48 улик - Джойс Кэрол Оутс
– Уолтер, я очень вам сочувствую!
Уолтер. Эта близость между нами, ощущение сдавленности в моей груди. По законам жанра мы должны бы сейчас качнуться навстречу друг другу, я могла бы обнять несчастного, утешить его. Но Уолтер оставался несгибаемым, стоял как вкопанный на лестнице, возвышаясь надо мной, и не думал спускаться.
– Долгое время я постоянно думал о ней, скорбел. Я ведь по-настоящему ее любил. И ничуть не ожесточился против нее, как меня ни терроризировали из-за знакомства с Маргаритой. Ее ведь признали умершей, да? Через семь лет?
– Да. Через семь лет.
– Но нет доказательств того, что она действительно… мертва…
– Нет. Доказательств нет.
Пауза. Уолтер Лэнг выглядел измученным, изнуренным. Словно воспоминания его утомили и ему отчаянно хотелось сбежать.
– Вы делали Маргарите подарки? – быстро спросила я. – Среди ее вещей были незнакомые нам предметы.
– Подарки. Вряд ли.
– Драгоценности? Одежда?
– Разве что книгу подарил. Одну или, может быть, две. Кажется, припоминаю… «Охота на Снарка» Льюиса Кэрролла. Вы это имеете в виду?
Ух ты! Совершенно новая неожиданная информация. Не зацепка, конечно. Зацепкой это трудно назвать. Скорее ложная зацепка. На мгновение я растерялась, не знала, что ответить.
– Я… не знаю. Не помню. «Охота на Снарка»?
– Возможно, я и подарил эту книжку Маргарите, но… ну да, точно… она забыла ее в моей машине… У меня не было денег на то, чтобы подарить ей что-то более солидное. Я только что защитился, жил на временную ставку научного сотрудника. Очень скоро стало ясно, что Маргарита гораздо состоятельнее меня, и это явилось камнем преткновения в наших отношениях. Если мы ходили в кафе или ресторан, она всегда платила за себя, слышать ничего не хотела. Заявляла: «Я в состоянии сама за себя заплатить». Меня это, конечно, уязвляло, но я был благодарен ей за чуткость. Позже я понял, что «М. Фулмер» была слишком особенной. Слишком особенной для меня. Я был ей не ровня. Ее скульптуры, ее жизнь для меня были вне досягаемости. Я взлетел слишком высоко, как Икар. И меня прихлопнули, словно муху.
– О, не говорите так!
У меня защемило сердце, и я прижала ладонь к груди.
Уолтер Лэнг пострадал из-за моей сестры. Побочная жертва в драме ее жизни. Бедняга придумал утешительное объяснение собственной трагедии, утраченным возможностям.
На мой взгляд, объяснение не совсем верное. Однако я не сумела бы убедить его в том, что он во многом заблуждается.
– Уолтер, вы стали жертвой случайности. Вы не взлетели «слишком высоко». Папе вы понравились…
– Понравился? Правда?
– Он назвал вас «сынок». Разве не помните?
– Нет…
Странно, что я это помню, а сам Уолтер Лэнг – нет. Разве что я сама запомнила неточно от избытка чувств.
И вот сейчас он спросит: как поживает ваш отец? Можно его снова навестить?
Но Уолтер стушевался, от растерянности не мог произнести ни слова. Впервые он посмотрел прямо мне в лицо. Увидел меня.
И я осмелилась задать ему приготовленный вопрос:
– Вы дарили Маргарите платье от Диор?
– От Диор? Как это понимать?
– Диор – знаменитый модельер. Кажется, французский.
Уолтер покачал головой: нет. Но теперь кривил рот в улыбке.
– Сомневаюсь, что Маргарита приняла бы от меня такой подарок. Не потому, что платье дорогое. Просто это слишком интимная вещь. А Маргарита была очень щепетильна в вопросах интимности… Впрочем, я тоже. Хотя теперь вот припоминаю, что она любила ходить по комиссионкам. В магазины подержанных вещей, антикварные лавки. Любила выискивать старье. Со смехом говорила, что все думают, будто она тратит деньги на дорогие наряды, а на самом деле она покупает себе одежду за бесценок на «элитарных барахолках».
– Надо же! Я этого не знала.
(Правда, что ли, не знала? Возможно.)
Экономность и умеренность – качества, заслуживающие одобрения, а мне не хотелось думать о достоинствах М. Куда проще осуждать сестру, считая, что она тратила деньги на роскошь.
– Помнится, однажды мы шли по улице, и она завела меня в одну из комиссионок. Маргарита бывала беспечной, веселой. Как девчонка. Она стала перебирать «дизайнерскую одежду» – дорогие вещи, которые продавали лишь ненамного дешевле их первоначальной стоимости. Может быть, то платье, что она купила тогда, и было «от Диор»…
– Какое оно было? Белое?
– Пожалуй… но такое шелковисто-белое, блестяще-белое. Да.
– Платье-комбинация – очень короткое, на тоненьких лямочках.
Платье-комбинация. Тоненькие лямочки.
Странно, что в такой важный момент нашего общения на ум приходят столь тривиальные детали.
– Вы удивлены, – нерешительно констатировал Уолтер.
– Я? Ничуть, – возразила я, принужденно рассмеявшись.
Разочарована – это да. Ложная зацепка. Опять. После стольких лет.
Припорошенный снегом унылый тротуар, урбанистический кампус политехнического института. Погрузневший, постаревший Уолтер Лэнг, которого долгие годы в своем воображении я видела по-мальчишески юным и ранимым. Вспоминала, как он стоял перед нашим домом и смотрел на меня с мукой в глазах. А папа называл его «сынок».
Теперь плечи Уолтера были опущены, как у человека, потерпевшего поражение. Его тело отяжелело под грузом лет.
– Да, Маргарита любила приобретать «дешевые покупки». Обожала иногда поозорничать. Скульптуры свои обсуждать не любила, но однажды сказала мне, что ее творчество – это тоже шутка, забава. Как-то раз, помнится, она купила мне галстук в магазине на Стейт-стрит – тоже шелковый, модный. Уцененный со ста долларов до двадцати. – Уолтер печально улыбнулся, вспоминая. – Но я редко его надевал. Он для меня слишком роскошный.
Между нами возникла такая близость! Меня пробрала сладостная дрожь. Я собиралась с мужеством, чтобы тронуть Уолтера за руку, за запястье.
Нам столько всего нужно обсудить! Ведь мы только что обрели друг друга – по прошествии многих лет.
Мы могли бы серьезно побеседовать во время прогулки по парку. Поблизости протекала река Мохок, я заметила рядом эспланаду. А вечером поужинали бы вместе. Честно и откровенно поговорили бы о прошлом. Судя по всему, Уолтер Лэнг все-таки не женат. Не имеет ни жены, ни детей, которые ждали бы его дома. Мы погоревали бы вместе о красивой молодой женщине, которую оба потеряли. Утешили бы друг друга.
Племянника я отослала бы домой, а сама переночевала бы в каком-нибудь отеле Итаки.
И Уолтер бы с нежностью в голосе произнес:
– Спасибо, Джорджина. За то, что появились в моей жизни, ведь я столько лет был одинок.
А я бы ответила:
– Надеюсь, еще не поздно, Уолтер.
– Никогда не поздно найти родственную душу. Маргарита была бы рада за нас.
Но когда я предложила прогуляться вне кампуса, чтобы мы могли побеседовать в более приватной обстановке, Уолтер резко мотнул головой, отклоняя мое предложение. Ему нужно проверить два десятка лабораторных работ, сказал он.
Теперь он говорил со мной более отрывисто. Словно внезапно очнулся, вышел из состояния транса. Смотрел не на меня, а куда-то вдаль. Видно было, что ему не терпится уйти.
Я предложила посидеть в одном из кафе поблизости, выпить чего-нибудь – кофе, например. Но нет, Уолтера ждали дела: проверка лабораторных работ, подготовка к завтрашней лекции.
