Стюарт Вудс - Возмездие
Она все утро занималась обычной рутиной: разбирала письма, отвечала на телефонные звонки, принимала телефонограммы для Бо. Перед полуднем телетайп заработал снова. Скотти подошла и оторвала кусок ленты, на котором было отпечатано сообщение. Скотти прочитала:
ПРНСЛ ШРФ Б. СКАЛЛИ, СЗРЛД ОКРГ
ПАОС 0910 0330 80. СНФРМ. МСГ ТЧК
Схватив сообщение, Скотти с бьющимся сердцем вернулась к своему столу. Быстро переписала все слова и цифры и положила оригинал на стопку телефонограмм для Бо. Через несколько минут жалюзи в его кабинете поднялись, и Бо вышел, держа под мышкой большой и пухлый коричневый конверт. Зеленых листков на его столе уже не было, шкаф он запер. Скотти протянула ему стопку бумаг: белая телетайпная лента резко выделялась на фоне розовых листков, на которых Скотти записывала телефонограммы. На телефонограммы Бо не обратил никакого внимания, зато телетайпную ленту прочел сразу.
Лицо его при этом оставалось бесстрастным. Он ушел обратно в кабинет, бросил пухлый конверт на стол и сел на стул. Минут десять Бо сидел за столом и, судя по всему, напряженно думал. Потом поднялся, подошел к телетайпу и сел возле него.
Скотти схватила какие-то бумажки и метнулась к копировальной машине — она стояла рядом с телетайпом. Бо уже отбивал свое сообщение, но резко остановился. Когда рука его потянулась к бумаге, Скотти успела мельком взглянуть на нее, но он оторвал листок раньше, чем она прочитала весь текст. Сообщение было коротким, но Скотти удалось увидеть только последнее слово.
Бо спрятал эту бумажку и полученное сообщение в карман, забрал из кабинета большой конверт и направился к двери.
— Я съезжу к Маколифу, а от него загляну к Эрику Сазерленду. Но ты мне без особой надобности не звони, о’кей?
Через полчаса Бо покинул адвокатскую контору: дело было сделано: документ подписан, заверен и положен в сейф Маколифа. Бо был уверен, что прочтут его нескоро. Маколиф не стал читать то, что написал Бо, а лишь заверил его подпись. Бо поехал к Эрику Сазерленду. Он принял решение.
Сазерленд не желал терять времени на любезности.
— Ну, что ты выяснил?
— Я позвонил в магазин Неймана и поговорил с менеджером из отдела кредитных карточек. Он еще не успел мне ответить, однако сообщил по телефону все нужные сведения, — Бо достал из внутреннего кармана листок бумаги и заглянул в него. — Харолд Мартин Макдональд, возраст семьдесят один год, бывший служащий страховой компании из Атланты, теперь на пенсии. Четыре недели тому назад его дом ограбили и украли кредитную карточку магазина «Нейман-Маркус». Магазин уже аннулировал старую карточку и послал ему новую.
— И что это означает, Бо?
— А вот что. Человек, ограбивший Макдональда, взял его кредитную карточку. И почему-то не выбросил. Он явно вор-«гастролер». Приехав в Сазерленд, вор обратил внимание на ваш офис, потому что он находится на отшибе. С дороги, за четверть мили от вашего дома, его прекрасно видно. Вор открыл замок с помощью кредитной карточки, но ваша собака вспугнула его прежде, чем он успел залезть в офис, и убегая от Альфреда с фонарем и от Герцогини, он обронил карточку. Тайна раскрыта.
— А еще кого-нибудь из жителей города ограбили?
— Нет. Я думаю, он просто проезжал мимо, и покусился на ваш офис, — ухмыльнулся Бо. — Держу пари, ваша собачонка, которую он, видно, принял за добермана, так напугала его, что он убрался подальше от нашего городка.
— Ну, хорошо, — Сазерленд откинулся на спинку кресла и вздохнул. — Это действительно логично. И вроде бы я должен успокоиться, но мне по-прежнему кажется, что Хауэлл затевает недоброе.
Бо тоже так казалось, ведь теперь он знал, кто такая Скотти. Она и Хауэлл явно действовали заодно, но они охотились не за Сазерлендом.
— Эрик, я, честное слово, считаю, что вам не о чем волноваться. Наверное, вы столько ломали голову над этим происшествием, что вам теперь трудно отвлечься, но, пожалуйста, попытайтесь о нем позабыть и расслабиться, хорошо? Все в порядке!
Сазерленд встал.
— Вероятно, ты прав, Бо. Извини меня, что я так долго не отставал от тебя с этим. Надеюсь, мне удастся успокоиться.
Бо вышел из дома и медленно поехал в город. Очень может так получиться, что он больше не увидит старика. Бо даже удивился, что ему немножко жаль. Все-таки Сазерленд о нем заботился. Конечно, старик был очень требовательным, но благодаря ему Бо стал вторым человеком в округе. Бог свидетель, он, Бо, сделал головокружительную карьеру.
Но теперь конец уже близок. Об этом, хоть, может, и невольно, позаботились Скотти и Джон Хауэлл. Бо был уверен, что они не особенно в курсе. Он вел себя слишком осторожно. И не считал, что опасность совсем рядом. Еще разочек — и хватит. Тогда Эрик Сазерленд уже не будет ему нужен. Он, Бо, тогда сможет уехать…
Хауэлл посмотрел на то, что записала Скотти, и сравнил эти цифры и буквы с теми, что были в других бумагах.
ПАОС 0910 0330 80
— Что ж, совпадает буквально все, до последней цифры. Правда насчет «ПАОС» по-прежнему непонятно: нам еще предстоит выяснить, что это такое. Но если цифры обозначают дату, время и денежную сумму, то здесь написано «10 сентября в 3:30 ночи» и еще — «80.000 долларов».
Скотти присвистнула.
— Такого большого куша он не срывал до сих пор. У него тогда будет больше миллиона.
Хауэлл кивнул.
— Да, это какая-то крупная операция, о чем бы ни шла речь. И провернуть ее Бо собирается довольно скоро. До десятого сентября осталось восемь дней.
— Да, а на телетайпной ленте мне удалось разглядеть одно-единственное слово «СНФРМД». Бог знает, что это за сокращение, но ясно, что операция вот-вот должна начаться.
Скотти вышла на причал, Хауэлл шел следом за ней.
— Знаешь, — сказала Скотти, — у меня такое ощущение, будто Бо заметает следы. Последние несколько дней он был очень занят — словно хотел привести все в порядок. Это в его стиле: Бо во всем любит аккуратность.
— Если подумать, — откликнулся Хауэлл, — миллион баксов — это такая сумма, на которой вполне можно остановиться. Ведь о миллионе все мечтают, не правда ли? Может, это всегда было для Бо заветной мечтой. Если вложить эти деньги с умом, то в год можно получать… ну, скажем, сто пятьдесят тысяч.
— Не облагаемых налогом? С ума сойти…
— Да, Скотти, очень может быть, что птичка вот-вот выпорхнет из клетки. Вероятно, это твой последний шанс.
Скотти кивнула. Хауэлл прав. И дело не только в том, что Бо вдруг принялся наводить порядок в своих бумагах. Его отношение резко переменилось. Не только к ней. Его, правда, по-прежнему смущал тот небольшой пикантный эпизод, но Скотти замечала и нечто новое. В последнее время Бо был печален; казалось, он пережил какую-то очень большую утрату.
— Ладно, теперь мы должны лишь выяснить, что такое «ПАОС». И тогда поймаем его с поличным.
— Не мы, а ты. Я не жажду ловить Бо, меня не особенно интересует, сколько денег он положил в швейцарский банк. Я хочу выяснить, что произошло с О’Койненами, а Бо явно что-то известно. Мне до сих пор кажется, что он прикрывает Сазерленда.
— А ты посмотри на это с другой стороны, дружок, — сказала Скотти, толкая его в бок. — Если он сорвет последний куш и ускользнет, то какой тебе от этого прок? А вот если мы — я подчеркиваю, «Мы»! — застукаем его на месте преступления, то он, может быть, с большей охотой расскажет о том, что лежит на дне озера.
Скотти вернулась в дом, достала свою сумочку и села около телефона.
Хауэлл развалился рядом с ней в кресле.
— Пожалуй, ты права, — с сожалением протянул он. — Удрав в Швейцарию, Бо вряд ли мне чем-нибудь поможет.
Скотти вынула из сумочки маленький черный предмет, набрала номер телефона, подождала, потом поднесла черную штучку к трубке и нажала кнопку. Сперва телефон молчал, и слышно было только потрескивание, а потом издалека донесся голос самой Скотти. Она кричала:
— О Господи, Майк, прекрати это! Ты меня напугал до смерти! Да будь же ты наконец взрослым!
Потом послышался голос Майка:
— Ничего, Скотти, тебе иной раз не мешает и наподдать.
Раздался щелчок, и телефон отключился.
Скотти повесила трубку. Ее словно чем-то тяжелым в грудь ударили.
— Скотти! Скотти! Что случилось? — Хауэлл обеспокоенно заглянул ей в лицо. — В чем дело?
— О черт, — выдохнула Скотти. — Бо знает.
Глава 27
Бо не спеша покинул город и двинулся сначала на север, а затем поехал на запад вдоль побережья. Все окна были открыты, и в машине слабо пахло сосновой хвоей. Скалли помнил, что в свою бытность в Корее, когда ему приходилось особенно тяжко и он хотел представить себе образ дома, он старался воскресить в памяти именно этот запах, связывавшийся в его представлении с прохладой и вечно зелеными деревьями.
