Виктор Пронин - Победителей не судят
Надеялся на нечто романтическое? Нет, этого не было.
Но душа его, истосковавшаяся по чему-то давно забытому, пронесшемуся когда-то в молодости, захотела неопределенности, зыбкости, этих вот настороженно-опасливых слов. Да и низкий голос девушки, с которой он и провел-то всего несколько минут, тоже волновал его и звал.
Да, у него бьша интересная работа, о которой многие могут только мечтать, легкая редакционная обстановка, зарплата не столь уж маленькая, его обязанности были даже приятны, они позволяли знакомиться, общаться с людьми, которые в чем-то зависели от него, поскольку только Касьянин решал — упомянуть ли их в заметках, отметить ли их мастерство, человеческое мужество и достоинство... И Касьянин не скупился — его герои всегда получали от него характеристики высшего разряда и поэтому звонили, благодарили, звали к столу, а приходя в редакцию, вручали незамысловатые подарки — швейцарский нож, шотландское виски, итальянский галстук, английский блокнот, вручали легко и бескорыстно, поскольку он уже свое дело сделал и от подарка ничего не зависело.
Но при всем при этом понимал Касьянин, что настоящая жизнь идет в стороне.
Он описывал, всего лишь описывал чужие беды, подвиги, усилия, ошибки. Без него ловили бандитов, без него бандиты совершали нехорошие свои дела, без него половые маньяки выходили на охоту, а девушки орали в лифтах и звали на помощь не его, не его. Собственная его жизнь была скудной и унылой — сквалыжная жена, которая сама не знает, чего хочет, тихий, безропотный сын и ежедневные канцелярские обязанности.
И только мимолетная встреча с бездомной девушкой вдруг царапнула чем-то острым и настоящим, и маленькая капелька живой касьянинской крови выступила на груди.
Так вот почему, Касьянин, ты так легко отнесся к отказу редактора дать деньги, вот почему пренебрег предложением странного следователя Анфилогова, так охотно отправил Марину, а сам остался в городе, где тебе грозит смертельная опасность...
Победителей не судят Пройдоха ты, Касьянин, и авантюрист.
Хотя нет... Вряд ли... Просто живой человек. Да, как выяснилось, ты просто живой человек, а это куда опаснее любого пройдохи и авантюриста.
Фонарь Касьянина был слаб, но он сумел рассмотреть в углу, на каком-то подобии дивана, подобранного скорее всего на соседней свалке, девушку.
И узнал ее.
Это была та самая девушка, которая сказала ему о двух убийцах в спортивных костюмах с разноцветными вшитыми вставками. У нее были светлые волосы и взгляд исподлобья. И еще он помнил ее узкие запястья и вызывающую манеру разговора.
Все эти признаки сошлись, и теперь он не сомневался, что нашел именно того человека, которого искал.
— Ты звала — и я пришел, — сказал он, поскольку девушка на его вопрос не ответила.
— Я звала?! Тебя?! Ошалел?!
— Мы познакомились с тобой на пустыре возле теплого трупа, — напомнил Касьянин.
— Возле чего?!
— Моего друга там убили... А ты видела, как убийцы удалились в сторону машины, которая поджидала их несколько часов. Вспоминай, вспоминай, не каждый же день тебе приходится знакомиться с мужиками возле...
— Вспомнила! — сказала Наташа, и в голосе ее явно прозвучало облегчение. — Как же ты меня нашел, охламон несчастный?
— Ты звала — и я пришел, — повторил Касьянин. Слова эти чем-то понравились ему, и он с удовольствием повторил их. Была в этих словах какая-то тайна, сговор, было что-то запретное, выходящее за пределы семейной морали.
— Да что ты зарядил-то — звала, звала... Ну, вежливость проявила, участие...
— Я тоже из вежливых... Пообещал прийти — и пришел.
— Значит, выжил, значит, не нашли еще тебя, — улыбнулась девушка.
— А что... Искали?
— Конечно.
— Кого искали?
— Тебя.
— Откуда ты знаешь, что искали именно меня?
— Сообразительная потому что, — Наташа сдвинулась на край дивана и похлопала узкой ладошкой по сиденью. — Садись, коли пришел... Ты, смотрю, сразу уже и с вещичками? Надолго пожаловал?
Где-то на повороте прошла машина, и по темным провалам окон полоснуло ярким светом фар. Касьянин увидел темные, красноватые стены, ящики в углу, на секунду мелькнуло белое лицо Наташи, которая смотрела на него насмешливо, но в то же время напряженно, не зная, чего ожидать от незваного гостя.
— Переночую вот... Если не возражаешь.
— А что, больше негде?
— Можно и так сказать. Больше негде.
— Неужели и дома достали?
— Похоже на то.
— Но хорошо, что хоть в живых оставили, а?
— Увернулся.
— Ловкий, значит, — кивнула девушка.
Касьянин уже привык к темноте, и ему вполне хватало света, который шел от освещенных домов с противоположной стороны улицы.
— Просто повезло.
— А что друг твой, который там, на пустыре, лежал с дырой вместо лица, он как? — Наташа замялась, не зная, как закончить вопрос.
— Умер. С дырой вместо лица не выживают.
— Как я понимаю, вместо него ты должен быть?
— Похоже на то.
— Везучий.
— Да... И у тебя вот в спаленке оказался, — произнес Касьянин несколько рисковые слова.
— Не знаю, не знаю... Может быть, на этом твое везение и закончилось.
— Утром уйду.
— Как знаешь... Угостить нечем, сама без ужина осталась... Так что звыняйте, дядько.
— Ты что это на украинский перешла?
— Да тут у нас шатается один по этажам... Хохол. Только и слышишь от него — звыняйте, дядько, звыняйте, титко... Уже весь дом заразил своим «звыняй-те»... Пряники вот есть... Будешь?
Наташа сунула руку куда-то в темноту и, пошарив там, вытащила целлофановый пакет с пряниками.
— Жуй.
Касьянин встряхнул мешок, и суховатые пряники пыльно стукнулись друг о дружку.
— Послушай, Наташа... Я правильно запомнил имя?
— Правильно. С памятью у тебя все в порядке.
— Надеюсь... Я вот о чем подумал... На той стороне улицы киоски еще работают... Там, возле моего дома... Мне бы не хотелось туда идти. Может, сходишь, а?
— Зачем?
— Возьмешь что-нибудь на ужин.
— Работа наша, деньги ваши?
— Конечно, — Касьянин пошарил в карманах и, найдя две сотни, протянул их Наташе. Та взяла не глядя, даже не рассмотрев толком, сколько он вручил ей денег.
— На все? — спросила она.
— Если донесешь.
— Сиди здесь и никуда не отлучайся, — сказала она, поднимаясь. — Кто-нибудь видел, как ты шел сюда?
— Какие-то хмыри попадались навстречу... Пару раз фонариком осветили...
— Вопросов не задавали?
— Обошлось.
— Ладно, — Наташа нащупала в темноте целлофановый пакет и, сунув его в карман, направилась к лестничной площадке. — Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, понял?
Ответить Касьянин не успел — Наташа уже исчезла из дверного проема, растворившись среди темных комнат, лестничных переходов, лифтовых шахт и площадок. Касьянин прислушался — дом жил своей ночной жизнью. Звучали приглушенные голоса, глухие удары — кто-то расколачивал ящик для костра, кто-то сбежал вниз, и тут же раздались шаги тяжелые, сопровождаемые хриплым постаныванием, — захмелевший мужичок карабкался вверх, на свой этаж.
Касьянин подошел к оконному проему и выглянул наружу. В сотне метров светились разноцветными окнами несколько башенных домов, точно таких же, как и этот, но уже заселенные и благоустроенные. На окнах висели шторы, за шторами мелькали люди, в затемненных комнатах светились экраны телевизоров.
Там шла другая жизнь, жизнь на свету, может быть, более обеспеченная, но не менее опасная, не менее, повторил про себя Касьянин. Он нашел свои окна, они были темными, и сколько им еще стоять без света, не мог сказать никто.
Тягостная безнадежность охватила Касьянина, он даже не представлял, как ему быть дальше. Да, конечно, можно было уехать вслед за Мариной и Степаном, он наверняка уедет завтра же, но нельзя же уезжать навсегда. Есть работа, есть квартира, есть город, который он не хочет менять ни на какой другой...
Касьянин прошел в глубину комнаты и опустился на диван. Он оказался непривычно низким — у дивана не было ножек, это был лежак без основы, без каркаса. Посидев некоторое время в темноте, Касьянин прилег, откинувшись на спину и заложив руки за голову. И сам не заметил, как уснул. День был длинный и хлопотный, он попросту устал.
Проснувшись, Касьянин не сразу понял, где находится. В лицо ему бил сильный свет фонаря, вокруг была темнота, и прошло какое-то время, пока он осознал наконец, где находится.
Наташа выключила фонарь и села рядом.
— Ты как? — спросила она.
— Ничего... До сих пор в глазах оранжевые разводы.
— В твоем фонаре я батарейки заменила.
— Где же ты их взяла?
— Ты, я смотрю, совсем темный мужик... Сейчас в ночных киосках можно купить все — от презервативов до магнитофона.
— Ты взяла и то и другое?
— Нет. Только первое.
— Это правильно, — кивнул в темноте Касьянин. — Ты очень практичная девушка. Слушай, ты всегда здесь одна?
