Джеймс Грейди - Бешеные псы
— А почему ты так уверен, что я из ЦРУ?
— Не такой уж я простак. Глушители и удостоверения личности от различных агентств — ФБР так не работает. К тому же, если бы Управление позволило Бюро и другим организациям получить полный доступ к информации и пуститься за нами по следу, в прессе и новостях появилась бы какая-нибудь история для прикрытия. Нет, ты и твоя команда — из моей старой фирмы и работаете втихаря.
— Ад кромешный — вот во что превратилась твоя старая фирма. — Она по-товарищески мне улыбнулась. — Слушай, мы бы могли взять тебя обратно. После одиннадцатого сентября мы наняли кучу чиновников, исполнителей, кабинетных крыс, специалистов по связям с общественностью, вместо того чтобы положиться на уличных ищеек. Но теперь все наконец поняли, что такими парнями, как ты, разбрасываться нельзя.
— Благие намерения.
Кэри пожала плечами, насколько позволял ей спеленавший ее кокон.
— А теперь ты со своими благими намерениями будешь пытаться выудить ответы из меня?
— Я мог бы задать тебе один-единственный вопрос, но ты можешь не знать на него ответа, а если и знаешь, то соврешь — так какой смысл?
Прошло три минуты, прежде чем она клюнула.
— Ладно, сдаюсь. Так какой же твой самый важный, один-единственный вопрос?
— Ты сознательно работаешь на оппозицию внутри Управления? — спросил я. — Это единственный сценарий, который делает из тебя нашего заклятого врага. Если бы доктора Ф. убили люди извне, то все Управление — и ты в том числе — прикинулось бы, что ничего не произошло. Из пушки по воробьям. Но если доктора Ф. убила оппозиция, то либо ты одна из них, либо их марионетка. Впрочем, невинная марионетка.
— Это из-за таких, как вы, я окончательно запуталась.
— Да и мы порядком тоже. Потом, у меня нет времени… да и желания искать другие ниточки, за которые дергают тебя.
— Так ты считаешь, я из оппозиции?
— Нет.
— Почему?
— Ты слишком добрая.
— Не такая уж и добрая. Просто вы меня нейтрализовали.
— Я вовсе не хотел сказать, что ты само совершенство. — Я пожал плечами. — Я говорил про… чутье, веру.
Кэри отвернулась.
— Как тебе машина в гараже? — ненароком спросил я.
— Этот белый «кэдди»?
«Да! Точно!»
— Вы что, вообразили, что все будут глазеть на это чудо света, не обращая внимания на его пассажиров? Не сработает.
— Приходится брать то, что тебе достается, — сказал я.
— Что у тебя с бровями? — нахмурилась Кэри.
— Не волнуйся! Все в порядке. Просто обжегся.
— Да я и не волнуюсь.
— Мы не хотели причинить тебе боль. Я не позволил бы сделать тебе больно. Там, в машине, когда Зейн…
— Он трогал меня не как женщину. Можешь ему доверять.
— Абсолютно доверяю! Абсолютно. Он не стал бы. Не смог. Он хороший человек.
— А ты?
— У каждого свое.
— Да, — ответила Кэри. — То-то оно и видно.
В этих словах что-то кроется! Она никогда просто так не сказала бы ничего подобного!
— Виктор? Виктор!
— А? Да!
— Зачем ты в это впутался? Я понимаю, ты — человек беспокойный, но ведь ты сам сказал, и правильно: не такой уж ты простак, умеешь постоять за себя, и у тебя чертовски ясный ум. Убедительный, проницательный. Словом, всякое такое…
— Короче — в свое время — такого еще поискать.
— Ну а сейчас?
«Да, — подумал я, — что сейчас? Четыре дня в пути, и я уже поплыл. А как же остальные… Мы можем не продержаться вместе целую неделю, прежде чем снова свихнемся».
— Что ты собираешься со мной делать? — спросила Кэри.
— М-м-м…
— Можно договориться, — сказала она.
— Ладно.
— Во-первых, придется тебе меня развязать.
— Нет, так не пойдет.
— А как пойдет?
— Если я скажу — поверишь?
— Вик… Они вкратце рассказали нам историю каждого из вас. Я знаю и про Малайзию, и про ту женщину…
— Дерию, — подсказал я.
Кэри покачала головой:
— Не будем ворошить прошлое.
— Верно, лучше не надо.
— Так что ты собираешься делать? — снова уставилась она на меня.
— Ты разве не слышала? — удивился я, понимая, что сейчас не место и не время рассказывать ей все. — Я же псих.
— Я знаю про две твои попытки покончить с собой. Я понимаю, как тебе больно.
— Надеюсь, что нет, — еле слышно проговорил я.
— Если мы поговорим о…
— Спи, — сказал я, и Кэри услышала в моем голосе нотки тюремного надзирателя. — Я дежурю первый. И буду здесь. Охранять тебя.
— Или зачем-то еще?
— Да, — ответил я. — Да.
Я выключил свет, оставив Кэри лежать на кровати. А сам сел на стул. И, сложив ангельские крылья, канул во тьму.
37
В тот декабрьский день тысяча девятьсот девяносто девятого года ливень пулеметными очередями хлестал по окнам интернет-кафе «Блейдраннерз» в Куала-Лумпуре. Впрочем, экспатрианты, разместившиеся внутри этого малайзийского оазиса, урагана почти не ощущали. Перуанская исполнительница баллад Таня Либертад стенала что-то по-испански из музыкального автомата, стоявшего в баре рядом с курящимися благовониями. На экране компьютера гонконгский киберковбой Хонки, в черных очках, вел ураганный огонь по вурдалакам, которые лопались, как мыльные пузыри, оставляя после себя только мокрое место. Снаружи было семьдесят девять градусов по Фаренгейту, а скоро, когда ливень стихнет, превратившись на солнце в туманную дымку, станет и того жарче.
Я сидел за столиком, прихлебывая пиво, лицом к дверям, а спиной к двум австралийским девицам, которые ныли о том, как хорошо было бы съездить в Таиланд покурить опия, вместо того чтобы зря тратить рождественские каникулы в этой до посинения скучной Малайзии. Мне страшно хотелось почитать их мельбурнскую газету, заголовок которой броско рассказывал о самовлюбленных подростках, устроивших резню среди своих соучеников в средней школе в Колорадо, как если бы жизнь была компьютерной игрой. Но общественные новости не входили в мое оперативное задание.
Мои часы показывали 4.17.
«Теперь в любую минуту», — подумал я.
Над входной дверью звякнул колокольчик.
Дерия вбежала вместе с двумя своими подружками, складывая зонтик и смеясь. Она отряхнула от дождя свои веером рассыпавшиеся каштановые волосы, и я нутром почувствовал, что пропал.
Дерия и ее коллеги заказали столик. Они прикинулись, что не замечают меня, но в смысле притворного соблюдения приличий женщины — настоящие колдуньи.
Над входной дверью звякнул колокольчик.
В кафе стремительно ворвался Питер Джонс; он вымок до нитки, так что никому и в голову бы не пришло, что он всего лишь перебежал улицу. Драматическим жестом он утер глаза.
И явно первым заприметил Дерию и ее коллег.
— Привет, подруги! — воскликнул Питер. — Какие же вы предсказуемые! По пути на работу остановиться, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного, погреться или подсушиться, уж не знаю… И… О боже! Да это же Виктор!
Женщины за столиком, куда плюхнулся Питер, устремили свои взоры на меня.
— Виктор! Что ты делаешь здесь? Нет, погоди, что ты делаешь там, когда я здесь, и главное, сегодня, когда у меня праздник? Садись сюда.
Питер провел меня к стулу, который втиснул между собой и Дерией.
Блондинистая англичанка, которую Питер позже представил как Джулию, спросила:
— Чему это ты так радуешься, Питер?
— Все дело в том, — ответил тот, откидываясь на своем стуле и ухмыляясь, — что я так привязан к родному дому!
— Но как же ты собираешься улаживать дела с законом, когда вернешься в Нью-Йорк? — спросила Шабана — старшая из женщин, говорившая по-английски с бомбейским акцентом. — Конечно, ты невинен как младенец и к наркоторговле никогда отношения не имел…
— Только не в таблетках! — прервал ее Питер с притворным ужасом.
— Но, — возразила Шабана, — как же так получается, что после двух лет ты теперь можешь вернуться домой?
— Все просто, сейчас объясню, — сказал Питер, жестом показывая, чтобы ему принесли пива. — Я располагаю достаточным авторитетом, чтобы судья наконец-то уразумел, в чем дело.
— И все же, — вступил я, — советую тебе следить за каждым своим шагом, ничего не делать с бухты-барахты, иначе свет в конце туннеля исчезнет и тебе будет еще хуже, чем прежде.
— Абсолютно верно! — Питер выпрямился на стуле. — Надеюсь, все всех знают?
Все, жестикулируя, стали наперебой представляться друг другу, и, убедившись, что все действительно знают всех, Питер напоследок сказал:
— А это, Виктор, Дерия Самади.
Каштановые волосы обрамляли худощавое, с мягкими обводами лицо. Ее загорелая кожа была медовой, глаза — голубые и прозрачные, как только что наполненный бассейн.
— А вы американец, — сказала она.
