Виктор Пронин - Победителей не судят
Стоя в тени дома с сумкой, набитой случайными вещами, Касьянин вдруг неожиданно сильно почувствовал собственную обреченность. Как бы хорошо ни работал следователь Анфилогов, как бы осторожно и предусмотрительно ни вел себя он сам, ему никогда не уйти от Евладова. Написав сотни заметок о всевозможных преступлениях, о том, как кто скрывался и как кто находил нужного человека, Касьянин понимал, что даже в Африке, в горных районах Перу или в джунглях Амазонки его найдут, если захотят, тем более что ни на Амазонку, ни в Перу, ни в Африку он не собирался. Он поедет в большой город Днепропетровск, и потребуется совсем немного усилий, чтобы установить, где он. Для этого достаточно поднять любые его документы, справки, заявления, которых он в своей жизни разбросал в разных конторах бесконечное множество. И в половине этих бумаг сказано, что родился он, Касьянин Илья Николасвич, все в том же городе Днепропетровске. И следовательно, там у него остались друзья, родственники, однокашники, любимые девушки, превратившиеся в скучных и усталых старух, измотанных бытом, детьми, мужьями...
Так вот, первые свои тридцать лет жизни Касьянин провел в этом городе, и ему просто некуда больше деваться, как ехать в город на Днепре. Что он, собственно, и намерен сделать завтра в середине дня, сразу, как только скуповатый редактор достанет наконец для него денег. Хотя мог бы, мог бы, жлоб несчастный, еще днем выбить где-нибудь десяток миллионов, но что-то остановило его, что-то там в редакторской голове заклинило.
Дождавшись, пока дорога совсем опустеет, Касьянин ухватил свою сумку и быстрым шагом пересек трассу. Он не оглядывался по сторонам, не оборачивался назад и позволил себе чуть замедлить шаг, лишь когда оказался в тени пустыря.
Где-то рядом возвышались, уходя в ночное звездное, небо, недостроенные дома. Их самих не было видно, и только по тем небесным местам, где не было звезд, можно было предположить, что они перекрыты этими молчаливыми громадами, в которых шла своя, но, в общем-то, вполне естественная жизнь. Как бы ни далека она была от Касьянина, какой бы ни казалась дикой, чуждой, пришел час, когда ему придется войти в эту жизнь, более того — искать в ней спасения.
Решение идти на ночь в один из этих домов пришло как-то незаметно, постепенно, Касьянин даже не обдумывал эту возможность, просто наступил миг, когда стало ясно — идти надо именно сюда, именно здесь его никто не будет искать. На редактора он был обижен, а идти в дом с обидой казалось ему чем-то нехорошим. Осоргин мог достать денег, мог изловчиться, но не сделал этого.
Касьянин легко согласился подождать сутки, но про себя решил — отныне ему будет легко с редактором. Если раньше сдерживало чувство обязательности, долга, ощущение подчиненности, то теперь, когда Осоргин его послал, а Касьянин называл все случившееся именно так, «послал», теперь он может вести себя с ним свободно, не опасаясь собственного неловкого жеста, неловкого слова.
Идти к Анфилогову он не решился. Не знал Касьянин, не знал твердо и определенно, на кого работает Анфилогов. А когда не можешь довериться в малом, это все равно что совсем не верить. Потрепаться о бабах, о пьянках, о забавных случаях, когда всем было так смешно, так смешно, что просто ужас, — это можно.
Но сообщить номер телефона Марины в Днепропетровске он не мог. Если уж так случилось, что Анфилогов знает, каким поездом уехала Марина, пусть. В конце концов этот поезд идет и через Курск, Харьков, Орел, Белгород... Мало ли на его пути городов.
Так утешал себя Касьянин, помня в то же время, что в разговоре на вокзале упоминался Днепр, а из всех этих городов на Днепре стоит только один. Как бы там ни было, не пошел он ночевать к Анфилогову. Воздержался и от звонка, хотя все анфилоговские номера помнил наизусть.
И была еще одна мысль, впрочем, ее можно было назвать надеждой — Наташа.
Да, Касьянин ни на минуту не забывал, как зовут единственную его свидетельницу, девушку, которая видела убийц Ухалова. В ту ночь она пряталась от него за бетонной плитой, но все-таки решилась подтвердить, что убили Ухалова евладовские ребята. Помнил Касьянин и дом, который показала Наташа, помнил этаж, который она назвала всего лишь раз, да и то как-то невнятно, смазанно.
Это был седьмой этаж.
Дом оказался ближе, чем думал Касьянин. Он как-то совершенно неожиданно вырос перед ним в темноте. Только подойдя вплотную, он смог осознать его размеры. Восемнадцатиэтажная башня с двумя подъездами закрывала половину ночного неба.
Касьянин постоял некоторое время, прислушиваясь. Из глубины дома доносились невнятные звуки не то человеческие голоса, не то грохот передвигаемых ящиков, а может, сквозняк шевелил жесткие листы картона, на которых коротали ночи бомжи, беженцы из ближних и дальних стран, воры и наркоманы.
Касьянин остановился у правого подъезда.
Вспоминая ночной разговор с Наташей, он почему-то представлял, что рукой она махнула как-то шире, явно показывая не на ближайший к ней левый подъезд, а тот, что был дальше от того места, где лежал несчастный Ухалов с простреленной головой.
Прежде чем войти в подъезд, Касьянин оглянулся — никого не было рядом, никто не шел за ним следом. Лаяли на пустыре собаки, требовательно и скандально орали их хозяева, требуя выполнения команд, которых, похоже, и сами не понимали.
Нащупав ногой первую ступеньку, Касьянин уже увереннее прошел вперед и достиг площадки. И только здесь решился включить прихваченный из дома фонарик.
Оказывается, еще в квартире он знал, что ; будет здесь, помнил о том, что ему понадобится фонарик. Батарейки были слабыми, но тусклый луч позволял ориентироваться.
Сзади раздался шорох, и Касьянин, выключив фонарик, вжался в угол. Кто-то сопя поднимался по ступенькам, поднимался уверенно, видимо, хорошо зная эту дорогу. Касьянин надеялся, что он совер-шенно невидим в темноте, но ошибся — человек разглядел светлое пятно в углу и, не останавливаясь, усмехнулся.
— Не дрейфь, это я, — сказал мужик и продолжал подниматься по лестнице.
Похоже, отношения здесь были простые и доброжелательные. На площадке третьего этажа, на подоконнике, сидели парень с девушкой.
Между ними стояли несколько бутылок с пивом. Услышав шаги, они замолчали и, пока Касьянин проходил мимо них, поднимался выше, не проронили ни слова.
— Кто это? — донесся снизу девичий голос.
— Не узнал.
— С сумкой прошел.
— Значит, из воров.
— Мог бы и поздороваться, — заметила девушка.
Свои, подумал Касьянин и, не задерживаясь, преодолел четвертый и пятый этажи. Где-то рядом раздавались возбужденные голоса, из коридора пробивался слабый, еле различимый свет — дверной проем был завешен каким-то полотнищем.
Этот этаж он постарался проскочить быстрее, встречаться с пьяными мужичками у него не было никакого желания.
Оставшиеся два этажа Касьянин преодолел с некоторыми приключениями.
Человек, спускавшийся сверху, неожиданно обжег его сильным светом фонаря.
Причем свет убрал не сразу, еще некоторое время рассматривал Касьянина. Потом выключил фонарь и продолжал спускаться.
— Пардон, мадам, — сказал он хрипловато, когда оказался уже за спиной Касьянина.
— Месье! — поправил Касьянин.
— Все равно пардон, — усмехнулся невидимый в темноте человек. Прямо на площадке шестого этажа горело несколько свечей и несколько мужиков, расположившись вокруг ящика, уставленного бутылками, обменивались словами негромко, неторопливо. На Касьянина посмотрели внимательно, проводили взглядами и снова повернулись к бутылкам. Касьянин явно отличался от обитателей этого дома — на нем бьша белая рубашка, светлый пиджак, в руке дорожная сумка. Причем новая сумка, это было видно даже при скудном освещении.
Ступив на седьмой этаж, Касьянин с облегчением убедился, что на площадке никого нет, здесь бьша полная темнота. Наташа не сказала, где ее искать, поэтому Касьянин начал обходить одну квартиру за другой. Первые две были пусты и безжизненны, вход в третью был завален овощными ящиками.
А в четвертой он нашел Наташу.
Едва Касьянин переступил порог, едва прошелся лучом фонарика по стенам, по дверным проемам, как раздался женский голос, нарочито недовольный:
— Кто там?
— Свои, — ответил Касьянин, еще не уверенный в том, что голос действительно принадлежит Наташе.
— Свои все дома, — на этот раз голос прозвучал неувереннее, почти растерянно.
— Вот теперь уже все, — сказал Касьянин. — Наташу ищу.
— Считай, что нашел. Ты кто?
— А ты? — Касьянин почувствовал, что волнуется. Было что-то в этой ночной встрече выходящее за пределы обычного. Он начал понимать, что пришел сюда не только для того, чтобы спастись, отмаяться ночь в безопасном месте, было еще что-то. Еще не подумав о Наташе, он уже готовился к тому, чтобы прийти сюда этой ночью.
Надеялся на нечто романтическое? Нет, этого не было.
