48 улик - Джойс Кэрол Оутс
Только через мой труп.
* * *Все, что Драммард всколыхнул в моей душе, не улеглось даже больше двадцати лет спустя.
Именно в те месяцы присутствия Драммарда в нашей жизни я стала по ночам лежать в постели без сна, думая о несчастных женщинах-жертвах, чьи фотографии частный детектив присылал нам по факсу с удручающим постоянством. Фотографии незнакомых женщин, которые – нередко до жути – были похожи на М. Будто сестры. Никогда прежде я не воспринимала других женщин и девушек как сестер: мне было более чем достаточно того, что у меня есть своя старшая сестра.
А теперь думала: «Их так много! Как же Господь это допускает?»
Думала о том, что, если б обстоятельства сложились несколько иначе, среди них мог бы оказаться и труп М. Или мой.
Скорее ради собственного успокоения, нежели из боязни возможного нападения на неприступный дом отца, я стала держать в ящике прикроватной тумбочки острый зазубренный мясницкий нож.
Рассудила: если этот нож никогда не придется пустить в ход, прекрасно. Но если все же возникнет необходимость воспользоваться им, слава богу, что он у меня под рукой!
Глава 41
Драммард против Элка.
Рано или поздно это неизбежно должно было произойти.
Весь стыд, все унижение и разочарование, которые я надеялась скрыть от отца, все это было вкратце представлено ему в одном из докладов Драммарда. В нем говорилось, что художник-педагог местного колледжа, коллега М., утверждающий, что он был ее близким другом, в декабре организовал в одной из галерей Итаки выставку-продажу «шокирующе откровенных» картин. На них была изображена обнаженная женщина, очень похожая на М., с намеком на то, что ее задушили. Картины выставили по цене от 13 600 до 16 500 долларов и все до единой продали.
Возмутительно, отвратительно, что у столь непристойных картин нашлись покупатели!
Разумеется, у меня недостало храбрости бросить бутылку с бензином в галерею Хейди Кляйн, так что никакого пожара не было. У меня недостало храбрости подать жалобу в органы власти Итаки с требованием закрыть выставку: я знала, что ее не закроют, а я только выставлю себя идиоткой и привлеку дополнительное внимание к скабрезным картинам.
У меня мелькнула мысль на средства моего наследственного фонда купить еще не проданные картины и уничтожить их, но я с отвращением отвергла эту идею. Элк будет безумно горд тем, что за несколько дней продал все выставленные работы. Более того, узнав, что оставшиеся картины приобрели Фулмеры, он станет писать новые, чтобы шантажировать нас.
Он же хвалился, что может «запросто» скопировать картину Райдера. Значит, он «запросто» сумеет воссоздать и обнаженные портреты серии «Ключи к разгадке исчезновения…», тем более что своей натуралистичностью они произвели фурор.
И все же с трудом верилось, что Элк предал меня даже при всем при том, что он предал ее.
На фоне таких, преимущественно негативных отзывов о выставке следователи еще раз допросили Элка, но и в этот раз, не найдя оснований для ареста, они были вынуждены его отпустить. Элк решительно отрицал свою причастность к исчезновению М., настаивал, что его творчество – это «исключительно эксперименты с формой», а образ задушенной – мертвой – блондинки на последнем полотне цикла не имеет отношения к реальности.
«Фигуры на картинах – это не ”тела”, а изображения тел. Художник запечатлевает то, что у него в голове, а не в реальном мире».
Тем не менее обитатели Авроры решили, что Элк как-то связан с исчезновением М. Так считали даже его жена, с которой он не жил, и двое детей-подростков, которые теперь проживали в Сиракузах и наотрез отклоняли всякие просьбы дать интервью.
(Да, оказалось, что Элк женат, такой вот конфуз.)
(Должна признаться, меня это открытие сразило. Женат! Двое детей! Трудно представить, чтобы такой человек, как Элк, мог позариться на прелести семейной жизни.)
По сообщению Драммарда, под давлением попечительского совета колледжа Авроры, в котором мой отец состоял более тридцати лет, Элк уволился из колледжа, получив «приличную» компенсацию, у многих вызвавшую вопросы. Он уехал из Авроры в Нью-Йорк, где поселился в квартире-студии на 24-й улице, неподалеку от «модной» галереи в районе Челси, которая предложила ему контракт на новые картины.
(Уехал! Значит, вероятно, Элка я больше никогда не увижу. И теперь уж точно не дождусь от него извинений.)
Хуже того, выставку мерзких картин Элка в Итаке, которые сначала заклеймили как «женоненавистническую порнографию», привезли в галерею Челси, где искусствоведы, по заказу «Нью-Йорк таймс» и «Арт ньюс», изучили сии «произведения» и пришли к заключению, что они представляют собой «смелый возврат» к карикатурам Филипа Гастона и «контрастный реализм», исследующий «политику пола в разрезе боязни тела». Подобно Синди Шерман и Энди Уорхолу, писали они, Элк «пародирует фетишизацию» женского тела. Если критики традиционных взглядов из числа феминисток ругали автора за «эксплуатацию» женщины-художника, то радикальные феминистки нахваливали его за бескомпромиссное исследование «изломанного, искалеченного женского тела», а это – известный «троп» в американской массовой культуре.
Ходили слухи, что коллекционеры предметов искусства заказывали Элку новые работы в духе навязчивых идей «Ключей к разгадке исчезновения…». Драммард слышал, что за его картины платили от 200 тысяч до 500 тысяч долларов.
«Сволочь! Я готов убить его своими руками!» – сердито воскликнул отец, но с такой безнадежностью в голосе, что я поняла: ничего он Элку не сделает.
Глава 42
Предчувствие.
Однажды днем в феврале 1992 года я пришла с работы пораньше – отпросилась, сославшись на «симптомы гриппа» (такая жалоба обычно вызывает не подозрение или недоверие, а желание побыстрее избавиться от больного работника, чтобы не заражал других) – и сразу почувствовала, что в доме какая-та возмущенная атмосфера: витают запахи застоявшегося сигарного дыма и масла для волос; на лице Лины – выражение беспокойства и вины.
– Лина, к нам кто-то пришел? Это… Драммард?
– Да, – испуганно подтвердила она. То есть папа разрешил Драммарду осмотреть дом в мое отсутствие.
Это был шок. И нечто новое. Отец за моей спиной вступил в сговор не только с Драммардом, но и с Линой.
Никому нельзя доверять! Отныне – даже отцу.
– Понятно, – невозмутимо произнесла я. – Что ж, может, это и к лучшему. Папе виднее.
Таким ответом мне удалось ввести в заблуждение Лину. Она не догадывалась, какая ярость полыхает в моем сердце; пожалуй, даже прониклась ко мне сочувствием: ведь отец, пренебрегая моим советом, не уведомив меня, впустил в дом навязчивого гостя.
– И где же он сейчас? Надеюсь, не в моей комнате?
Лина поспешила заверить меня, что Драммард обещал не рыться в моей комнате, а только «заглянуть» в нее. И, насколько ей известно, он уже осмотрел практически все комнаты и сейчас, наверное, находится в подвале.
– Что ж. Я буду
