Джек Кертис - Вороний парламент
Медоуз пытался выдержать пристальный взгляд Герни, но все же отвел глаза и снова посмотрел на медленно текущую свинцовую Темзу.
Несколько лет назад он увлекся девушкой, с которой познакомился на вечеринке. Как большинство членов парламента, рабочую неделю он проводил в Лондоне, а на уик-энд отправлялся в Суффолк навестить жену и детей. Некоторые заводили в городе милашек – это было в духе Артура называть любовниц милашками, к чему все относились как к должному.
Первое время все шло прекрасно. Но потом Джулия стала требовать слишком многого. Он же легкомысленно игнорировал появившиеся тревожные сигналы. Она начала распространять вздорные слухи, звонила ему домой по утрам в воскресенье, и его жена, уже одетая для того чтобы отправиться в церковь, снимала трубку рукой в белой перчатке; оставляла записки в служебных бумагах, которые он обычно брал с собой домой в пятницу вечером; дарила ему галстуки и свитера, вручая их перед самым отправлением поезда. Все это раздражало его, но он с самонадеянной уверенностью объяснял ее поступки тем, что девушка без памяти влюблена в него.
То, что жена узнала о его связи, было не самым страшным. Она не стала угрожать ему и требовать развода, так как не принадлежала к числу женщин, которые могли сами себя обеспечить. Она смирилась с его интрижкой в обмен на его деньги и в надежде сохранить дом и положение в обществе. Он тоже готов был ради приличия поддерживать видимость их счастливого брака. Тревожило только то, что неожиданно жена пристрастилась к спиртному, и он время от времени пытался вразумить ее. Его связь, о которой знали все, по-прежнему продолжалась.
Жена Медоуза становилась все более странной, но поскольку он по большей части дома отсутствовал, то не замечал этого. На протяжении многих лет она чувствовала себя никчемной, незначительной и ненужной, как опавший лист, всячески стремилась привлечь к себе внимание мужа, стать для него главным в жизни. Теперь она не могла смириться с фактом открытого пренебрежения к ней. Кончилось все тем, что она впала в состояние глубокой депрессии и исчезла.
Ей удалось по-настоящему запугать Медоуза. Она оставила записку, полную такой яростной горечи, что у него не оставалось сомнения относительно ее угроз покончить с собой и – это было еще ужаснее – предпринять другие безрассудные действия. В записке сообщалось, что она написала письмо с изложением доказательств его любовной связи, которое собиралась отправить в газеты, телекомпании, премьер-министру, доверенному лицу Медоуза – одним словом, всем, кого Медоуз имел основания бояться. Она достала из стенного шкафа его одежду, ножницами изрезала ее в клочья и вывесила лохмотья на лужайке в виде пугала. На столе рядом с запиской она оставила бутылку джина, опустошенную на две трети. Она сделала все, чтобы отныне Медоуз не смог пренебречь ею.
Медоуз нанял Герни, заключив с ним краткосрочный контракт:
Герни должен был управиться за неделю, за что получал пятнадцать тысяч фунтов. Как прикинул Медоуз, неделя была максимальным сроком, в течение которого он мог спокойно скрывать навалившиеся на него неприятности. Герни быстро выяснил, что Фелисити Медоуз была в крайне тяжелом моральном состоянии, но до последней черты все же не дошла. Он нашел ее через три дня в роскошных апартаментах в «Дорчестере», стоивших триста фунтов за ночь. Она от души смеялась над его рассказом, и они вместе выпили бутылку шампанского. Она была немного чокнутая, слегка пьяная и очень понравилась Герни.
Потом он разорвал пополам чек, врученный ему Медоузом, и вернул его.
– Когда-нибудь я получу натурой, – сказал он.
Его забавляла мысль, что отныне Медоуз потеряет покой и будет находиться в постоянном напряжении. Как того хотел Герни, Фелисити получила преимущество, которого она не добилась бы без его помощи.
Герни подали суп. Медоузу принесли блюдо из авокадо. Он взял ложку и стал чертить крестики на желтой мякоти фрукта.
– Что вы хотите, Герни?
Ответа не последовало. Медоуз тяжело вздохнул и приступил к еде. Герни время от времени отрывал взгляд от тарелки, чтобы посмотреть на суда, плывшие по реке.
Медоуз торопливо уничтожал авокадо, словно был голоден как волк.
– Есть вещи, о которых я не могу рассказать вам. Не имею права.
– Разумеется, – ответил Герни. – Тогда послушаем то, что можете рассказать.
К столу подошла официантка, чтобы убрать тарелки. Медоуз ждал, когда она уйдет.
– Это была не наша идея, – сказал он, – а чертовых американцев. Парламент до сих пор недоволен этим.
– Забудем о бессонных ночах парламента, – предложил Герни. – Дэвид Паскини, расскажите о нем.
– Один из спецконсультантов, – сказал Медоуз, – или парапсихологов. Чертов трюкач. Не знаю, как вы их называете. Известно ли вам, что во время войны в Блетчли одна группа разработала план, в соответствии с которым предполагалось откалывать льдины от ледяного покрова Арктики и отбуксировывать на середину Ла-Манша, чтобы с них взлетали бомбардировщики. Это увеличивало дальность полета. Образовавшиеся после бомбардировки воронки можно было бы заливать водой, которая, естественно, замерзала бы, и поверхность снова становилась бы ровной. Они все просто сумасшедшие.
Герни передвинул свой нож еще на четверть дюйма.
– Не надо ходить вокруг да око-то, Артур. Медоуз выпил еще вина, потом, словно спохватившись, наполнил стакан Герни.
– Вы знаете...
Он поднял глаза в тот момент, когда к ним подошла официантка с подносом, на котором стоял их заказ. Пока она расставляла тарелки и блюда, мужчины молчали, уставившись на реку. Наконец Медоуз взял нож, вилку и отрезал кусок телячьей отбивной.
– Вы знаете, что вот уже многие годы и русские, и американцы интересуются проблемами человеческой психики и проводят исследования. На эти цели выделяют из бюджета весьма солидные суммы. Кому-то может показаться странным, но они относятся к этому очень серьезно.
– Да, я знаю.
Медоуз печально посмотрел на своего собеседника.
– Не сердитесь на меня, Герни. Ведь я рискую своей карьерой, вернее, тем, что от нее осталось, не говоря уж о свободе.
Герни вспомнил Фелисити Медоуз, обрекшую себя на добровольное заточение в фешенебельной гостинице «Дорчестер», – грустное зрелище. Вспомнил и Кэролайн, мечущуюся между окном и бутылкой, бутылкой и окном.
– Очень трогательно, – сказал он. – Продолжайте.
– Они уже давно интересуются телекинезом, в чем значительно опередили Геллера и других шоуменов. В США, например, дети с такими способностями проходили специальные тесты – с согласия родителей, конечно. Их снимали на видеопленку, изучали в лабораторных условиях и так далее. Записи сохранялись. Потом следили за их дальнейшей судьбой: чем занимаются, где живут. Это не было постоянным наблюдением, но время от времени ими интересовались.
– Только детьми? – полюбопытствовал Герни.
– Да нет, не обязательно детьми. Думаю, взрослые, предлагавшие свои услуги, тоже участвовали в экспериментах. Просто о большинстве испытуемых детей становилось известно, потому что озадаченные родители обращались за консультацией к врачам, которые, в свою очередь, отсылали их к психиатрам. Был создан специальный отдел по изучению психических феноменов, существовавший то при одном университете, то при другом. Сам отдел располагался на Манхэттене и никак не был связан с правительством. Герни прервал его:
– Но был связан с ЦРУ.
– Если угодно, да. – Медоуз подложил себе еще картофеля: видимо, на нервной почве у него разыгрался зверский аппетит. – Отдел получил известность, и обеспокоенные родители стали сами связываться с ним. Случалось, что и врачи, к которым приводили на консультацию детей, направляли их туда.
– И Дэвид Паскини был среди этих детей.
– Да, – выдавил Медоуз, словно Герни, назвав имя мальчика, перевел разговор в еще более рискованную плоскость.
– И что же случилось?
– Мне кажется, вы уже и сами догадались... с помощью мисс Ирвинг.
– Я бы хотел услышать это от вас. – Лицо Герни было непроницаемым.
– Очень темное дело. Нам сказали, что мальчик будет участвовать в очень важных экспериментах – весьма необычных и в высшей степени секретных, имеющих военное значение. Парламент был в курсе. О деле знали также один-два человека из министерства и, конечно же, эта шайка из Сенчури-Хаус. Нам предложили послать наблюдателя. – Он положил нож и отпил вина. – Кто-то выяснил, что парень поддерживал левых, это должно было быть отражено в досье, которое завели на него. В общем, дело приобрело неприятный оборот. Они успели слишком много рассказать, и парень грозил предать огласке эту информацию. Им пришлось вывести его из игры. – Он аккуратно положил вилку и нож на пустую тарелку. – Остальное вы знаете.
– Для чего они переправили его в Англию?
