48 улик - Джойс Кэрол Оутс
И ушла. Лина к этому времени уже заметно расслабилась, успокоилась.
Дурное предчувствие вынудило меня уйти домой до окончания рабочего дня. Чувство надвигающейся беды, ощущение тревоги. Минувшей ночью я плохо спала, мне чудились шаги, доносившиеся со стороны комнаты М.
Но я не попыталась выяснить, чьи это «шаги». На провокации я не поддаюсь.
В принципе, не было ничего удивительного в том, что ушлый «частный детектив» сумел добиться от папы позволения осмотреть дом. Меня это не удивило, но глубоко потрясло, словно этот мошенник нагло ухмыльнулся мне в лицо, признавая, что мы с ним смертельные враги.
Заглянуть во все уголки. Проверить все версии.
Папы, по-видимому, дома не было. Я восприняла это обстоятельство как очень важный знак.
(Да, после исчезновения М. я стала верить в «знаки», в частности в знаки, посылаемые именно мне. Знаки, которые никто, кроме меня, расшифровать не мог.)
После нейтрально-вежливого недолгого разговора с Линой, из которого выяснилось, что она планирует приготовить на ужин любимые папины блюда (жареные баранью ногу и молодой картофель, приправленный розмарином, карамелизованный лук и домашнее яблочное пюре), я покинула кухню. Лина улыбалась мне вслед с чувством безмерного облегчения, видя, что я вроде бы не огорчена. По черной лестнице я поднялась на второй этаж. Шла, как обычно, тяжело наступая на пятки. Это должно было окончательно убедить Лину, что со мной все в порядке.
У себя в комнате я взяла из прикроватной тумбочки острый мясницкий нож с зазубренной кромкой (если Драммард и нашел у меня этот нож, он его не тронул), спрятала его на себе под одеждой. Потом, ступая необычайно легким, тихим шагом, пробралась к парадной лестнице, спустилась на нижний этаж и, скользя, словно тень, по коридору прошла в заднюю часть дома. Никто меня не слышал, никто не видел.
Дверь в подвал была открыта, там горел свет. Мой чувствительный нос уловил слабый запах сигары и масла для волос.
«Сволочь! Я готов убить его своими руками!»
(Кто произнес эти слова? Не знаю. Но я их явственно услышала.)
Смеясь, с громко бьющимся сердцем, с восторгом целеустремленности, я тихо-тихо спустилась по ступенькам в подвал, куда не заглядывала с июля прошлого года.
Часть третья
Глава 43
Годовщина.
Ежегодно 11 апреля в провинциальных газетах, которые все еще существуют в регионе Пальчиковых озер в штате Нью-Йорк, появляются краткие заметки по случаю очередной годовщины исчезновения моей сестры. Сначала такие заметки печатались на первых полосах, но с течением времени постепенно перекочевали на внутренние страницы.
«Следствие по делу пропавшей без вести богатой наследницы из Авроры зашло в тупик. Полиция признает: никаких зацепок».
И другой вариант:
«Родственники богатой наследницы из Авроры, пропавшей без вести в апреле 1991 года, ”не теряют надежды”».
А ведь отец действительно вопреки всему «не терял надежды».
Нередко эти заметки сопровождаются трогательными интервью, ведь в Авроре немало людей, знавших Маргариту: ее бывшие учителя и одноклассники, давние друзья и люди, называющие себя ее друзьями, соседи и коллеги по колледжу, практически все те, кто готов поделиться какими-нибудь воспоминаниями и сентиментальными высказываниями для газеты. Даже бывший педагог М. по фортепиано миссис Ломакс тепло вспоминала о том, что у семнадцатилетней девушки был «талант пианистки», что она была «очень милой». Один из следователей полиции округа Кайюга, уже ушедший на пенсию, говорил, что это было «труднейшее дело» в его карьере, оно до сих пор «не дает ему покоя».
Что ни комментарий, одна сплошная банальщина:
«Талантливая молодая художница. Красавица. У нее вся жизнь была впереди. А того, кто это сделал, так и не нашли. Как много зла в этом мире».
«Мы молимся за Маргариту. Мы помним!»
Публикуется все та же давняя фотография Маргариты, на которой ей едва за двадцать. В отличие от всех нас М. не стареет.
«Пропала без вести 11 апреля 1991 года. По результатам расследования накоплен огромный полицейский архив. Дело до сих пор не закрыто».
Глава 44
Ложная зацепка.
Сама не знаю почему, но на днях я решила отыскать Уолтера Лэнга.
Спустя годы после имевшего место факта. Но что это был за факт?
* * *Удивительно, что Уолтер Лэнг, некогда перспективный молодой ученый из Корнелла, теперь преподает в политехническом институте Ренселера, который находится в расположенном неподалеку городе Трой (штат Нью-Йорк).
– Все эти годы. Совсем рядом! Мы могли бы выразить друг другу соболезнования.
(Часто я говорю вслух. Не столько самой себе, сколько для окружающих. Может, кто-то меня слушает? Записывает? Ведь теперь, в XXI веке, если верить молве, всюду натыканы камеры видеонаблюдения.)
Поддавшись порыву, я попросила молодого племянника отвезти меня – за деньги – в город Трой, лежавший на удалении двухсот миль. При условии, что он будет молчать об этом: ни слова родственникам об эксцентричной тетушке Джорджине.
Сейчас мне сорок пять, и я нередко сожалею, что так и не научилась водить машину. У меня нет водительских прав, нет своего автомобиля. «Вольво» М. до сих пор стоит в гараже, и его даже спустя двадцать два года вполне можно было бы «оживить», если бы кто-то задался такой целью. Да, я сожалею, что на занятиях по вождению не проявляла больше усердия, что быстро сдалась, потому что инструкторы теряли со мной терпение или выражали страх, когда я сидела за рулем.
В молодости каждая неприятность приобретает размеры катастрофы. Кажется, если ты раздражена, все должны ходить перед тобой на цыпочках, а ты сама вправе изливать свое недовольство. С возрастом эти обиды юности начинаешь воспринимать как глупые ошибки.
Одно время, недолго, когда я еще посещала старшую школу, М. пыталась научить меня водить машину, но вскоре у нее не выдержали нервы, как и у других инструкторов.
– О, Джиджи! Ты как будто специально стараешься поцарапать папин автомобиль.
Ложь. Я это делала не специально.
Конечно, в Авроре есть такси, которое я по желанию могу вызвать, равно как и воспользоваться услугами своего молодого племянника. Папа все еще сам водит машину, но, правда, с наступлением темноты за руль не садится. Зрение начинает сдавать, хотя ум у него по-прежнему острый, ну или почти столь же острый, каким был когда-то.
После готической красоты раскинувшегося на холмах кампуса легендарного Корнеллского университета грубая урбанистическая архитектура политехнического института Рейнселера повергла меня в шок. Все минувшие годы я воображала, что Уолтер Лэнг по-прежнему работает в Корнелле.
А студентов сколько! Толпы! Я растерялась, сердце болезненно сжалось.
С небольшого расстояния я наблюдала, как из аудитории вышел профессор Лэнг – более грузный и меньше ростом, чем я его помнила, в бифокальных очках, поблескивавших на тусклом зимнем солнце.
Если б я заранее не выяснила, когда и где профессор Лэнг будет читать лекцию сегодня утром, наверно, я бы его не узнала. Куда подевались его жесткие темные волосы? Он полысел, утратил обаятельность Фреда Макмюррея. По ступенькам спускался с осторожностью
