправильно, настолько рискуя жизнью. Он подумал о натянутой улыбке Сары. Она что, подстроила все это? Нет. Глупости.
Надо сбавить скорость, но если он станет медлить, Бини утонет.
Может, ползком будет быстрее?
Энгус встал на колени и пополз по грязи. Невообразимо холодный дождь сыпался ему на шею и плечи, Энгус промок до костей. Его бил озноб, возможно, он ощутил первые признаки переохлаждения, зато он почти добрался. Еще пятьдесят ярдов. Сорок. Тридцать.
Бини умирал. Из грязи виднелась только его голова. Лучи фонарей осветили его морду – в глазах пса застыл ужас.
Энгус приближался. Он заметил какую-то плоскую деревянную поверхность, наверное, что-то вроде обломков утонувшего судна, полузанесенного илом за десятилетия. Тьма здесь царила практически непроглядная, но по деревяшке можно было подобраться как раз к тому участку, где застрял Бини.
– Тише, мальчик. Все хорошо. Я тут, Бини. Держись.
Энгус полз по склизкой жиже. Когда до собаки оставалось пять ярдов, у него в голове возник план: лежа на досках, протянуть руки и рывком выдернуть собаку из грязи.
Но вдруг Бини шевельнулся. Приливная волна ослабила хватку грязи, и пес забился, не то плавая, не то брыкаясь. Извиваясь и ерзая, он отодвигался все дальше и дальше от Энгуса – куда-то вверх, где начиналась галька.
– Бини! – заорал Энгус.
Он поднялся на одно колено, попытался встать, и доски под ним с треском рухнули.
Энгус моментально ушел под воду – мутную и ледяную. Внизу не было грязи, и Энгус в тяжелой одежде и сапогах барахтался, отчаянно стараясь дотянуться до досок, но те постепенно тонули в морской воде, перемешанной с песком. Он погрузился уже по шею, брыкаясь ногами в пустоте в поисках опоры.
На Торране, за грязевыми полями, моргнул во тьме маяк. Ослепительно-белый свет. После – тьма.
22
Где Энгус? Чего он так долго? Утонул, что ли? Надеюсь, да. Но при этом и нет. Я ничего уже не знаю.
Я стою у кухонного окна. Вокруг раскинулись унылые грязевые поля, за которыми лежит Орнсей. На Торран опустился такой густой туман, что мне почти ничего не видно. Я словно смотрю в космос – тоскливая, беззвездная пустота.
– Мама, а где папа?
Лидия дергает меня за рукав кардигана. Невинное дитя с дыркой вместо молочного зуба, синие глаза не мигают, худенькие плечи подрагивают от волнения. Я ненавижу Энгуса, но Лидия не может потерять отца таким образом. Может, мне не следовало отпускать Энгуса, но он всегда стремился помочь Бини, невзирая на невзгоды и опасности.
Струи дождя, подгоняемые ветром, хлещут в стекло.
Куда он запропастился? За окном – лишь серые размытые пятна. Еле пробивающийся лунный свет, затянутые туманные берега Орнсея. Больше ничего. Каждые девять секунд маяк, будто папарацци, дает вспышку, но в ее свете видна лишь влажная пустота.
– Мам, где папа?
Я беру Лидию за руку.
– С папой все будет в порядке. Он спасет Бини, но это очень трудно сделать, потому что сейчас ночь.
Хотела бы я себе верить. Я даже не знаю, живым или мертвым нужен мне муж?
Я до сих пор не пойму, как именно собака угодила в трясину. Они с Лидией шумно возились в столовой – они последнее время часто так делают – а я в комнате Лидии гладила белье. Потом Лидия закричала. Я прибежала в столовую, собака уже убежала, а входная дверь на кухне скрипела, качаясь под ветром туда-сюда.
– Где папа?
Возможно, Бини увидел крысу и погнался за ней? Или все дело в Лидии? Вдруг она его напугала и он удрал? С тех пор как Бини попал на Торран, он вечно трясся от страха, особенно его пугал дом.
– Мама! Это Бини, я его слышу!
Что? Действительно собачий вой? Я быстро подхожу к двери и распахиваю ее настежь. Ураган тотчас пытается загнать меня обратно – злобный ветер и яростный дождь. Я беспомощно ору изо всех сил – в сторону грязевых полей, песчаных отмелей, стоящих на якоре лодок и островерхих мрачных елок. Там сплошная пелена тумана.
– Энгус! Бини! Энгус! Бини!
С тем же успехом я могла бы кричать в угольную шахту. Или в закрытый и протекающий подвал. Вихри выхватывают мои слова и уносят прочь – к Арднамерхану и Саммер-Айлз.
Саммер-Айлз – Летние острова. Меня накрывает отчаяние. Трагедия опять нас настигла. Мы не смогли замести следы в Лондоне.
– Мама, а папа вернется? – спрашивает Лидия из дверей. – Он вернется, как Лидия?
– Да, конечно же, милая.
На ней розовые тонкие рейтузы и короткая джинсовая юбка. Ее кофточка с «Хелло Китти» слишком легкая, она простудится.
– Лидия, ступай, пожалуйста, в дом. Папа обязательно придет, не волнуйся, милая. Почитай пока что-нибудь. Папа скоро придет.
Лидия поворачивается и мчится в столовую, я бегу за ней. На подоконнике стоит наш дряхлый бакелитовый телефон, заляпанный краской. Старинная трубка кажется очень неудобной, а громоздкий наборный диск вертится еле-еле. Я набираю номер Джоша и Молли, но ответа нет – на другом конце провода тянутся обманчиво-спокойные длинные гудки.
Я звоню Джошу на сотовый. Опять неудача. «Привет, это Джош Фридленд. Если вы насчет работы – свяжитесь с компанией “Стронциан Стоун”…»
Я швыряю трубку. Я негодую, я зла на весь мир сразу. Кто нам поможет?
Гордон, лодочный мастер! Точно. В моем мобильнике есть его номер. Я бегу в спальню, хватаю из захламленной прикроватной тумбочки почти бесполезный телефон и мучительно жду, пока он включится. В спальне появляется Лидия. Она выглядит как-то не так. Волосы растрепаны сильнее, чем обычно. Безмятежно, как в трансе, она наблюдает за тем, как я трясу мобильник – включайся, включайся, скотина! Под мышкой Лидия держит плюшевого леопарда Лепу. Она мнется и нерешительно говорит:
– Мама, а может, неважно, что будет с Бини? Кирсти ведь не вернулась, а если и Бини не вернется, будет не страшно, да?
– Лидия, дорогая, о чем ты? – я пытаюсь найти номер.
– А папа вернется, правда? Мам, прошу тебя! Лидия не возражает. Кирсти нет, и теперь неважно, что он сделал. Мы его вытащим из грязи?
Что?
Я в растерянности смотрю на нее. Из моих глаз вот-вот польются слезы. Еще секунда, и я разревусь: по моей Кирсти и по тому, что Энгус с ней сотворил.
Нет. Сара, займись телефоном. Его экран дружелюбно сияет в полумраке плохо освещенного дома. Сигнала нет. Разумеется. Нажав две кнопки, я попадаю в «КОНТАКТЫ». «Г» или «Ф», «Г» или «Ф».
Гордон Фрейзер. Вот его номер.
Я бегу в столовую, поднимаю старинную трубку, терпеливо накручиваю на диске 3, 9, 4, 6, и на другом конце линии идет гудок. Возьми трубку, давай, возьми трубку! Внезапно сквозь треск помех я слышу голос – слабый, не очень приветливый, глухо звучащий сквозь бурю.
– Гордон Фрейзер.
– Гордон, это Сара Муркрофт с Торрана.
