Павел Астахов - Продюсер
Но главное, в конечном счете, круг неумолимо сужался вокруг Агушина, и генерал юстиции нервничал, ибо Президент больше ему лично не звонил.
— К вам адвокат Павлов, — доложила по селектору секретарша.
— Пусть заходит. — Агушин прикрыл папку «Дело» и отложил рапорт.
Павлов улыбнулся и сразу протянул руку:
— Приветствую, Геннадий Дмитриевич!
— Здравствуйте, Павлов.
— Геннадий Дмитриевич, срочный вопрос. Мне нужна справка по уголовному делу Шлица. А еще копия постановления о возбуждении уголовного дела и постановления о признании Медянской потерпевшей. Сделаем?
— Ну, к концу недели, — недовольно заворчал Агушин.
— Не могу! Геннадий Дмитриевич, хоть режьте! Не могу!
— А что такое?
— Да не поймут меня Президент и премьер-министр.
— Да? Так вот? — Агушин заволновался, а руки забегали по поверхности стола и машинально потянулись к зажигалке и пепельнице. — Что, так все серьезно?
— Да. Очень серьезно, Геннадий Дмитриевич. Надо срочно. В течение часа. Завтра эти документы будут очень высоко.
— Очень высоко? — удивленно переспросил следователь.
— На са-а-а-амом верху. Выше некуда, — с самым серьезным видом ответил адвокат.
В животе у Агушина стало нехорошо. То, что Оттуда, с Самого Верха, что-то запросили через адвокатов, было очень плохим симптомом. Ведь можно было запросить бумаги и прямо у него! Кресло под ним явно шаталось… Может, конечно, адвокат блефует, но поди проверь, а выполнить просьбу, в общем, несложно…
Агушин схватил папку и встал из-за стола.
— Так, Артем Андреевич, ждите здесь!
Павлов проводил выскочившего из кабинета генерала внимательным взглядом и тоже вышел — сразу вслед за ним. Секретарша цокала по кнопочкам компьютера, сосредоточенно морщила нос и делала вид, что ее не интересует известный защитник. Павлов же, напротив, сделал самое заинтересованное лицо и наклонился над компьютером:
— Мои знакомые программисты изобрели замечательную программку.
Секретарша замерла и, стараясь выглядеть строгой, глянула снизу вверх.
— И что?
Дрожащие уголки губ выдавали волнение.
— Вы сможете диктовать компьютеру, а он будет за вас писать текст.
— Не может быть! — секретарша недоверчиво смотрела исподлобья.
Артем уверенно кивнул:
— Точно вам говорю. Не надо будет утруждать себя. Завтра же и принесу. А пока вы мне не поможете найти прокурора-криминалиста?
— А зачем он вам?
— Я хотел узнать кое-что по убийству Шлица.
— Ах, это… — девушка разочарованно махнула ручкой. — Я и так могу вам все сказать. Так, где это… — она что-то сосредоточенно рассматривала на экране, — ага! Вот. Ну и что?
Глаза ее сверкнули, и Павлов сразу же отметил в ней эту явную способность высекать искру взглядом. Хрупкая, совсем не симпатичная, но с какой-то перчинкой, девчонка взволновала сердце даже такого бывалого донжуана, как Павлов. Более того, начав тянуть с таким простым делом, она явно играла с ним!
«Ах так!»
Артем сделал равнодушный вид, глубоко вздохнул и, повернувшись вполоборота к выходу, тихо сказал:
— Придется все же идти к криминалисту…
Девушка заволновалась. Ей тоже было приятно пококетничать с этим адвокатом. Мама и бабушка смотрели его программы, а она увидела его лично! И он был ничуть не хуже, чем по телику. И вдруг он потерял интерес и теперь хочет уйти к занудному криминалисту Петровичу. Нет, этого допускать нельзя!
— Вы, конечно, можете пойти, но его нет на месте, — посерьезнела она, — и будет он только часа через два. А может, и вовсе не придет…
Артем как бы в нерешительности замер.
— Но вы можете посмотреть прямо здесь то же самое, — дозволила секретарша.
— Одним глазком. Позвольте вас потревожить.
Павлов зашел за стол. Встал рядом с ее креслом и, опершись на стол локтем, наклонился над монитором, приблизясь к девушке на недопустимо близкое расстояние. Она могла рассмотреть каждый волос на его голове. Она чувствовала пряный аромат, смешанный с хвоей и цитрусовыми. Она чувствовала его горячее дыхание. Он был слишком рядом. Голова закружилась, она прикрыла глаза — на миг. А Артем уже оторвался — не столько от нее, сколько от монитора — и отходил.
В считаные секунды он пробежал главные строки заключения. Эксперт-криминалист подтвердил первичную версию о том, что Шлиц был застрелен из пистолета. Но вот что интересно. Выстрел был произведен не просто с близкого расстояния, а в упор! Так, что даже края раны обгорели от газов, а одежда была посечена пороховыми кристаллами. Странно было также то, что убийца не сделал контрольного выстрела. Вызывал вопрос и сам способ убийства. Почему Иосиф Шлиц позволил убийце приблизиться лицом к лицу так близко и приставить пистолет к своей груди? Он не сопротивлялся. Ни синяков, ни ссадин не обнаружено.
Погрузившись в глубочайшие раздумья, Павлов вернулся в кабинет Агушина и даже не заметил, как встрепенулась секретарша, когда он отходил от стола, как смотрела она во все глаза на его сосредоточенно-каменное лицо, как ждала от него хотя бы благодарности. И с какой горечью подвела девушка итог их общения:
«Адвокатский дундук… даже спасибо не сказал…»
SOS
Защитник и не мог ничего заметить; он думал — очень напряженно — и продолжал думать, даже когда через пару минут появился Агушин.
— Уф. Все успел. В лучшем виде. Держите, адвокат Павлов. Значит, справка по делу. Что, кем, когда, почему возбуждено. И два постановления. Здесь мне на обороте подлинника распишитесь: «Копию постановления получил». Хорошо?
— Да-да, конечно. — Павлов чиркнул эти три строчки дважды и забрал все бумаги. Встал из-за стола и вдруг задал неожиданный вопрос: — Скажите, Геннадий Дмитриевич, а это правда, что вы охотитесь за Фарфоровым?
Вопрос был не просто неожиданным, а практически смертельным. Агушин вытаращил глаза. Он не мог и предположить, что адвокат знает о его главной версии.
«Но откуда?!»
Агушин быстро пролистнул назад все события и последнюю встречу вместе с Медянской. Нет. Вроде ничего лишнего никто не говорил. Решил спросить прямо:
— Так. А откуда вам известно об этом? Подслушали?
Адвокат замотал головой.
— Нее-е-ет. Не подслушал и не подсмотрел. Все гораздо проще. Фарфоров мне все время шлет эсэмэски. «Спасите, помогите! SOS!» Замучил уже. Считает, что вы открыли на него охоту. Вот я и спрашиваю.
— Покажите, — недоверчиво потребовал Агушин.
Павлов пожал плечами, усмехнулся и вытащил телефон:
— Пожалуйста! Смотрите сами.
Он быстро открыл папку с входящими сообщениями, и на экране высветились сразу шесть — все от Киры. Артем на глазах Агушина открыл первое попавшееся:
— Вот, читайте…
«Тема, спаси! Этот варвар с Лубянки хочет лишить меня свободы».
— А вот еще, — нажал адвокат кнопку:
«Павлов!!! Отвечай!!! Я в опасности!!! Меня ищет Интерпол!!! Они хотят расправиться со мной!!! Я не убивал Иосифа!!! Я невиновен!!!»
Агушин скривился, как от горькой пилюли:
— Нуу-у! Хватил ваш Фарфоров. Какая расправа?! Совести у него нет! Я хотел с ним только поговорить.
Артем спрятал телефон.
— Во-первых, Фарфоров не мой, а во-вторых, ваше «поговорить», как правило, выливается в «давайте останемся». Честно говоря, я не понимаю, что вы хотите узнать у Кирилла?
Агушин посуровел.
— Господин адвокат, если вы собираетесь защищать Фарфорова, то я официально выдам вам повестку. Но тогда вы не сможете в одном процессе вести дела потерпевшей стороны. Понимаете?
Артем охотно кивнул.
— Это ясно даже первокурснику. Я не собираюсь защищать Кирилла Фарфорова, но и не вижу оснований вам его третировать. Не забывайте, он народный артист. Обидеть художника может каждый!
— Ну да. Художник от слова… не знаю какого, — заворчал Агушин, — чего же он орал на весь клуб, что убьет Шлица? Можете объяснить? Двадцать человек подтверждают, что именно Фарфоров накануне убийства поссорился с убитым продюсером. На глазах сотни людей. Потом всю ночь выкрикивал угрозы. В том числе убийством и расправой. Можете это объяснить, Артем Андреевич? Как это сочетается со званием народного артиста? Или это у них норма? — начал заводиться Агушин.
Он злился и что не может достать Фарфорова, и что Медянскую у него отняли, и тем более что Президент почему-то больше не звонит… Павлов укоризненно посмотрел на следователя:
— Геннадий Дмитриевич, ну почему вы смотрите на мир через призму недоверия? Всегда подозревать — не тяжело ли?
Агушин остановил готовый вырваться всплеск мизантропии и, успокаиваясь, вдохнул и выдохнул.
— Ничего. Не жалуюсь. Кто-то должен эту работу делать. Не все же отмазывать преступников.
Павлов тоже вздохнул и покачал головой:
