Тони Стронг - Приманка
Даже по зрелом размышлении это казалось лучше, чем ездить верхом в нижнем белье.
Глава третья
Фрэнк Дербан смотрит на видеомонитор. Камера движется вдоль трупа, мимо запястий, которые были примкнуты наручниками к кровати, мимо жуткого разрыва между ногами.
– Ага, – говорит он. – Дай-ка эту штуку крупным планом.
Камера приближается к белой карточке размером около двух квадратных дюймов в изножье кровати.
– Взгляни на нее.
Эксперт берет карточку руками в хирургических перчатках и переворачивает. Это снятый «Полароидом» крупный план того, что несколько секунд назад миновала видеокамера.
– Фотоаппарата нет? – спрашивает Фрэнк.
– Нет. Однако есть бумажник, – раздается голос в наушниках.
Фрэнк с небольшой группой техников находится в соседнем номере. Вход туда, где лежит труп, им пока запрещен, чтобы следы не оказались затоптанными до того, как их заснимут на пленку.
– Давай-ка взглянем.
Камера фокусируется на ночном столике возле кровати. В кадре появляется рука в перчатке, открывает бумажник и достает из него водительские права.
Даже сквозь зернистость на экране видеомонитора Фрэнк видит по фотографии, что женщина была красивой.
– Стелла Воглер. Миссис Стелла Воглер. Квартира на Мерсер-стрит, – говорит эксперт.
– Мерсер? – Фрэнк напряженно думает. Это район Сохо, жилье там дорогое. – А номер заказан на ее имя?
– Да, сэр, – отвечает управляющий, все еще вертящийся там.
«Чего ради заказывать номер в отеле всего примерно в миле от собственной квартиры?» – размышляет Фрэнк.
В его мысли врывается через наушники голос эксперта:
– Стало быть, она приезжает сюда на встречу с любовником, тот приносит кой-какие игрушки, наручники, «Полароид», чтобы делать непристойные снимки. Тем временем муж узнает, едет за ней и – бах!
– А после того, как убил ее в припадке ревности, успокаивается и сам делает несколько снимков, – сухо произносит Фрэнк. – Совсем как ты.
Уязвленный эксперт просматривает содержимое бумажника.
– Шестьсот долларов. Это не было ограблением.
– Ну, молодец, Шерлок, – негромко бормочет Фрэнк.
– А это что? – В голосе эксперта слышится нотка злобного удовлетворения. Он держит перед объективом камеры визитную карточку. – Похоже, детектив, у тебя есть конкуренты.
– Что там такое?
– «Частное детективное бюро Маллори». Назвать тебе номер его телефона?
– Подожди. Что там на обороте?
Эксперт переворачивает карточку.
– Смотри, – говорит он, держа ее так, что она заполняет экран монитора.
На обороте написано карандашом:
Клэр Роденберг – приманка.
– Да, – кивает Фрэнк. – Назови мне номер этого бюро.
Клэр и группа закончивших представление актеров идут в бар Харли. Хотя уже за полночь, в зале полно людей. Из автоматического проигрывателя раздается песня Брюса Спрингстина.
Клэр заказывает мартини. Бармен наполняет стакан виски «Джек Дэниелс» и ставит на стойку.
– Я просила мартини! – кричит она сквозь музыку и шум толпы, отодвигая стакан.
Бармен снова придвигает его.
– Мартини мы делаем так! – весело поясняет он.
Бармен австриец. Он усмехается Клэр, бросая ей вызов выразить неудовольствие. Мужчины за стойкой подбадривают ее возгласами.
Бармен молодой, мускулистый, на нем только тенниска, несмотря на холод, врывающийся всякий раз, когда открывается входная дверь. Клэр уже обратила внимание на то, как заткнутое за пояс посудное полотенце обмахивает его крепкий зад, будто хвост, когда он поворачивается к ряду бутылок за стойкой.
Она берет стакан, осушает его и говорит:
– Сделайте мне «Океанский бриз» в таком случае.
Бармен опрокидывает ей в стакан мерный стаканчик того же виски, добавляет еще один и завершает третьим.
Клэр выливает содержимое стакана в горло, и несколько человек за стойкой восхищенно аплодируют ей.
Аплодисменты. Она давно их не слышала.
– И подайте мне охлажденный лонг-айлендский чай, – говорит Клэр. – Чаю побольше.
Клэр не самая красивая из работающих у Генри женщин. Первой красавицей среди них ей кажется Алана.
У Аланы прическа уличного мальчишки, голос маленькой девочки и фигура манекенщицы. Она демонстрировала модели одежды на подиуме, пока ей не исполнилось двадцать семь лет и число контрактов не начало сокращаться. Алана нервозна, как аристократка, ее диафрагма, обычно обнаженная, туга, как струны на теннисной ракетке.
Однако некоторые мужчины равнодушны к прелестям стройной Аланы, обычно они кладут глаз на Лиззи. Точнее, на ее груди. У Лиззи они большие, пышные и колышутся, как наполненный водой матрац, когда она в движении, что бывает не так уж часто. Клэр особенно завидует ее левой груди с татуировкой в виде скорпиона наверху.
И еще есть Лола. Хорошенькой назвать ее, пожалуй, нельзя, но кое у кого она определенно пользуется успехом. Полуяпонка-полуеврейка с непроницаемыми глазами гейши и невоздержанным языком бруклинского сводника, она была стриптизершей в клубе. Там она специализировалась на том, что за дополнительные пятьдесят долларов склонялась над коленями клиента и под покровом своих длинных черных волос секунд на десять нарушала правило клуба не вступать в контакт. Однажды она призналась Клэр, что даже не трудилась расстегивать мужчинам брюки. В этом не было необходимости.
Клэр не хотелось спрашивать у Лолы, как ее нашел Генри.
Но пусть не самая красивая, сексуальная или развязная, Клэр обладает одним достоинством, которое, насколько это касается Генри, делает ее незаменимой.
Она добивается результатов.
Генри утверждает, что в ней есть нечто такое, из-за чего она кажется более доступной, чем остальные его сотрудницы. Клэр знает, что это не так. Дело в том, что из всех его женщин-приманок она одна умеет играть.
Пол, ведущий курсы актерского мастерства, на которые Клэр поступила, любит повторять, что игра – это действие. Дело не в том, кем ты притворяешься, а кем становишься, не что говоришь, а что делаешь.
Клэр в этом не уверена. Возможно, метод,[4] который она изучает, просто голливудская чушь.
Но она наблюдала, как актеры с насморком выходили на сцену и на три часа избавлялись от него, сморкаться начинали, только когда снимали грим. И видела мужчин, готовых отказаться от всего – жен, невест, семьи, карьеры – лишь ради возможности провести несколько минут с плодом своего воображения.
С ней.
Клэр не гордится тем, что делает ради денег.
Но чертовски гордится тем, как это делает.
Глава четвертая
Доктор Сюзан Линг осторожно вынимает длинный стальной термометр из прямой кишки убитой женщины и поднимает его к свету. Фрэнк невольно отводит взгляд.
– Сорок восемь часов, – говорит судебно-медицинский эксперт. – Плюс-минус два-три.
– Вы как будто совершенно уверены в этом, – замечает Фрэнк.
– Конечно. – Доктор Линг протягивает руку к ягодицам покойной и бесстрастно, словно желе, встряхивает одну. – Трупное окоченение наступило и прошло. Может быть, сорок четыре часа, если она оказывала сопротивление.
Место преступления уже заснято во всех ракурсах. Наручники, которыми запястья убитой были примкнуты к раме кровати, сняты, чтобы патолог мог проводить осмотр. В комнате пахнет мясом.
Ягодицы и лопатки Стеллы Воглер темно-красные, словно вся кровь в теле медленно стекла в нижнюю его часть и застыла там. Фрэнк знает, что это происходит очень часто.
Следы укусов и ударов ремнем, испещряющие ее бедра, ягодицы и нижнюю часть спины, – зрелище менее знакомое.
Доктор Линг делает шаг назад и жестом подзывает ассистента, вдвоем они переворачивают труп снова лицом вверх. Голова покойной пьяно качается из стороны в сторону. Разрыв между ног изгибается. Фрэнк откашливается и спрашивает:
– Что явилось причиной смерти?
Как и все в комнате, кроме патолога, он стоит, держа руки в карманах. Это придает сцене обманчиво несерьезный вид. Лишь когда техники закончат свои дела, руки можно будет вынуть.
– Знаете, до вскрытия я не могу дать определенного ответа, но думаю, особых сомнений здесь нет. Видите линию вокруг шеи? – Фрэнк видел ее, но знает, что высказываться раньше патолога не нужно. – Это след от удавки. Возможно, ею был ремень или крепкое ожерелье, но скорее веревка или проволока. Вот смотрите…
Доктор Линг достает из кармашка крохотный пинцет и открывает веки покойной. Роговые оболочки глаз уже помутнели, словно покрылись катарактой. Фрэнк повидал немало трупов и знает, что со временем такое происходит со всеми. Еще он видит, что глаза и веки усеяны мелкими красными пятнышками.
