Джек Керли - Коллекционеры смерти
– Вы на две недели опаздываете с выставлением счетов, Рубин. Где ваши ведомости учета рабочего времени?
Дверь за нами закрылась.
Когда мы отъезжали от дома Хамерле, уже наступили сумерки. Срезая путь, Гарри свернул на Коттедж-хилл-роуд, укрывшуюся под сенью виргинских дубов. Пожилой негр толкал по тротуару трехколесную тележку для покупок, на которой горела тусклая лампа, отбрасывающая косые тени. Он выглядел как человек, который абсолютно счастлив в этой жизни. Я помахал ему, когда мы проезжал мимо. В ответ он оскалился беззубой улыбкой безумца я стал возбужденно указывать на свою тележку, словно вез на ней огонь Божий. Гарри сказал:
– Тот, кто составил подробный каталог коллекции Гекскампа, вероятно, хорошо с ней знаком. Стало быть, он и занимается удостоверением ее подлинности…
Я кивнул.
– Что бы тут ни замышлялось, ни готовилось, оно должно произойти уже скоро.
– Ты думаешь, что Койл еще жив?
– Если мы с тобой правы, то он просто обязан быть живым. Он здесь контактное лицо, аукционный импресарио или как там у них это называется. Пока мне видятся три действующие лица: Койл, аутентификатор и владелец коллекции.
Пальцы Гарри выбивали ритм на рулевом колесе.
– Если картину из. стола Койла нарисовал Гекскамп, она должна стоить сейчас десятки тысяч долларов. По крайней мере, по оценке Уиллоу: Почему же Койл так неосмотрительно оставил ее в столе?
– Он не рассчитывал, что кто-то попадет внутрь, думал, что там она в безопасности. Возможно, он собирался вернуться раньше. Возможно, ему пришлось уехать по делам аутентификации этого дерьма. А возможно и то, что он уже продал эту коллекцию.
– Что-то многовато у тебя всяких «возможно», Карсон. Так же, как возможно, что сцену с Мари Гилбо в мотеле обставляли наспех и экспромтом.
– Похоже, что так. В этом деле вообще одни только зеркальные отражения и сплошные «возможно».
Гарри так резко нажал на тормоз перед красным сигналом светофора, что я едва не плюхнулся носом в переднюю панель.
– Мы теперь, по крайней мере, знаем, что Койл – коллекционер. И это связывает его с Гекскампом. Теперь нам остается выяснить, как Койл связан с Мари Гилбо и Хейди Уикки.
Гарри зевнул, издав звук пароходного гудка в тумане.
– Все это будет уже завтра, Карсон. А сейчас голова моя словно забита мокрым песком.
Он резко нажал на педаль газа, и мы с места рванули в сторону центра. Я глянул на часы и обратил внимание на дату. Ровно неделю назад уехала Эйва, а мне казалось, что прошел целый месяц. Гарри ни разу не заговорил со мной об этом, ограничиваясь короткими непрямыми фразами вроде: С тобой все в порядке, Карсон? или Держись, брат.
За пять лет дружбы у нас выработались определенные правила относительно личной жизни друг друга: никто ни к кому не лез в душу без приглашения. Я точно не знаю, каким образом мы пришли к такому протоколу; скорее всего к моменту нашей первой встречи он уже лежал на столе.
– Гарри?
Он сдержал зевоту.
– Что?
– Что ты думаешь по поводу отъезда Эйвы?
Он молча рулил целых три квартала, а на четвертом подъехал к бордюру и остановился под деревом. Было уже темно, и свет фар проезжавших мимо машин наполнял наш салон затейливыми тенями. Несколько секунд Гарри молча сжимал руль, затем повернулся ко мне.
– Карсон, я думаю, что Эйва – одна из самых привлекательных женщин, каких мне только доводилось встречать. Одна из самых красивых. Может быть, даже одна из самых умных. Вот что я думаю.
– В твоей роскошной похвале, Гарри, тем не менее звучит какое-то «но».
Он отвернулся к окну, за которым проносились машины.
– Гарри. Но – что?
– Но я также думаю, что она одна из самых озабоченнейших. Интересно, есть такое слово? Ну, не важно. Ей пришлось окунуться в какие-то мерзости, и главным образом не по своей вине. Ей нужно было с этим разобраться, многое понять, в том числе и что-то про себя саму, чтобы не дать своему прошлому догнать себя и лягнуть в задницу. Я думаю, что Эйва в конце концов вернется, но в данный момент она… – Он умолк, пальцы его снова забарабанили по рулю.
– Гарри? – окликнул я его.
– Считай, Карсон, что она отправилась в путешествие. Наверное, это именно то, что ей сейчас больше всего надо. И я думаю, что оно будет долгим – таким, пока она не поймет, что для нее на самом деле означает понятие «собственный дом».
Гарри снова завел машину и поехал в сторону полицейского участка. Я хотел было спросить у него, что он все-таки имеет в виду, но это был один из его гарри-измов. А гарри-измы – как постулаты дзен: если ты спрашиваешь об их смысле, значит, не в состоянии понять и ответ.
Мы поднялись к себе, потратили пятнадцать минут на заполнение бумаг и быстро ушли. За целый день пребывания под различными кондиционерами я почувствовал острую нехватку свежего воздуха; поэтому я опустил все стекла и направил фары в сторону дома. Вскоре я оказался в районе, где недавно прошел дождь и в воздухе стоял густой аромат мокрой травы. Это напомнило мне о зеленом дворике Денбери, и захотелось узнать, досталось ли ему хоть немного живительной влаги с небес.
В конце квартала я притормозил у винного магазина. Выбор вина никогда не был моей сильной стороной, но хозяин заверил меня, что калифорнийское шардоне оправдывает каждый цент из указанных на бутылке пятнадцати баксов. Картинки из комиксов на этикетке тоже не было, поэтому я согласился и спрятал вино в пакет.
Света на крыльце дома не было, зато светились окна нижнего этажа. Я припарковался и пошел к крыльцу, но по какой-то неведомой мне причине остановился и присел на ступеньки. Бутылка в руке показалась мне тяжелой, и я поставил ее рядом. Дождь все-таки побывал здесь, и растительность в саду Денбери пахла так остро и насыщенно, что разнообразие этих запахов стало ассоциироваться в моем подсознании с цветом – пурпурным, лиловым, розовым, алым… От всего этого у меня закружилась голова; я лег на деревянные доски крыльца и обхватил себя руками, словно стараясь удержать от более сильных галлюцинаций. Закрыв глаза, я вдыхал ароматы ночного сада, удивляясь тому, что воздух почему-то начинает густеть и превращаться в воду – синюю и блестящую…
Держись…За синие водыИ откажись от своего дыхания, откажись,
Где-то в отдалении раздался хлопок. Дверная защелка… Неужели под водой? Ведь я все еще продолжаю плыть…
– Ершик?
Пробиваясь сквозь искрящуюся поверхность…
Я открыл глаза. В свете вспыхнувшего на крыльце плафона я увидел стоящую надо мной Денбери. Резко подхватившись, я зацепил бутылку, которая кубарем покатилась по ступенькам.
– Вы заснули на моем крыльце? – удивленно спросила она.
Сознание мое продолжало где-то плавать. Я попробовал подтянуть его к моему языку.
– О да, я просто… Я хотел сказать, я думал…
Она рассмеялась.
– И сколько же вы тут уже находитесь?
– Я, уф… – Я взглянул на часы. – Полчаса или около того. Извините.
– Извинить – за что?
Мысли у меня снова начали путаться.
– Да я, собственно, не знаю.
– Зайдите. Или я выйду к вам, если хотите. Вы, похоже, здесь неплохо устроились.
Я протянул ей шардоне.
– Я на минутку. Просто хотел завезти вам бутылку вина. Вернуть долг.
– Возврат будет принят, только если вы тоже немного выпьете со мной.
– Мне пора ехать. Уже…
– Здесь мы вдвоем. Карла наверху, читает. Или спит. Она живет по деревенскому расписанию. – Денбери взяла меня за рукав и осторожно потянула. – Пойдемте.
Я не двинулся с места. Из открытой входной двери лился поток света, который, казалось, также приглашал зайти.
– Я на самом деле не могу, – сказал я.
Ее лицо находилось в тени. Голову кружил аромат влажных цветов. Она раскрыла мою ладонь и вложила в нее бутылку.
– Привезете ее, когда у вас будет больше времени. А я отполирую пару бокалов, чтобы они вас дожидались, хорошо?
Она прильнула ко мне и, встав на цыпочки, поцеловала в лоб.
После этого я остался в ее дворе совершенно один.
Глава 32
Денбери позвонила мне в 5:49.
– Доброго утра, доброго рассвета, – сказала она, – Вчера вечером я оставила у себя на крыльце подушку и пару одеял на тот случай, если вы вернетесь; мало ли, может, у вас сейчас своего рода сезон гнездования.
– Знаете, который сейчас час? – спросил я.
– Тут или там?
– Что?
– Во Франции – France – полдень. Я уже три часа с ней на связи. Вы со стариком Наути должны приехать ко мне, чтобы посовещаться.
Я освободил запутавшиеся в простыне ноги. Если я сплю, ничем не укрываясь, то чувствую себя уязвимым; если же укрываюсь, то во сне заворачиваюсь, словно мумия.
– А это совещание обязательно?
– У меня есть дополнительная информация о нашем удивительном мистере Гекскампе. Или не таком уж и удивительном. Все зависит от точки зрения.
