Джон Гришем - Клиент
– Кто знает.
– А как это – увидеть свою фотографию на первой полосе газеты?
– Мне не понравилось.
– А где они достали карточки?
– Это школьные.
Они помолчали. Цепи над ними поскрипывали, качели медленно двигались взад-вперед.
– Что ты почувствовал, когда наткнулся на человека, который только что застрелился?
– Очень испугался. Но мой врач запретил мне об этом говорить из-за излишнего стресса. Вы же знаете про моего младшего брата. Так что я лучше ничего не буду рассказывать.
– Конечно, конечно.
Марк оттолкнулся пальцами ноги, и они закачались сильнее. Он был сыт, и неожиданно ему захотелось спать. Мамаша Лав что-то мурлыкала себе под нос. Ветер усилился, и его пробрала дрожь.
* * *
Реджи нашла их на темной террасе на качелях, слегка раскачивающихся взад-вперед. Мамаша Лав пила черный кофе и гладила Марка по плечу. Мальчик свернулся в клубочек около нее и положил голову ей на колени. Ноги его были укрыты пледом.
– Он давно спит? – прошептала Реджи.
– С час. Он замерз, потом уснул. Милый мальчик.
– Очень. Я позвоню его маме в больницу и спрошу, нельзя ли ему остаться здесь ночевать.
– Он наелся до отвала. Я его хорошенько покормлю утром.
Глава 19
Идея принадлежала Труманну, и, поскольку это была блестящая идея, которая наверняка сработает, она тут же была схвачена Фолтриггом и представлена как его собственная. Существование рядом с Роем Фолтриггом представляло собой цепь украденных идей, равно как и славы, если что-нибудь получалось. А если все шло к чертям собачьим, виноватыми оказывались Труманн с компанией, а с ними вместе подчиненные Фолтригга, пресса, присяжные, коррумпированные адвокаты – все-все, кроме самого великого Фолтригга.
Но Труманну уже приходилось умасливать примадонн и играть на их тщеславии, и уж, разумеется, он мог справиться с таким идиотом, как Фолтригг.
Идея пришла ему в голову, когда он сидел в углу переполненного рыбного ресторана, лениво выбирая зелень из своего салата с креветками. Он позвонил Фолтриггу по его личному телефону, но никто не снял трубку. Набрал номер библиотеки и напал на Уолли Бокса. Шел уже десятый час вечера, и Уолли объяснил, что они с боссом до сих пор роются в юридической литературе, эдакая парочка работоголиков, копающаяся в деталях и получающая от этого удовольствие. И так целый день. Труманн сказал, что приедет через десять минут.
Он покинул шумный ресторан и быстро пошел сквозь толпу на Канал-стрит. Сентябрь в этом году в Новом Орлеане снова был душным и жарким. Через два квартала он снял пиджак и пошел быстрее. Еще через два квартала его рубашка промокла от пота и прилипла к спине и груди.
Он пробирался сквозь толпу туристов, шатающихся по Канал-стрит с фотоаппаратами в пестрых рубашках, и в тысячный раз удивлялся, зачем все эти люди приезжают сюда и тратят свои трудом заработанные деньги на низкопробные развлечения и пищу, за которую дерут бешеные деньги. Средний турист на Канал-стрит носил белые кроссовки и черные носки и был толст, так что Труманн решил, что все эти люди вернутся домой и будут хвастаться перед своими менее удачливыми друзьями той изысканной кухней, плоды которой им удалось здесь вкусить. Он налетел на крупную женщину, стоящую на углу, прижав к лицу черную коробочку. Оказалось, что она снимала дешевую сувенирную лавчонку, украшенную зазывными надписями. Кому это захочется смотреть на маленькую сувенирную лавку во Французском квартале?
Труманну хотелось, чтобы его куда-нибудь перевели. Ему обрыдли туристы, движение на дорогах, влажность, преступления и больше всего Рой Фолтригг.
* * *
Фолтригг не боялся тяжелой работы. Он к ней привык. Он понял еще в юридическом колледже, что далеко не гений и, чтобы преуспеть, должен много работать. Он задницу отсиживал за занятиями и закончил одним из середняков. Но его избирали президентом студенческого коллектива: это достижение было отмечено сертификатом, висевшим где-то на одной из стен. Его политическая карьера началась с избрания на эту должность, о существовании которой большинство не только не знало, но и не хотело знать. Насчет работы у молодого Роя было сложновато, большого выбора не наблюдалось, и он в последний момент с радостью согласился на должность помощника городского прокурора в Новом Орлеане. В 1975 году он получал пятнадцать тысяч баксов в год. Он старался. Работал долгие часы над самыми безнадежными делами, потому что строил большие планы. Он был звездой, только этого никто не замечал.
Он начал общаться с местными республиканцами и научился играть в политические игры. Познакомился с людьми, имеющими деньги и власть, и получил работу в юридической фирме. Работал как вол и стал партнером в фирме. Женился на женщине, которую не любил, потому что она была из подходящей семьи, и жена помогла его восхождению. У него все было по плану.
Он до сих пор был женат, но спали они в разных комнатах. Детям было двенадцать в десять лет. Прелестная семья.
На работе он чувствовал себя лучше, чем дома, что вполне устраивало его жену, которой хоть и не нравился сам Рой, зато нравилась его зарплата.
Стол для заседаний Роя снова был завален юридическими книгами и блокнотами. Уолли снял пиджак и галстук. По комнате везде стояли пустые чашки из-под кофе. Оба устали.
Закон был прост как апельсин: каждый гражданин обязан давать показания, если они могут помочь свершению правосудия. Кроме того, свидетель не освобождался от дачи показаний, если он боится, что ему или его семье грозит опасность. Так было сказано в законе, черным по белому, как говорится, высечено в камне. Никаких исключений. Никаких поправок. Никаких лазеек для перепуганных мальчишек. Рой и Уолли познакомились с десятками дел. Со многих сделали копии, подчеркнули нужные места и разложили на столе. Ребенку придется заговорить. Если суд по делам несовершеннолетних в Мемфисе не справится с этим, Фолтригг намеревался вызвать Марка Свея в Новый Орлеан, где он предстанет перед Большим жюри. Это напугает поганца и развяжет ему язык.
В комнату вошел Труманн со словами:
– Что-то вы, ребята, заработались. Уолли Бокс оттолкнулся от стола, поднял руки вверх и с наслаждением потянулся.
– Ага, мы тут много чего переворошили, – устало сказал он, гордо показывая на груды книг и записей.
– Садитесь, – предложил Рой, указывая на стул. – Мы уже заканчиваем. – Он тоже потянулся, потом щелкнул костяшками пальцев. Ему нравилась его репутация работоголика, важной персоны, не боящейся работать целыми сутками, семейного человека, у которого на первом месте работа, а не жена и дети. Работа – это все. И его клиент – Соединенные Штаты Америки.
Труманн слышал это дерьмо про восемнадцатичасовой рабочий день уже семь лет. Любимая тема Фолтригга – он сам, долгие часы в офисе и привычка не спать. Юристы хвалятся своим недосыпанием, как почетным значком. Настоящие мужчины, способные работать круглосуточно.
– У меня идея, – возвестил Труманн, садясь за стол. – Вы говорили о слушании в Мемфисе завтра. В суде по делам несовершеннолетних.
– Мы подаем петицию, – поправил его Рой. – А когда будет назначено слушание, не знаю. Но мы попросим, чтобы поскорее.
– Угу, так вот, насчет идеи. Когда я сегодня отсюда уходил, я поговорил с К.О.Льюисом, первым заместителем Войлза.
– Я знаком с К.О., – перебил Фолтригг, как и ожидал Труманн. Он даже выдержал небольшую паузу, чтобы Фолтригг мог его перебить я просветить, насколько он близок с К.О., не мистером Льюисом, а именно с К.О.
– Правильно. Он сейчас на конференции в Сент-Луисе. Так он спрашивал о деле Бойетта, о Джероме Клиффорде и мальчишке. Я рассказал ему, что мы знаем. Он попросил звонить, если будет нужно. Сказал, что мистер Войлз требует ежедневных докладов.
– Мне все это известно.
– Верно. Ну и я подумал, Сент-Луис в часе лета от Мемфиса, так? Что, если мистер Льюис предстанет перед судьей в суде по делам несовершеннолетних в Мемфисе прямо с утра, когда мы будем подавать заявление, и немного с этим судьей поболтает и чуть-чуть поднадавит? Речь ведь идет о втором человеке в ФБР. Пусть скажет судье, что, по его мнению, мальчишка знает, где труп.
Фолтригг принялся одобрительно кивать. Когда Уолли это заметил, он тоже начал кивать, только в ускоренном темпе.
Труманн продолжал:
– И еще. Мы знаем, что Гронк в Мемфисе, и можно уверенно предположить, что он приехал туда не затем, чтобы навестить могилу Элвиса. Правильно? Его туда послал Мальданно. Значит, подумал я, если парнишка в опасности, то почему бы мистеру Льюису не объяснить судье, что в интересах ребенка будет взять его под стражу? Ну, понимаете, чтобы защитить?
– Мне нравится, – тихо заметил Фолтригг. Уолли тоже поддержал эту идею.
– Под давлением мальчишка расколется. Первым делом его возьмут под стражу по приказу суда по делам несовершеннолетних, как и в любом другом случае, и это напугает его до смерти. Может, и отрезвит его адвоката. Хорошо, если судья прикажет мальчишке говорить. Тут-то он и расколется, я думаю. Если нет, то тогда он проявит пренебрежение к суду, так? Что вы думаете?
