Вадим Сухачевский - Тайный суд
– Ну а если… Если мы – вместе?
Катя не ответила, но так посмотрела на него, что он понял – она и сама, похоже, задумывалась над такой возможностью.
Юрий хотел что-то еще сказать, но Катя снова приложила палец к губам:
– Он возвращается… Если бы еще наверняка знать, в какую игру он играет…
– Ну, в этом мы сейчас разберемся, – пообещал Юрий.
Теперь и он слышал, как бывший шулер осторожно продвигается по подземелью. Вскоре из дыры показалась его перебинтованная асимметричная голова.
Юрий дождался, пока он влезет в их камеру целиком, и спросил:
– А макушка после той сосульки не болит? – и с этими словами сдернул бинты с асимметричной головы.
Никаких следов ушиба на лысом борщовском черепе не наблюдалось.
– Ушлый, гад! Догадался! – прошипел Борщов.
Дальнейшего Юрий не ожидал. Бывший шулер вдруг сложился пополам и въехал ему головой в солнечное сплетение с такой силой, что мир в глазах на миг померк.
– Что, скушал, фраер? – совершенно по-блатному осклабился Борщов. – Учись!
– Значит, вы с Домбровским заодно? – через силу проговорил Юрий.
– А чего ж? Ну, до поры, конечно, – усмехнулся тот. – А там и с ним можно…
– Как с Викентием?
– Во-во, примерно. Тебе-то уже можно знать: покойники никому ничего не рассказывают. Щас ты у меня отмучаешься, потом и дамочке твоей придет черед. На, фраер, съешь еще борщецкого! – С этими словами он отвел ногу для удара.
Но тут произошло то, чего Борщов не ожидал. Катя подпрыгнула, развернулась в воздухе и нанесла ему ногой в висок такой удар, что тот рухнул как подкошенный.
Юрий поднялся.
– Добить гада! – проговорил он.
– Сначала допросить, – сказала Катя.
И тут бывший шулер заорал во всю глотку:
– Эй, ребятки! Выручайте, своих бьют!
Писклявая гвардия появилась почти мгновенно – видно, таков был их план: уйти громко, вернуться на цыпочках. Значит, похоже, слышали все, но это уже мало что меняло.
«Добить все-таки напоследок», – глядя на Борщова, подумал Юрий, но оттуда, сверху, один пропищал:
– Ты, хромой! Тронешь нашего – сразу пути-мути сделаем! – и Юрий, хотя и не знал значения этого загадочного «пути-мути», все-таки решил пока воздержаться.
Решетка загромыхала, открываясь, гномы опустили вниз лестницу.
– Вылазь, Борщов! – пискнул кто-то из гномов.
Тот юркнул к лестнице и поднялся наверх с завидной поспешностью.
– Теперь ты, баран, а после – ярочка!
– Чего это ради? – спросил Юрий. – Нам и тут хорошо.
– Ничего, сейчас плохо будет! – пообещал один из гвардейцев. – У нас тут брандспойт при себе, а водичка у нас, знаешь, ключевая, холодненькая, долго все равно не протянете.
Не желая напоследок еще и мокнуть, Юрий взялся за перекладину. Катя полезла следом за ним. Гвардия приняла их наверху всем скопом, заломили руки, начали вязать.
– Может, очкастому – все-таки пути-мути, а с девкой позабавиться? – предложил один пискля.
– Развяжите ее, – процедил Юрий. – Если развяжете и не тронете, я часы золотые дам.
– А где часики-то?
Юрий показал.
– Часики хорошие, – закивал один из них, беря часы. – Ладушки, ничего мы с девкой твоей делать не станем, правда, Вонмиглас?
– А что ты с ней сделаешь? – тоненько хихикнул тот в ответ. – Тебе что, пути-мути сделать забыли, или у тебя снова отросло?
Теперь только Юрий понял, что означает это «пути-мути».
– Это у вас что… у всех?
– Порядок такой, – пожалуй, даже горделиво подтвердил Вонмиглас. – Чтобы гвардеец на девок не заглядывался, всем пути-мути. За часики, конечно, спасибо, а вот развязывать твою деваху не будем – видали, как она своими ноженциями дерется, нам лишних проблем не надо. Ну, пошли, гвардия!
Снова напевая песню, которая вполне сошла бы за боевую, не будь она такой писклявой, гномы подтолкнули Юрия алебардами.
Глава 25
Наверх!
Они снова очутились в тронном зале. После тьмы подземелья царящий здесь свет ослеплял, но все-таки Юрий сумел разглядеть Домбровского, стоявшего одесную от темнолицего императора. Борщов откололся от гвардейцев, тоже подошел к трону и стал по левую руку от свинорылого короля. Оба – и Домбровский, и Борщов – смотрели на Катю и Юрия с нескрываемой злобой и в то же время с презрением, явно предчуя, что наблюдают уже покойников.
– Ну что, partisanene[33], – сказал император, – вы, похоже, свою миссию выполнили.
Король добавил:
– Теперь, благодаря нашему доблестному Вонмигласу (а у него слух знаете какой!), мы знаем о вас все. Хотите в своем Тайном Суде vallankaappaus[34] устроить? Неделькой раньше – мы бы вас сами приветили, а сейчас… – Он кивнул на Домбровского и Борщова. – Сейчас вместо вас другие орлы все, что надо, сделают, верно я говорю?
– Именно! – подтвердил Домбровский.
– А как же иначе! – кивнул Борщов.
– А всего-то нам и нужно от вашего Суда – так это денежки, – продолжал король, – а всякие там ваши szczytne cel[35] нас, право, не волнуют ничуть.
– Тotalmente![36] – подтвердил император.
– Да, да, к черту это все, – лениво махнул рукой король, – таких мы навидались. Нам на нашу бедность денежки, денежки нужны, только они, копеечки, не обманут, не подведут, не продадут, как говорил, кажется, ваш бессмертный Гоголь.
– Тhe immortal?[37] – заинтересовался император.
– Ну, это так, для красного словца, – успокоил его король. – В действительности он вполне покойник, и почил, кстати, копейки в кармане не имея. А денежки – рублики, тугрики, центики, фунтики – нам обеспечат вот эти вот благородные господа (снова взгляд на зардевшихся Борщова и Домбровского), верно я понимаю?
– Всенепременно! – заверил Домбровский.
– Уж будьте уверены, ваши величества! – пообещал Борщов.
– Карайте там ваших упырей, опирайтесь на таких вот лопухов (кивок в сторону Юрия), главное – сосите фунтики из вашего Лондона, только теперь половину, как условлено, – нам! Qui est réglée?[38]
– Чё? – спросил Домбровский. Теперь было видно, что это, несмотря на свой благообразный вид, обычный запутавшийся уголовник.
– По рукам, спрашиваю? – пояснил король.
– А как же! Все по-честному, будьте уверены, ваши величества! – закивал Борщов. В глазах бывшего шулера, однако, притаилось: «Ага, держите шире карман!»
– Вот и ладненько! Назначим вас первыми советниками.
– Только прежде сделаем вам пути-мути, – добавил император.
– Ну, это ясное дело, – подтвердил король. – Это уж как положено: чтобы соблазнов лишних не было.
Перспектива «пути-мути» явно не слишком радовала бывших судей, однако смотрели они на подземных монархов без особого страха, и по этим их взглядам Юрий почувствовал, что они затевают что-то свое, и это, затеянное, вот-вот должно случиться.
– А в подтверждение нашего договора, – сказал король, протягивая им банку, – вы, господа, капустки, капустки пожуйте, очень полезно.
Ни Борщов, ни Домбровский, однако, к капустке прикасаться не стали.
– Только после вас, – проговорил Борщов.
– Да, да, после вас, ваши величества, – подхватил Домбровский, и по усмешке на его лице Юрий вдруг понял, что сейчас произойдет.
Он раскрыл было рот предупредить монархов, но те уже вовсю жевали свою капустку.
Не прошло и минуты, как свинорылый король пробормотал:
– Что-то мне, Фома, в животе нехорошо.
– Да и мне, Лука, что-то в печенке саднит, – простонал император.
Глаза их начали стекленеть, и через несколько секунд оба стали сползать со своих тронов.
– Молодцом! – шепнул Борщов Домбровскому. – Мышьячку сыпанул, я так понимаю?
– Нет, мышьяком бы их, может, и не проняло, – ответил Домбровский, не обращая внимания, что король с императором все еще корчатся в конвульсиях на полу, – больно здоровые, черти. Но у меня был покрепче продукт.
Говоря это, они уже взбирались на троны, на освободившиеся места, и при этом так смотрели друг на друга, что Юрию было ясно – дальнейшая судьба кого-то одного из них так же предопределена, как у затихших уже у подножия трона короля и императора.
Взгромоздившись на место свинорылого короля, Домбровский произнес заученно, с дурным выговором:
– Le Roi est mort, vive le Roi!
Борщов тоже не остался в долгу, видно, долго готовился. Произнес с вовсе уж смехотворным прононсом:
– Le Еmpereur est mort, vive le Еmpereur![39]
Теперь самозваные монархи, по-видимому, решили, что настало самое время обратиться к подданным.
– Сирые и убогие! – по-актерски растроганным голосом произнес Домбровский. – Знаю, тяжко было вам под властью почивших деспотов! Но всему бывает конец. Радуйтесь своему счастью и благословляйте своего доброго короля Луку сто сорок четвертого!
– И добрейшего императора вашего Фому двести четырнадцатого! – не преминул вставить Борщов. – Жизнь ваша теперь будет разлюли-малина! Никаких вам больше «пути-мути» – при этих словах гвардия как-то взгрустнула, – никаких лишних поборов. Что отдадите – то и слава богу. А копеечку-другую мы и вам оставим, не сомневайтесь. В общем, виват!.. Или как бишь там по-вашенскому?..
