Режи Дескотт - Обскура
С наступлением утра беспокойство переросло в настоящую тревогу. Даже если Сибилла и ночевала где-то в другом месте, под утро она ведь должна была вернуться! Настолько забыть о приличиях она бы себе не позволила… Значит, с ней случилось несчастье! Воображение Жана лихорадочно заработало. Он начал восстанавливать последовательность событий с самого начала. Он сознавал часть своей ответственности за случившееся, но это не делало истину менее ужасающей: Сибилла похищена, она попала в руки того самого безумного убийцы, которого Жан уже видел. На следующий день после премьеры, когда он проводил Сибиллу в театр, побывал на спектакле и после встретил ее у выхода, он заметил на бульваре того самого человека, которого уже видел в «Фоли-Бержер». Тогда он не обратил на это внимания, но сейчас отчетливо вспомнил.
С нарастающим ужасом Жан осознал, что вид этого человека в точности соответствовал тому описанию, которое дал официант в «Огнях Парижа», говоря о весельчаке, с которым ужинала Анриетта Менар: усатый блондин в клетчатом костюме. Именно с этим человеком он на миг встретился взглядом у театра.
Заметить Сибиллу тот мог где угодно — на сцене или возле театра. А если вспомнить, что она полностью соответствовала тому типу женщин, который использовал для создания своих «картин» этот адский художник…
Жан чувствовал, что сходит с ума. Нужно было привести мысли в порядок. Он пошел на кухню и поставил кипятить воду. Он должен что-нибудь съесть, умыться, сменить рубашку… Сразу после этого он собирался идти в полицию.
Обе комнаты заливал мрачноватый серый свет с улицы, но Жан даже не подумал зажечь лампу. Паркет поскрипывал под его нервными шагами. Если отец еще не перешел из своей спальни в мастерскую, то наверняка удивляется, какая муха его сегодня укусила. Сам не свой, Жан то и дело натыкался на мебель; он долго искал в комоде свежую рубашку, а потом чуть не ошпарился кипятком на кухне. Мысль о том, что придется снова встречаться с Лувье, его не слишком радовала, но у него не было выбора.
В ванной Жан наполнил таз холодной водой и окунул в нее лицо. Это подействовало словно удар хлыста. Он постоял так несколько секунд, пока не почувствовал, что начинает задыхаться. Наконец он выпрямился и несколько раз судорожно глотнул воздуха, опираясь ладонями на стол. Эта процедура чем-то напоминала крещение. Он надеялся, что вода очистит его, смоет все грехи. Ледяные струйки потекли по спине и груди, и он вздрогнул всем телом. День еще только занимался — было всего семь часов. Лувье не появится в своем кабинете еще целую вечность…
В восемь часов Жан уже был у входа в здание сыскной полиции. Ни парусники и пароходики, скользящие по Сене, ни крики речных птиц не могли хоть сколько-нибудь развеять его отчаяние. Его провели в широкий, плохо подметенный коридор и оставили сидеть на скамейке — впору было, как в детстве, начать считать овец. Мимо него из стороны в сторону ходили полицейские. Большинство из них не удостаивали его даже взглядом, другие смотрели подозрительно, как на возможного преступника. Некоторые на ходу перебрасывались приветствиями или шутками. Иногда полицейские вели с собой «клиентов» в наручниках. Только Лувье все никак не появлялся, и не у кого было узнать, появится ли вообще. Жан с ужасом думал, что время идет и с каждым новым оборотом стрелок на циферблате остается все меньше шансов спасти Сибиллу. Забытый всеми, он сидел на скамейке в окружении полицейских, ни один из которых даже пальцем не шевельнул бы ради него, и представлял себе возможные варианты развития событий, один страшнее другого. Его преследовало невыносимое видение: труп Сибиллы, превращенный в главный элемент репродукции «Олимпии» в жанре макабр…
Однако он вспомнил, что Полина Мопен была найдена восемь дней спустя после своего исчезновения, и, по заключению судмедэксперта, смерть наступила ближе к концу этого временного промежутка. Анриетта Менар также оставалась в живых некоторое время, прежде чем была отравлена газом. Это позволяло предположить, что убийца в течение нескольких дней оставляет своих жертв в живых — возможно, чтобы как-то подготовить их для будущей «мизансцены»… но лучше об этом не думать. Так или иначе, есть хоть какая-то надежда. При условии, что Лувье не будет терять время, а также слишком заботиться о своих прерогативах.
У Жана оставались еще некоторые предположения, которые надо было бы обдумать, но он слишком устал. Ему казалось, что он попал в какую-то иную вселенную, для существования в которой совершенно не приспособлен. И даже если интуиция отчетливо подсказывала ему, что Сибилла похищена, он не мог понять, каким образом это могло произойти так быстро.
Созерцание собственных ботинок также не могло ничем помочь. Черные ботинки со шнуровкой, уже старые, кое-где потрескавшиеся, часто покрытые грязью или пылью от беготни по улицам и подъемам по лестницам в многоквартирных домах, где он навещал больных. И сумка с инструментами не таила никаких сюрпризов, знакомая до мелочей. Благодаря этим инструментам для первичного осмотра и средствам оказания первой помощи он везде чувствовал себя нужным, находящимся на своем месте. Везде, но только не здесь, в этом широком, пыльном, неуютном коридоре, по которому торопливо проходили суровые и бесцеремонные люди.
Он нервно постукивал пальцами по котелку, который держал на коленях. Невозможно было сидеть неподвижно и ждать. Никогда не зависеть от других — не этому ли учил его отец? Сам он никогда ни на кого не рассчитывал. Жан также взял это себе за правило еще в период учебы, и с тех пор никогда от него не отступал. Да и на кого ему было рассчитывать, кроме как на своих пациентов? Вряд ли он может положиться на Лувье в этом деле, в котором комиссар ничего не понимал…
Когда настенные часы показали девять, Жан не выдержал, подхватил сумку, поднялся и направился к выходу. Ему показалось, что на набережной он заметил комиссара Лувье, беседующего с человеком, который был настолько же высок и сухощав, насколько сам комиссар — грузен и приземист. В сложенной лодочкой руке Лувье держал короткую толстую курительную трубку, струя дыма от которой тянулась в сторону Сены. Но Жану было уже не до него. Он быстро прошел мимо Дворца юстиции, куда спешили на службу адвокаты, судьи, секретари и прочие служители закона, затем перешел по мосту на правый берег реки.
Жан помнил, что простился с Обскурой на улице Грузчиков, у дома номер «7». Сейчас он направлялся именно туда. Это было недалеко, и минут через десять он оказался на месте. Ему нужно было встретиться с ней — она явно что-то знала. С того вечера она ничем о себе не напоминала. Из-за того, что он провожал ее, его самого выследил человек в клетчатом костюме, который дошел за ним до самого его дома, а на следующий вечер оказался у театра, где играла Сибилла. Именно за ней он охотился. Иначе зачем бы взял на себя труд выслеживать его?
На улице Риволи Жан чуть не попал под битком набитый омнибус. На него посыпались ругательства, но он почти не обратил на них внимания. Обскура слишком тесно связана с этой историей, чтобы оставить ее в покое и не пытаться разыскать… Обскура, изображавшая Олимпию в заведении мамаши Брабант; Обскура, в сети которой он позволил себя заманить под внимательным взглядом ее сообщника, следившего за ним сначала в «Фоли-Бержер», потом на протяжении всего пути домой, включая и ту часть маршрута, по которому он довел Обскуру до ее дома, где тщетно пытался ее поцеловать… И все это — в тот самый вечер, когда Сибилла впервые вышла на большую парижскую сцену!
Жан был уже почти у цели. Несмотря на всю сложность ситуации, он ощутил прилив радостного возбуждения при мысли о том, что сейчас снова увидит ее — Обскуру, женщину с золотистым блеском в глазах и звонким хрустальным смехом, который ему так приятно было слышать, даже когда она смеялась над ним… Жан чувствовал себя словно наэлектризованным.
Опьяненный своими мечтами, он наконец дошел до ее дома и машинально огляделся по сторонам. Улица была пустынна, только двое детей сидели на кромке тротуара в компании тощей собаки. Жан подошел к двери и остановился в нерешительности.
— Что вам нужно? — неожиданно раздался пропитой женский голос.
Жан вздрогнул и повернул голову, но сначала не увидел никого, кроме кошки на карнизе первого этажа.
— Есть кто-нибудь?
В тот же миг в окне показалась голова — так быстро, словно выскочила на пружинке из ящика фокусника. Затем Жан разглядел женщину: толстая, краснолицая, она держала на руках котенка, уютно устроившегося между ее мощных грудей. Она взглянула на Жана с той язвительной иронией, какую некоторые женщины проявляют по отношению ко всем мужчинам без разбору, затем спросила:
— Вы кого-то ищете?
Кажется, она готова была его впустить. Возможно, это консьержка…
