Денис Чекалов - Пусть это вас не беспокоит
Я кивнул и засеменил к лифту.
— Постойте, — донесшийся сзади голос клерка заставил меня остановиться. — Если вы на самом деле его друг, то не ответите ли мне на один вопрос. — Он вертел в пальцах помятый бланк, отпечатанный на желтоватой бумаге. — У меня здесь записано — доктор Д. Бано. Каково его полное имя?
— Диолектиадис, — без запинки ответил я. — Его мать была гречанкой.
— Вот как, — хмыкнул клерк. — А по виду и не скажешь.
Пока я поднимался в лифте, я прислушивался к себе, — не станет ли мне вдруг стыдно. Выйдя на нужном этаже, я пришел к выводу, что испытывал в последний раз подобные чувства в тот день, когда в пятилетнем возрасте вылил чашку вишневого мусса с цукатами и сливками на брюки британского консула, ужинавшего с моими родителями. Несколько недель я не мог простить себя этого промаха. Моей настоящей мишенью была жена консула.
Можно было бы написать целую книгу о том, что делают люди в гостиничном номере, пока из холла к ним поднимается неизвестный для решительного разговора. У меня создалось впечатление, что доктор Бано не делал ничего. Когда я позвонил, прошло ровно столько времени, сколько необходимо для марш-броска до двери, а, отперев замок, он просто отступил назад, давая мне пройти.
— Рад с вами познакомиться, доктор, — солгал я. Его рукопожатие было крепким и уверенным. В его номере было жарче, чем в холле, — наверное, кондиционер здесь барахлил. Однако ладонь доктора Бано была идеально сухой, как высохшая деревяшка.
— Новое знакомство обогащает жизнь человека, — в его глазах не было сарказма. — Я До Ченг Бано, доктор философии.
— Я тоже мог бы стать доктором чего-нибудь, если бы любил читать, — поделился с ним я, проходя в комнату.
У него хватило ума понять, что я не собираюсь называть своего имени.
— Книги — не единственное, что можно читать, — рука доктора Бано плавно взмыла в воздух, как бы подчеркивая сентенцию и одновременно указывая мне на кресло. — Природа, что окружает нас, люди, и наш собственный внутренний мир порой могут научить большему, чем все книги мира.
Я пожалел, что все-таки не взял с собой Франсуаз. Это она у нас любит говорить благоглупости.
Он не стал предлагать мне выпить, то ли понимал, что я пришел сюда не утолять жажду, то ли на его родине гостей принято угощать глубокомысленными высказываниями. Погрузись я в молчание, мой собеседник наверняка выдал бы что-нибудь еще, поэтому я произнес:
— Дошли до меня слухи, что вас интересует парень по имени Рендалл.
Я привык смотреть в глаза человеку, с которым разговариваю, однако в данном случае я с тем же успехом мог бы этого и не делать. Темные глаза доктора Бано были столь же непроницаемы, как мозг колледжского профессора.
— Я прибыл в вашу страну недавно, — голос моего собеседника был бесстрастно вежлив. — И не перестаю удивляться ей. Я уже успел заметить, как быстро распространяются здесь слухи — истинные и ложные.
Я усмехнулся.
— Вам вовсе незачем скрытничать, мистер Бано. Я ни о чем не спрашиваю вас. Более того, — это я собираюсь вам кое-что сообщить. Конечно, степени доктора философии у меня нет, но, — я покрутил в воздухе пальцами, входя в роль мелкого информатора. — Кое-что свеженькое. Конечно, это будет стоить денег.
Доктор Бано чуть улыбнулся. Я поздравил себя с тем, что не попытался задавать ему вопросы.
— Деньги — лишь сухой песок в безжизненной пустыне, — произнес он. — Так говорят арабы. Но для знания нельзя определить цены.
Я поднялся и посмотрел на него сверху вниз.
— Не знаю, как там делают дела у вас на Востоке, — резко сказал я. — У арабов там или еще у кого. Но у нас, их явно делают иначе. Если товар вам нужен, я могу его достать. Если нет, — мы зря теряем время. Итак?
Возможно, мне не следовало на него давить, но я в этом сомневался. Поднимаясь в номер, я рассчитывал прощупать почву и выяснить, какой длины зубы этот парень отрастил на Уесли Рендалла. Но теперь стало ясно, что хитрить с ним было бесполезно. То ли восточная философия не столь бессмысленна, как западная, то ли доктор Бано просто не был дураком. В любом случае, я решил не прилагать больше усилий. С тем же успехом я мог бы попытаться закадрить фонарный столб.
Доктор Бано посмотрел на меня, как мне показалось, с осуждением и жалостью к уровню моего развития.
— Я заинтересован, — коротко сказал он. — У вас есть что-то сейчас?
— Сперва надо договориться, — я не стал возвращаться в кресло. Говорить больше было не о чем, а сиденье оказалось жестким.
— Тогда считайте, что это уже сделано, — теперь, когда я стоял, мне было видно, что идеально ровная спина доктора Бано не касается спинки кресла. — Вы знаете, где меня найти.
Если бы описать моего собеседника предстояло поэту, он наверняка сравнил бы его глаза с холодными драгоценными камнями. Я попытался придумать другое, менее лестное сравнение, но в тот момент ничего подходящего в голову не пришло. Очевидно, потому, что я не поэт.
Для пущей важности я заложил руки в карманы, послал прощальный кивок сидевшему в кресле собеседнику и просочился через дверь. Где-то я совершил ошибку. Я был почти уверен, что он клюнет на имя Уесли Рендалла. Теперь становилось ясно, что если наживка и окажется в его животе, то только посредством хирургического вмешательства.
— Поговорили с мистером Бано? — пучеглазая голова клерка повернулась ко мне подобно башне танка при приближении цели.
— Знаете ли, — сказал я, задержавшись у стойки, — а ведь его мать вовсе не была гречанкой.
7— Как ты, Кларенс?
Зубы Джейсона Картера скалились в отеческой улыбке.
— Джонатан не смог прийти, ты знаешь, он все еще в больнице, — сухие пальцы банкира крепко сжимали голову племянника. Кларенс чувствовал себя несколько неудобно, но ни за какой клад мира он бы не отстранился. — Но мы все пришли. Я, Лиза.
— Поздравляю, Кларенс, — его кузина приблизилась к нему и крепко пожала руку. Ее походка была бы легкой, не будь она столь пружинящей. Большие совиные глаза девушки ярко блестели.
— Пока еще рано праздновать победу, — Джейсон Картер повернулся и, положив руку на плечо племяннику, увлек его за собой. — Это только слушание о выпуске под залог. Но здесь мы победили, и скоро все будет позади, Кларенс. Мы все с тобой.
Да, они были с ним. Даже Джонатан, поправляющий очки там, далеко на больничной койке, он тоже думал о нем. Но только не отец.
Роберт Картер не присутствовал на слушании, и Кларенс знал, что он не придет.
— Мы должны отпраздновать это, не так ли, Кларенс, — рука Джейсона Картера была такой же сухой, как и его пальцы. Но Кларенсу казалось, что мощная и непреодолимая сила стоит за этой рукой, и он был рад ей подчиниться.
Отец не пришел.
— Большая сумма, мистер Картер, — этот полицейский любит начинать разговор, находясь сзади от собеседника. — Вам сильно повезло, что ваш дядя — миллионер.
— Невиновному человеку не нужна удача, мистер Маллен, — голос банкира прозвучал резче, чем ему бы хотелось. — Суд вынес справедливое решение, и сумма залога тут ни при чем. Я уверен, что моего племянника оправдают, поэтому вам лучше сразу забыть о своих нелепых обвинениях.
Теперь все трое Картеров повернулись к инспектору. Крупные зубы Маллена были по-прежнему оскалены в улыбке, но на этот раз в нее было намешано гораздо меньше самодовольства. Его заменила озлобленность. Возможно, причиной тому служил крупный синяк, расплывавшийся на правой скуле полицейского.
— Вы совершенно правы, мистер Картер, — Маллен откинул корпус назад, ччто позволило ему смотреть на не уступавшего ему ростом банкира сверху вниз. — Удача нужна только виновным. Знаете ли, — Маллен задумчиво потер нос и слегка поморщился, задев ушибленное место, — за время своей службы в полиции я не раз и не два наблюдал за тем, как люди, виновные в преступлениях, изворачиваются и подтасовывают улики, пытаясь подтвердить свою мнимую невиновность.
Произнеся последние слова, инспектор многозначительно взглянул на Кларенса. Но этот день явно оказался неудачным для Маллена, и его отравленная шпилька не достигла цели.
Пока речь шла о нем самом, о том, что он до смерти избил девушку, с которой занимался любовью, Кларенс Картер комплексовал и расстраивался, и в этом состоянии был более чем уязвим для психологической атаки со стороны полицейских. Однако с того момента, когда общими усилиями окружающих его людей — от дяди до Коры Хантли — Кларенс Картер уверил себя в собственной невиновности, все оставшиеся проблемы он благодушно передоверил дяде.
Подобно Маллену, Кларенс не раз и не два был свидетелем блестящих побед Джейсона Картера — в банковском деле, в судебных процессах, которые то и дело затевала его компания, в словесных поединках на деловых ужинах. И теперь в сознании молодого человека не было места даже размером с квадратный дюйм, чтобы расположить на нем опасение за исход дела, уладить которое взялся дядя. Разделавшись таким образом со всеми проблемами, связанными с полицией и судебным разбирательством, Кларенс Картер без труда проявил стоическое спокойствие в часы своего задержания. Теперь его мозг занимала одна большая детская обида на отца, который не пришел.