Уве Шомбург - Код Вавилона
Того бандита, в которого Крис стрелял, все еще шатало у кабины лифта на краю бассейна, и, наконец, он зацепился за лестницу, по которой ныряльщики спускались в воду. Рубашка у него на груди окрасилась кровью. Пятно росло, как распускающийся цветок. Потом он покачнулся, и руки его соскользнули с перил. Он сорвался в бассейн вниз головой. Разлетелись брызги. Ноги его замедленно дергались в воде, потом кулак разжался — и пистолет пошел на дно.
Снизу к мужчине подплыл ныряльщик и подхватил барахтающееся тело. Обоих мужчин опутали кровавые нити. Эти нити отрывались, сливались в хвосты, все больше смешиваясь с водой и окрашивая пространство вокруг тел в бледно-розовый цвет.
Мужчины вцепились друг в друга, будто боролись. Потом ныряльщик попытался высвободиться. Раненый явно не понимал, что ныряльщик хочет ему помочь.
При этом они медленно погружались вниз. Ныряльщик отталкивался ластами, но его сил не хватало, чтобы поднять на поверхность обоих. Они продолжали бороться, переплетясь, как змеи в брачной игре.
Сверкнула яркая белая молния.
Вода метнулась от них во все стороны, и облако пузырьков забилось, отлетая от тел. В воде закружились клочья мяса, обрывки плоти и человеческие внутренности. Кровь била из разорванных тел, как из насосной станции.
Крис с ужасом смотрел в воду, которая обагрялась на месте взрыва. «Ручная граната, — пронеслось у него в голове. — Этот тип взорвал гранату».
В следующее мгновение стена бассейна лопнула. Странный скрипучий звук раскалывающегося акрилового стекла гулко отозвался в стенах зала.
— О боже! — Рамона Зельнер вдруг очутилась рядом с Крисом и вцепилась в его руку.
Вода потоком хлестала в зал из прорехи, которая образовалась на высоте примерно двадцати метров. Как расходящийся шов, разрыв, все удлиняясь, тянулся от прорехи вниз. Эхо превращало шум воды в бушующий рев водопада.
Крис обернулся. Парочка убегала через мостик прочь. Преследователь с фигурой борца все еще лежал, оглушенный, на мостике; последние бегущие перешагивали через него.
Крис снова уставился на бассейн. Тяга вытекающей воды увлекала растерзанные останки тел к месту разлома. Они исчезали в водовороте из воды и рыб, который выливался в зал. К шуму воды вдруг примешался мучительный хруст. Потом стекло раскололось вдоль трещины.
С оглушительным шумом водные массы обрушились в зал. Крис видел барахтающиеся тела оставшихся двух ныряльщиков, которые боролись против тяги, но в конце концов рухнули в зал в волне из миллиона литров воды.
Глава 23
Прага
Вечер пятницы
— Я его не вижу, — сказала Зоя Перселл, агрессивно оглядывая людей вокруг. Требование Торнтена в Вилкабамбе, чтобы она лично уничтожила гадину, готовую продать конкурентам результаты исследований Тайсэби, загнало ее в Прагу. Теперь она стояла у башни Карлова моста, пытаясь разобраться в толпе народа.
— Не пяльтесь так на людей. Это лучший способ привлечь к себе внимание. — Питер Салливан, шеф службы безопасности Тайсэби, был из тех парней, что вызывали у Зои Перселл отвращение, но и внушали уважение. — Мы все держим под контролем.
Из-за гладко выбритого черепа он казался еще беспощаднее, чем и без того был в ее глазах. Впалые щеки сильно контрастировали с его грузной фигурой, которая в любую секунду могла ожидать смерти от сердечного приступа.
Неделю назад Салливан оповестил ее о предстоящей передаче результатов исследований. Она спросила, откуда у него такая информация.
— Я получил ее у нашего друга, работающего у конкурентов. Это стоило недешево, и он хочет иметь еще больше, если скажет нам, кто это и когда состоится сделка, — ответил он ей в тот раз, и она, улетая в Вилкабамбу, дала ему разрешение не ограничивать себя в расходах на эту сделку на Каймановых островах.
Информировал ли Салливан таким же образом и Фолсома, который в Вилкабамбе, в присутствии председателя, загнал ее этим в угол, было пока не ясно и стояло между ними стеной. Но вначале надо было помешать измене, а потом уже разбираться с остальным. В том числе и с ценой, за которую Салливан на Каймановых островах купил информацию о передаче.
— Если здесь сейчас у нас сорвется, я вышвырну вас из кресла! — прошипела она, сжав губы в ниточку. — Сцапайте его! И это вам не шуточки!
Это походило на шипение целого змеиного питомника, однако Питер Салливан невозмутимо откусывал свой брамборак. Бумажная обертка в его руке насквозь пропиталась жиром картофельных оладий.
Эта мелкая гнида испоганила ему все оперативное задание своими нервными вопросами и всезнайством. У Салливана было три группы по два человека. А в последней его операции в Праге, в конце 1985 года, их было больше двадцати человек. То были еще времена холодной войны. С той поры минуло двадцать лет. И пятнадцать с тех пор, как они выставили его за дверь. С окончанием холодной войны целая армия агентов вдруг стала ненужной ЦРУ.
Ему повезло, он снова сумел подняться в Тайсэби в качестве шефа службы безопасности. А старые контакты из прежних времен и сегодня были на вес золота. Один из этих старых контактов поставлял информацию, инвестируя тем самым, как догадывался Салливан, в свою будущую сладкую жизнь с яхтой на Багамах.
— Объект только что имел контакт, — передал Пит Спэрроу, руководивший первой группой. — Его связной — мужчина среднего роста, темный костюм, светло-голубая рубашка, без галстука, моего возраста, накачанный, слегка нервозный. Исчез в направлении Number One.
— Что это значит? — спросила Зоя Перселл.
— С крысой заговорила другая сторона. Началось. Number One — это я, — Салливан потянулся и несколько минут спустя увидел, как из толпы появился связной другой стороны. Мужчина остановился около фольклорной группы из шести человек.
Предатель быстрым шагом шел по мосту и миновал фольклорную группу, даже не переглянувшись со своим связным.
«Хорошо проделано, — подумал Салливан. — Если ты еще умеешь менять темп и делать крюки, то хлопот с тобой не оберешься. До этого бы лучше не доводить».
Когда связной отделился от группы певцов, Салливан включился. Теперь было не до шуток. Его грузное тело напряглось как тетива, и он ринулся вперед так ловко, как при таком телосложении никак нельзя было от него ожидать. При этом он коротко отдавал приказания в микрофон, закрепленный под лацканом.
* * *Уэйн Снайдер миновал фольклорную группу, не взглянув на нее. Вокруг мелькали лица, но вместо ожидаемой нервозности он был спокоен и полон уверенности в себе. Он бодро шел по Карлову мосту. Объемная пачка бумаги в его кожаной сумке, висящей на плече, со временем стала неприятно тяжелой.
«Хочешь пойти на попятный? — то и дело спрашивал он себя. — Нет, — отвечал он сам себе и ускорял шаг. — Нет, тысячу раз нет. Ты в полосе удачи. Поставь все и выиграй!»
— Ты едешь в Прагу, чтобы снова играть! — кричала на него жена перед отъездом.
В те два года, которые он провел в Дрездене один, он пристрастился к игре. Вначале он ходил в игорный дом, чтобы отвлечься, но как-то незаметно перешагнул черту зависимости. Он проигрывал и не мог найти в себе силы вовремя остановиться. Он дошел уже до сбережений и постепенно спустил все.
Его жена чуть с ума не сошла, и он клятвенно пообещал ей, что покончит с игрой, если она приедет в Дрезден. И действительно некоторое время подавлял свою страсть.
Однако она не ошиблась в своих подозрениях. Он снова играл. При этом избегая официальных казино и проводя время в нелегальных игорных притонах. Его долги за это время доросли до двухсот тысяч евро. Последние кредиты он брал у одного частного заимодавца под колоссальные проценты, поскольку банк больше не продлевал ему кредитную линию.
— Я еду в Прагу за лучшим будущим. Поверь мне! — сказал он ей и поехал в лабораторию, чтобы распечатать данные.
Его информация об аутогенных, стерилизующих и сосудообразующих белковых антибиотиках из иммунной системы кожи была золотым дном. С новыми сведениями о старейшей защитной системе человека можно было затевать совершенно новые концепты терапии и выводить на рынок противоожоговые мази нового поколения. Он поставлял информацию на предварительной ступени готовности лекарственных препаратов.
Атмосфера Староградской площади позволила ему немного перевести дух. По левую руку высилась ратуша с астрономическими часами XIII века, перед которыми к наступлению каждого нового часа собирались люди, чтобы полюбоваться движением фигур. Справа от него на южной стороне площади тянулись дома с барочными и ренессансными фасадами. Эти фасады очаровали его еще в первые посещения.
В ста метрах перед ним находилась его цель. Величественный темный памятник Яну Гусу сзади был ограничен кустами, а спереди обрамлен полукругом ступеней, на которых сидели люди.
