Павел Астахов - Продюсер
Павлов тоже вздохнул и покачал головой:
— Бог с вами, господин Агушин! Какие преступники?! Кто отмазывает! В лучшем случае это делается с ведома ваших коллег. В худшем — по указанию начальства. При чем здесь вообще адвокаты?
Агушин изготовился ответить, но Павлов упреждающе поднял руку:
— Но не об этом же речь! Вы подозреваете артиста, народного певца. В чем? В убийстве? Хорошо. Тогда объясните, зачем человеку, неглупому причем, готовя расправу, кричать об этом? Он не производит впечатления ненормального. Не маньяк, не идиот и не дебил. Так? Так! Можете объяснить? Зачем он сам себя сдает с потрохами? А потом идет и убивает? Несуразица какая-то…
— Возможно, возможно, — сварливо проворчал Агушин, — но он мог и не сам. Скорее даже не сам. Нанял кого-то тут же ночью в клубе, а утром испугался того, что сделал.
Артем всплеснул руками:
— Отлично! Значит, наемные киллеры разгуливают у вас под носом по ночным клубам и нанимаются, как проститутки? Оригинальная версия! Вот уж Президент обрадуется вашей теории! Он же дело на контроле держит. Звонил?
Агушин вздрогнул: Павлов заговорил о самом наболевшем.
«И откуда этот проныра все знает?»
— Звонил! — насупился он. — А что? Завидуете, Павлов?
— Да упаси господь! Как говорится: «Минуй нас пуще всех печалей и царский гнев, и царская любовь!»
Но Агушин думал уже о своем.
— Ничего, — нервно подрагивая ногой, успокаивал он сам себя, — у нас есть что сказать Президенту. Первые результаты очень позитивные!
Но прозвучало это весьма двусмысленно и неубедительно. Павлов сложил руки на груди и улыбнулся:
— Дорогой Геннадий Дмитриевич, хотите совет?
— Совет? Ну?
— Ищите не там, где стоит фонарь, а там, где темно! Во мраке прячется убийца. Крадется он всегда неслышно. Внезапно жертву настигает. Безжалостно вас убивает.
— А? Шекспир? Знаю, читал.
— Ну, примерно так, — усмехнулся Артем, наклонился перед Агушиным над столом и уперся руками. — Фарфоров — это фонарь. Яркий, слишком яркий для убийцы. И даже для заказчика. Да и не было у них особых финансовых пересечений. Гонорары? Да. Но это не причина для кровопролития. Тут интересы покрупнее…
Он приблизился к следователю еще и понизил голос:
— И ваша буква «ф» может быть вовсе ни при чем. Иосиф вообще не выговаривал половину алфавита. Лодка у него была «вотка», а купальник — «тупальнит». Так что и «ф» могла быть и «р», и «л», и «д», и даже «з». Вы же никогда его живьем не слышали?
Агушин отрицательно мотнул головой и превратился в слух — для него услышанное от адвоката было полным откровением!
— А я слышал, — улыбнулся Павлов, — и еще один совет: пересмотрите еще раз фильм «По семейным обстоятельствам».
Агушин хмыкнул:
— Зачем?
— Там есть замечательная сцена. Визит логопеда в роли Ролана Быкова. Многое проясняет. Удачи вам, товарищ следователь! Мне пора. Ждут наверху.
Павлов показал пальцем в потолок, и что бы об этом жесте ни думал Агушин, адвокат не обманывал его ни секунды. Его самолет действительно вылетал через несколько часов, а документы, полученные от Агушина, должны были и в самом деле подняться на самый верх, небывалую для них высоту. Километров на восемь-девять.
Заказчик
Абсолютное большинство тусовщиков мечтали попасть хоть на одну из тех вечеринок, что регулярно закатывал Алим, — на каждое семейное торжество. У него была огромная семья. Восемь детей, шесть братьев и пять сестер, двенадцать племянников, два внука и две внучки. Их дни рождения служили отличным поводом собрать друзей, родственников и нужных людей. Сейчас приближались его собственные именины — самый скромный, пожалуй, праздник в году. Да еще внуку исполнилось ровно пять лет. Но даже это тихое — строго для своих — торжество нуждалось в тщательном артистическом сопровождении.
С отечественными певцами все было ясно. Фарфоров уже несколько дней как торчал в Монако, прячась от каких-то странных угроз ареста. Как сказали Алиму, он заперся в номере, где поселился по паспорту своего помощника, и не выходил даже поесть, заказывая все в номер. Клим Чук, покрутившись между клацающими зубами могучими продюсерами типа Гарика, Фроста и Ротмана, спрятался за ягуаров и золотой запас Алимджана и практически стал карманным попкой, ну, или карманной… кому как нравится называть. Основной проблемой оставалось участие в концерте юной звездочки Айи Кисс. По крайней мере, так казалось Алимджану; он ждал встречи с ней достаточно давно и с не свойственной ему нетерпеливостью торопил время и людей.
Несмотря на клятвенные обещания Мити Фадеева обеспечить выступление Айи Кисс, Алим дважды подстраховался. Позвонил Гарику и пообещал простить карточный долг, который возник пару месяцев назад, когда они оказались за одним покерным столом. Тот, естественно, стал рыть носом землю, хотя, скорее всего, засунул этот свой длинный нос сперва в кокс, а затем в чужие дела. В результате чего теперь свободно парит пеплом над грешной землей. Понимая эту его ненадежность, Алим сразу же после Гарика переговорил с Фростом, который лишний раз слов на ветер не бросал, но и пустых обещаний не давал.
— Корней, дорогой, как твой проект этой «медиа»? — издалека начал Алимджан.
— Спасибо, Алимджан Джабраилович, все идет по плану.
— Может, помощь нужна какая?
— Вроде справляемся.
— А что… — закинул удочку Алим, — Шлиц много успел вложить в твой проект?
— Как сказать… — мгновенно отреагировал Фрост на посягновение. — Сложно понять. Больше обещал, нежели сделал.
— Может, я могу его долю выкупить? — дружески нажал Алим.
— Собственно говоря, доли-то и нет никакой… — пошел в отказную Корней. — Нечего выкупать.
— Вот как? Мне кажется, вдова так не считает.
— А что? Что она говорит? Уже обращалась? — задергался Фрост. — У нее нет никаких прав! Юридически ничего нет!
— Как сказать. Как сказать. Жена после смерти мужа, после убийства, на многое имеет право. Ты же знаешь, Корней, эти вопросы не юристами решаются.
На мгновение повисла пауза.
— Что же делать, Алимджан? — выдохнул Фрост. — Вы мне что-то посоветуете?
— Я подумаю. А пока ты мне помоги.
— Я готов! Все, что хотите. Ну, что в моих силах.
Корней был готов, Алим чувствовал это так же ясно, как если бы смотрел ему в глаза.
— В твоих. В твоих. Не волнуйся, канал просить не буду. Не нужен мне ваш телевизионный балаган.
— А что же?
— У меня радость! Внуку любимому пять лет исполняется. Юбилей первый. В Монако хотим отметить, на вилле.
— О! Поздравляю! Хотя заранее не…
— Не волнуйся. Я не суеверный. Я в Аллаха верю. Он все знает и видит. Так вот, моему Алимчику нравится одна певичка молодая. Из этих твоих «конвейеров-шманвейеров».
— Это кто ж?
— Киска такая. Айя Кисс.
— Знаю. Не одному вашему внуку нравится. Красивая девочка.
— Вот ее мне и привези. Сделаешь? Я не обижу. Ты меня знаешь.
Фрост обрадовался:
— Нет вопросов, Алимджан Джабраилович. Будет вашему внуку подарок. Торт с Кисской. Ха-ха.
— О! Молодец ты, Корней! Какой молодец! С полуслова все понимаешь! Ай да Фрост! Только прежде, чем везти ее ко мне в Монако, надо бы опробовать в клубе у Гарика. Понял? У меня там запланирован скромный ужин для своих.
— Ясно. А что за повод?
— Повод пустячный. Пятьдесят лет отмерил на этой земле.
— Ох! Что же вы молчали, Алимджан Джабраилович? Это же такое событие большое!
— Корней Львович, большое событие — это Олимпиада. А день рождения — для друзей, чтобы порадовались и поддержали. И для врагов, чтобы тоже порадовались, что жизнь проходит. Событие скромное. Людей будет немного. Так, самые близкие. Вот для Алимчика ничего жалеть не стану! Пусть самые лучшие приедут. Только не здесь. Зачем город волновать? А день рождения мой используем правильно. Соберемся, поговорим. Дела наши обсудим. Так?
— Так. Понял.
— Вот и хорошо. И ты, Корней Львович, приходи обязательно. Без тебя какой праздник?
— Спасибо. Я приду. С певицей этой все решим. Не волнуйтесь!
— Кто тебе сказал, что я волнуюсь? Я никогда не волнуюсь. Пусть море волнуется и трава в степи. Человек честный всегда должен спокоен быть. Прощай! Жду тебя в «Гоголеффе».
— До свидания, Алимд… — Фрост не успел договорить. Алим в свойственной ему манере всегда обрывал разговор и вешал трубку первым. Любил, чтобы его слово было последним. Всегда.
Али-Баба
Охранники Алимджана давно находились в клубе. Часть приехали с новым увлечением хозяина — Климом Чуком, другие подъехали только что. В кабинете Гарика, как он и ожидал, первыми появились Саффар и Фарис. Тот, что коренастее и помордастее, и щетина погуще — Фарис, тот, что повыше и с ушами поломанными, — Саффар. Или наоборот? Гарик и сам затруднялся сказать, кто из них кто. Они пришли тихо и сразу же занялись проверкой клуба, и первым делом охранникам пришлось убрать всех лишних и повесить табличку «Закрыто. Частное мероприятие». Так оно и было: на вечеринку были приглашены только самые надежные и близкие люди. Человек сорок-пятьдесят. Но знали о ней все, кто следил за светской жизнью столицы.
