Дерек Картун - Летучая мышь

— Мне тоже так кажется. Но постарайтесь сделать все, что можно. Проясните вопрос в службе безопасности НАТО, не ставя их в известность, зачем нам понадобились протоколы.

Денверс не ответил. То ли он собирается выполнить просьбу министра, то ли готов убить его на месте — по виду не скажешь.

— Что еще, джентельмены? — даже природную живость нашего хозяина заморозили, наконец, мрачные, непроницаемые гости-жрецы госбезопасности, Вы считаете, что расследование приведет нас к большому скандалу? — его глаза смотрели на Пабджоя умоляюще.

— Вам не о чем беспокоиться, господин министр.

— Вот и отлично. Я доложу премьеру, что вы пока ещё не пришли к окончательным выводам, но ничего ужасного не предвидится. Такова ваша точка зрения, не правда ли?

— Именно так, сэр, — ответствовал Пабджой.

— Вивиан свяжется с вами, как только мы получим протоколы из НАТО.

Когда мы с шефом вышли на Уайт-холл, я спросил, зачем ему понадобилось заранее представлять результаты расследования как вовсе безобидные, когда уже совершенно ясно, что они прозвучат подобно взрыву бомбы.

— А я ничем не рискую, Кэри, — усмехнулся он, — Результаты расследования — это одно, а доклад о них — совсем другое. Между ними пропасть. Мы, разумеется, обязаны знать, что произошло на самом деле, а министр иностранных дел вовсе не обязан. Господи, да он сегодня только и делал, что пытался внушить нам: не сообщайте ничего, что могло бы меня огорчить.

— Почему бы тогда просто не сказать ему, что все, мол, в порядке?

— Это было бы слишком просто, Кэри. Пусть как следует попотеет — а то не почувствует облегчения, когда мы снимем с него груз. Пусть ещё недельку поволнуется.

Я счел за лучшее не углубляться в тему. В конце концов, политика — это не мое.

Я как раз был в кабинете Пабджоя во вторник, когда Гарри объявил, что готов доложить о результатах.

— Давай прямо сейчас, — велел Пабджой. В ожидании Гарри мы сидели молча. Я курил, шеф рисовал что-то в своем желтом блокноте. Гарри явился и начал с места в карьер:

— Все полностью соответствует!

Он проворно разложил на столе листки с машинописным текстом.

— Вот рабочие параметры передатчика, обнаруженного во Франции: длина волн, частота, мощность на выходе и, что особенно важно — корреляты для поиска приемника сигналов, то есть спутника.

Мы с Пабджоем тупо смотрели на цифры, которые для Гарри означали так много, а для нас так мало.

— А вот здесь — все об этом спутнике: период обращения, перигей, апогей, — снова цифры и малопонятные слова, из чего я смутно понял, что не всякий спутник может принимать сигналы с определенного передатчика и наоборот. Пабджой глубокомысленно покивал.

— Мой американский приятель раздобыл-таки данные якобы исчезнувшего спутника, запущенного в феврале шестьдесят восьмого — вот они. Теперь вы и сами видите — спутник может принимать сигналы передатчика, который я своими глазами видел во Франции. Другими словами, как я уже сказал, они друг другу соответствуют.

Эндрью Пабджой помолчал несколько минут, продолжая чертить линии в блокноте. Я, наконец, сформулировал свой вопрос:

— Допустим, русские захотели бы втереться в систему связи между Францией и Соединенными Штатами — что бы им для этого потребовалось?

Теперь помолчал Гарри.

— Ну, — задумчиво произнес он после паузы, — для начала им надо бы определить местоположение спутника, что в принципе возможно. Затем убедительную причину найти для своих действий. Подслушивание — это дорогое удовольствие. Прежде чем тратить силы и деньги, надо представить, стоит ли овчинка выделки.

— Можно ли украсть информацию так, чтобы следов взлома не осталось? спросил Пабджой.

— Конечно, начальник, — Гарри с энтузиазмом пустился в технические подробности.

— Русские, ты считаешь, располагают нужными средствами?

— У них были бы два пути, — сказал Гарри, тщательно подбирая слова, действовать с Земли, со станции слежения или с собственного спутника. Наша технология нам бы такое позволила, значит, они тем более могут. Насчет подслушивания в космосе — тут они американцев опережают. Я слыхал, из-за этого в Вашингтоне очень даже волнуются.

— Спасибо, Гарри, — кивнул ему Пабджой, — Ответ исчерпывающий.

Как только за Гарри закрылась дверь, он обернулся ко мне со словами:

— А как Маршана ко всему этому пристегнуть, мы все равно не знаем.

— Он был с этим связан, — сказал я, — Улики, хотя и косвенные, но сильные. Мы твердо знаем, что Бракони был агентом и работал на Хенка или на кого-то вроде него. Независимо от того, работал он только на американцев или был двойным агентом, Маршан действовал с ним заодно. Нам точно известно, что Маршан норовил заскочить в Конш при всяком удобном случае, пользовался для этого любым предлогом. Сопоставьте это с рассказами французских коммунистов и Мюллера о том, чем эти двое занимались во время оккупации — тут вывод сам напрашивается.

Пабджой, казалось, не слушал. Его карандаш скользил по бумаге, изображая большой квадрат.

— Передача информации была отлажена отлично, — произнес он, — Никаких встреч, никаких записей. Все строилось на редкостном умении Маршана запоминать детали. Все бы хорошо, если бы не Бракони. Он был слабым звеном. И ещё тот, кто его контролировал, — Пабджой перешел к внешней отделке нарисованного ящика. Внезапно он произнес резко:

— Можешь выкинуть из головы все, что Гарри тут плел насчет русских. Как они там подслушивают в космосе. Жизнь не так уж сложна. И ни к чему нам вся эта экзотика. Если уж к русским попадала секретная информация, так более простым путем.

ГЛАВА 24

Париж принаряжался к Рождеству, будто старая упрямая кокотка. Тысячи лампочек на припорошенных снегом деревьях вдоль Елисейских полей сверкали, как фальшивые бриллианты. Роскошные магазины на Фобур-Сент-Оноре, по соседству с английским посольством, дошли до такой изысканности, что даже казались несколько вульгарными. В витринах кондитерских красовались большие шоколадные поленья — подобие тех, что будут гореть в сочельник в каждом очаге. Кристиан Диор предлагал своим покупателям постели для кошек с матрасами из меха норки — прекрасный рождественский подарок тем, у кого есть все на свете, даже кошка.

Прямо в аэропорту я взял напрокат "Рено" и поехал в отель на улице Флерюс, пребывая в счастливом неведении о том, какое огромное несчастье ждет меня впереди. Да и как я мог его предугадать!

Из отеля я первым делом позвонил Изабел и пригласил её поужинать вместе.

— В Париж занесло одну мою почтенную родственницу. Но к девяти освобожусь.

— Отлично, — сказал я и тут же набрал номер Баума.

— Приходите ко мне на работу, — предложил он. — Не забудьте — я на третьем этаже, а не на седьмом. Ха-ха! Давайте прямо сейчас.

Чтобы добраться до штаб-квартиры ДСТ, пришлось взять такси: на улице Соссе всегда проблема с парковкой. Баум встретил меня радушно:

— Садитесь, мой друг, и полюбуйтесь на этих молодчиков, — на столе перед ним аккуратными пачками были разложены фотографии, — Может, кого-то узнаете.

Я тщательно просматривал снимки — сплошь арабы, но ни одного знакомого лица. Зато повезло с сотрудниками "Софранала".

— Одну камеру мы установили напротив входа, на первом этаже, объяснил Баум. — Использовали также крытый грузовик. В объектив попали, во-первых, все, кто работает в здании, то есть те, кто приходит утром и уходит вечером. Во-вторых, визитеры — их фотографии посмотрите отдельно, хорошо?

Специалисты из контрразведки времени не пожалели, сфотографировав целую армию людей, входящих в двери и выходящих из тех же дверей. Просмотрев примерно половину пачки, я обнаружил изображение мужчины высокий, сутуловатый, в плаще и темной шляпе.

— Та-ак! — приветствовал я его, — Вот он, наш самозванец! Лже-Баум…

Баум забрал у меня снимок, положил в тетрадь. Через минуту ещё один знакомец — плечистый, без шляпы, но в меховом пальто.

— Один из тех, кто меня бил.

Баум взял и этот снимок, а я принялся искать второго своего мучителя, но напрасно. Баум смахнул со стола в ящик все просмотренные снимки и водрузил передо мной последнюю пачку со словами:

— Теперь визитеры.

Самой верхней оказалась фотография Альбера Шавана. Крупный, вальяжный, он только что вышел из дверей и глянул прямо в объектив.

— Так и знал, — улыбнулся Баум, заметив мое недоумение. — Я сам сильно заинтригован.

И снова неожиданность: фотография весьма непрезентабельного субъекта. Кричаще яркое клетчатое пальто, в руке — нечто вроде мехового треуха, короткая стрижка, взгляд устремлен куда-то вбок — Хенк Мант собственной персоной.

Я взглянул на Баума, он улыбался, но глаза из-под кустистых бровей внимательно прощупывали меня.