Джек Керли - Коллекционеры смерти
– Так, значит, мы эту пленку пока придержим? – спросил Зипински у Денбери.
– Пока придержим, – ответила она. – Сними пока просто дом. Если другого ничего не будет, позже может, понадобиться.
– Это имеет какое-то отношение к тому помешанному, о котором ты мне говорила? – спросил Зипински. – Помешанному на предметах искусства?
– А вот об этом нам сейчас расскажут эти ребята. Верно, джентльмены?
Гарри тяжело вздохнул.
– С Карлой все в порядке?
– В моей крепости она в полной: безопасности и в сиделке не нуждается.
Зипински снял нас с Гарри, стоящими снаружи. Сопровождать нас внутрь репортеры не имели права, поэтому мы вошли в дом одни. Денбери, разумеется, это не обрадовало, но закон она знала.
– Я хочу получить полный отчет, – крикнула она нам вслед.
В офисе Койла Гарри занялся письменным столом, а я проверил содержимое шкафа с папками, просмотрел стопку бумаг на стуле. Так или иначе все они были связаны с деловыми переговорами, и, заглядывая в них, я конечно же нарушал привилегии отношений между адвокатом и его клиентом. Беглый взгляд на документы мне ничего не дал. Ничего имеющего отношение к искусству.
– Карсон, – тихо позвал Гарри, сидевший за столом Койла, – Здесь кое-что есть.
Я отложил очередную папку в сторону и подошел к нему. Гарри указал на плоскую квадратную коробку, примерно тридцать на тридцать сантиметров, из прозрачного плексигласа. Она лежала в верхнем ящике стола, и к ее крышке скотчем был прикреплен небольшой белый конверт.
Гарри облачился в резиновые перчатки и достал коробку из ящика. Внутри нее находилась картина, на которой коричневой краской разных оттенков был изображен череп в сверкающих бликах и крошечных красных, разной степени яркости, причудливо изгибающихся прожилках похожих на червей, что придавало его trompe l'oeil[27] глубину и объемность. Изображение было просто сверхреальным. Казалось, что череп можно взять в руки и прочесть ему известный шекспировский монолог. Гарри аккуратно положил коробку на стол и открыл белый конверт. На открытке, размером примерно десять на пятнадцать сантиметров, было три абзаца печатного текста.
– Ну, разве это не интересно? – сказал он, протягивая открытку мне.
Марсден Гекскамп. По утверждению владельца, этюд к «Искусству финального момента». Написано в июле 1970 года (?). Один из семнадцати эскизов к окончательному варианту полотна размером 367 (высота) на 212 (ширина) сантиметров. Четырнадцать из них отличаются высокой степенью сохранности, два имеют умеренные периферийные повреждения (вероятно, от воды), один поврежден сильно, возможно, при срочном небрежном упаковывании.
Сохранилось также несколько небольших картин, которые Гекскамп рассматривал в качестве рабочих версий; две из них были очищены от грязи и разрезаны на мелкие фрагменты для продажи. В настоящее время в наличии имеется девять работ, пять из которых в отличном состоянии, а три серьезно повреждены в результате химического воздействия.
Примечание: Прилагаемый образец внесен в каталог как МГ-ИФМ, эскиз 012.
Я пробовал переварить эту информацию. Упомянутое сокращение позволило мне продемонстрировать чудеса проницательности.
– Это каталожный код или что-то в этом роде: Марсден Гекскамп, Искусство Финального Момента, эскиз номер 12.
Гарри, который читал через мое плечо, тут же подхватил:
– Семнадцать эскизов, одна основная картина «Искусство финального момента». Какого она размера, Карс? Я с метрической системой вообще-то не пересекаюсь, за включением того, что покупаю виски литрами.
– Примерно двенадцать футов в высоту и семь в ширину.
– Черт, – сказал он. – Почти на всю стену.
– Теперь понятно, почему фрагменты, которые мы видели, выглядят как кусочки большого полотна, – сказал я. – Кто-то разрезал пару эскизов, чтобы продать их по частям. Может быть, это фрагменты тех поврежденных холстов.
– А может быть, они в таком виде больше стоят, Карсон. Собственно говоря, люди в этом ищут не искусство.
– Точно. Им просто хочется чего-то симпатичного, к чему прикасались маленькие горячие пальчики Марсдена.
Гарри задумался.
– То почтовое отправление в адрес Койла могло быть покупкой. А эта штука его. Возможно, она принадлежит ему постоянно, а может быть, он просто собирал у себя всю коллекцию перед большим шоу.
Я перебирал в уме разные вероятности.
– Или человек, продающий коллекцию, прислал это Койлу в качестве знака доверия или образца, возможно, и в счет оплаты.
– А мог быть Койл тем, кто удостоверяет подлинность этих вещей? – спросил Гарри.
– Держу пари, что нет; но он практически забронировал себе роль продавца или посредника при продаже. Я почти уверен, что он знает человека, удостоверяющего подлинность. Возможно, даже нанял нашего аутентификатора. Кто еще мог написать такую информацию для каталога?
Картина была единственным, что мы взяли с собой из офиса Койла, поскольку техника ее написания и композиция соответствовали фрагментам, которые мы нашли в комнате Мари и трейлере Хейди. Узкие полномочия ордера на обыск не позволяли нам снять планшеты со стен офиса Койла; им недоставало прямой связи с нашим делом. Взглянув на них еще раз, я с трудом сдержал дрожь: между маской Фориера и черепом Гекскампа я словно заглянул в тревожную и мрачную утробу мироздания.
Гарри положил коробку с картиной в пакет. Мы вышли наружу и направились к краю лужайки, где в плотной тени магнолии нас ждали Денбери и Зипински. Денбери рванулась к нам. Борг так и остался стоять позади своей камеры, закрепленной на штативе. Вероятно, он все-таки опасался приближаться к нам с Гарри.
– Что вы нашли? – спросила Денбери.
Гарри протянул ей коробку.
– Господи, – прошептала она. – Как фото с того света. Зипински тоже взглянул и нахмурился.
– Я почти чувствую запах разлагающегося мяса. Можно это снять?
Гарри хотел было сказать «нет», но остановил себя. Данный случай ничем не отличалась от прочих, когда репортеры снимают копов, собирающих вещественные доказательства по расследуемому делу.
– Ладно, давай, – проворчал он.
– Станьте здесь и покажите ее, – командовал Зипински. – Сейчас я сделаю правильное освещение.
Пока Зипински, установив рефлектор, возвращался к камере, ветер разворачивал его так, что он светил Гарри прямо в глаза. Тот жмурился, ворчал и в конце концов сунул картину мне.
– Давай, Карсон, сделай это. Я только что назначил твою физиономию официальным лицом для всех плакатов отдела ПСИ.
Теперь свет бил мне прямо в глаза. Наконец Зипински удалось зафиксировать прибор, и, уставившись на мигающую красную лампочку на камере, я ждал, когда он отснимет нужное количество пленки. Через несколько секунд он сказал:
– О'кей. – Я вернул картину Гарри, и он направился с ней к машине.
У Денбери зазвонил телефон. Она говорила с кем-то про аварию мотоцикла на шоссе 1-95, про то, что на этой неделе она уже была на двух авариях, что кто-нибудь другой, черт возьми, мог бы съездить туда. Идя по дорожке, она продолжала препираться с кем-то на другом конце связи. А как насчет того, чтобы это сделал кто-то из этих чертовых постоянных корреспондентов, если они еще помнят, как это вообще делается…
По интонациям в ее голосе я догадывался, что она, кажется, победила.
– Черт, сейчас уже, наверное, градусов тридцать пять, – сказал Зипински. Он вытащил из-за пояса штанов край рубашки и вытер им вспотевшее лицо. Живот у него был волосатый, как у орангутана. Он повесил свою бейсболку на камеру и вытер лысеющую голову. Фунт явно хотел заговорить со мной, но отвел глаза в сторону.
– Ну что? – спросил я.
– Α-a, накануне мы проводили кое-какое расследование. Интервью из засады. Ну, знаете… выскакиваем из машины рядом с каким-то мерзавцем-бюрократом. Она задает вопрос: «Скажите, сколько денег вы похитили из Фонда помощи сиротам?» или что-то в этом роде. Я обеспечиваю, чтобы лицо его в этот момент было в кадре, чтобы было снято это самое первое, виноватое выражение, пока он еще не начал оправдываться. Тогда, на стоянке, я все еще находился в том же режиме. В общем, я извиняюсь.
Он протянул руку. Я коротко пожал ее. Сам Боргурт Зипински меня интересовал мало, просто больше не хотелось заставлять его бегать вокруг собственной камеры на полусогнутых. Он начал собирать свое оборудование, затем остановился и смущенно посмотрел на меня.
– Разрешите задать вам один вопрос, детектив Райдер.
Я кивнул.
– Эта картина… в ней есть что-то и прекрасное, и отталкивающее одновременно. Вы действительно считаете, что ее нарисовал тот сумасшедший парень – Гекскамп, кажется? И еще кучу чего-то в этом же роде?
Я утвердительно кивнул и посмотрел на стоявшую в отдалении Денбери. Она закивала головой и бросила свой мобильный в сумочку. Она выглядела уставшей, почти изможденной. Мне вдруг пришло в голову, что подготовка выпуска новостей, вероятно, не такое уж простое занятие, как я думал, – задавать вопросы, совать людям в лицо микрофон, пытаться уловить намеки на сенсацию, которые в большинстве случаев ведут в никуда. По всей видимости, здесь нужно все четко планировать, встречаться с людьми, с которыми встречаться не хотелось бы, смотреть на огромное количество всяких аварий, на застреленных и утонувших людей. Как, собственно, и мне самому.
