Держите огонь зажженным - Ирина Владимировна Дегтярева
Ситуация нисколько не прояснилась с женой Теймураза. Александров написал обтекаемо – Энлилю сейчас надо думать о выполнении задания и не отвлекаться ни на что.
– Что ж, гражданин начальник, – проворчал Петр, обращаясь к Александрову, – займемся делом. Не хотите откровенничать, но это тоже ответ.
«Значит, Марианна все же отправляется в Болгарию. К кому? К родственникам, знакомым, любовнику или?.. – Он открыл первую папку, посмотрел на фотографию, думая о другом. – Эмре, да Эмре, – решил он, прикидывая, как безопасно связаться со своим турецким связным. У них были хорошие доверительные отношения, и Эмре Дамла не побежит с донесениями в Центр, если Петр попросит его об одолжении. – Вопрос, как это сделать отсюда? – Он постучал ладонью по столу. – Бахрам! Так-так! – если Петру приходила заманчивая идея, он всегда ее откладывал в сторону и начинал думать о другом, позволяя ей «довариться» в подсознании, как бы без его участия».
В дверь постучали, и вошел первый боец…
Авдалян говорил, что у них есть полиграф, но Петр знал, что детектор лжи отнимет уйму времени и не всегда настолько точен, чтобы делать однозначные и фатальные для проверяемого выводы.
Беседы строились по стандартной схеме. Не имело смысла импровизировать, поскольку выходившие из штаба сообщали входящим примерный перечень вопросов. Петру были важны не столько сами ответы, сколько интонация, жесты, взгляды.
Бойцы производили на него благоприятное впечатление. Все они знали, чего хотят. Их целеполагание, осмысленное и четкое, вызвало уважение. Но Петр точно знал, что не все они такие, кто-то умело изображает любовь к идеям РПК и ко всему, чем они занимаются.
Количество окурков в металлической плошке на столе росло. Дышать в штабе уже было нечем, потому что курили и собеседники Горюнова. Сидевшая на потолке ящерица, песочная, сантиметров десяти, периодически издавала попискивающие звуки, наверное, обалдев от дыма, клубившегося под потолком. Весной они выбирались из укрытий и днем, хотя вели ночной образ жизни.
Опрос Петра в основном сводился к прошлой жизни бойцов, до батальона. Он пытался понять, на каком этапе их могли завербовать американцы. Это, конечно, должен был быть этнический курд или курд-езид. И по сути, агентом мог стать любой из тех, с кем он разговаривал.
Цэрэушники не хотели разоблачать своего агента перед Садакатли, которому не доверяли. И он собирался использовать их промашку, повысив свой авторитет в батальоне. Петр отличался завидным упорством.
Никто из собеседников не позволял себе вольности в разговоре. Это объяснялось не только робостью перед новым начальством, но и возрастом бойцов – в подавляющем большинстве они были 1970–1973 годов рождения и успели послужить в советской армии. Дисциплину понимали, порядки знали. Многие привезли с собой родственников. Молодые отличались большей дерзостью. Но и они сдержанно отвечали на вопросы, где родились, когда, кто родители, где учились, кто были соседи, выезжали ли за границу, если не считать переезд сюда, в Северный Курдистан. Понятно, что они могли соврать, но Петр почувствовал бы фальшь и планировал особо подозрительных проверить через Центр.
Пока никаких зацепок из разговоров он не вынес. Узнал массу бесполезной информации о родственниках, о том, как нынешним бойцам русского батальона жилось после развала Советского Союза. Практически каждый бежал сюда потому, что на родине – в Армении, в Грузии, в России – не было ничего, кроме пустоты, отчаяния, неприкаянности. Все – следствие распада большой и могучей страны – СССР.
Наклонив голову и щурясь от дыма, источаемого сигаретой в его руках, Кабир слушал излияния очередного странника, искавшего миражи стабильности Великой страны, готового пожертвовать жизнью за то, чего не существует в реальности, но все же манит, как слабый свет свечи в пустыне. В любой момент ее задует малейшим ветерком, засыплет песком, и дорога потонет в кромешной тьме. А звезды над головой – они никогда не желали нам ни добра, ни зла и путь указывают, только если не спрячутся за тучи, да и то тем лишь, кто умеет читать их звездную карту.
«Какое-то событие в мировой истории стало первой костяшкой домино, после которой сыплются они до сих пор, ударяя одна по другой. Интересно, что стало первым ударом? Яблоко Адаму на голову упало? – Петр глядел теперь на девушку, сидящую напротив с прямой спиной и ладонями, уложенными на колени, – Хевала Дениз. – А дальше события покатились».
– Что вы улыбаетесь? – с вызовом спросила девушка.
– Своим мыслям, и они не связаны с вами. Скажите, зачем девушке воевать? Это как-то нетипично.
– Если вы заметили, здесь много таких! У курдов воевать за свою Родину – в порядке вещей, вне зависимости от того, мужчина ты или женщина.
– Да, патриотизм… – покачал головой Петр.
И ему стало тоскливо от понимания, что все они будут долго убеждать его в своей искренней приверженности идеям РПК. Один за другим, десятки, сотни, словно клонированные солдаты… Несколько дней, а то и недель могут длиться такие диалоги. Он безрадостно подсчитал, что даже если будет тратить на каждого минут пятнадцать, то на опрос уйдет целый месяц. А некоторые разговоры затягивались до получаса.
– Вы старый для Зарифы, – вдруг осмелела Хевала. – Она-то вас расхваливает, какой вы герой, а вы скучный.
– Брысь отсюда! – устало велел он. – А Заре трепку задам, я же старый грозный муж. И тебе такого же сосватаю!
Девчонка прыснула, зажав рот ладошкой, и убежала, хлопнув дверью.
– Очаровашка! – Петр проводил ее хмурым взглядом, не лишенным однако игривости.
«Все развлечение, – подумал он, ожидая следующего. Тут же мысленно вновь вернулся к Эмре. – Курды попадают отсюда в Турцию. Значит, могу и я. Там встречусь с Галибом и заодно со связным. Но как попросить Эмре получить информацию до официальной с ним встречи? Связаться с Бахрамом через Зару? Рискованно, но Бахрам свой в доску парень».
Фатихо Аджоев был следующим и принялся жаловаться, как притесняли курдов грузины в девяностые и о том, что Курдский национально-культурный центр всегда поддерживал Оджалана – Фатихо входил в эту организацию, ставшую ветвью курдского фронта освобождения. Власти нападали на них, натравленные Турцией на езидов – сторонников Оджалана.
Петр кивал и смотрел в круглое чисто выбритое лицо человека, убежденного в своей правоте от макушки до пят. Горюнов слушал его вполуха, наблюдая за перемещениями геккона по потолку. Тот уже сидел строго над письменным столом и, вытянув шею, словно бы прислушивался к разговору и присматривался к мужчинам.
Фатихо повел густыми бровями, проследив за направлением взгляда замкомандира.
– Эти неопасные, –
