Уильям Айриш - Я вышла замуж за покойника
— Семь месяцев, — не ожидая вопроса, добавила спутница.
Девушка почувствовала на себе ее взгляд, как бы рассчитывающий на взаимную откровенность.
— Восемь, — еле слышно пролепетала она. Говорить не хотелось, но пришлось.
— Просто замечательно, — отозвалась спутница, довольная полученной информацией. — Потрясающе. — Словно принадлежа к избранной касте, она обнаружила, что обращается к особе, обошедшей ее на целых тридцать дней. Весь остальной женский род не удостаивался ее высокого внимания.
«Замечательно, потрясающе», — повторила про себя девушка, и сердце тоскливо защемило.
— А где муж? — поинтересовалась соседка. — Едете к нему?
— Нет, — ответила девушка, уставившись в зеленую велюровую спинку переднего сиденья. — Нет.
— A-а, оставили в Нью-Йорке?
— Нет, — повторила девушка. — Нет. — Казалось, она внимательно читает на передней спинке возникающие и тут же исчезающие слова. — Я его потеряла.
— Ой, прости…
Горе, кажется, впервые коснулось жизнерадостной спутницы, если не считать огорчений из-за поломанной куклы или измены первой школьной любви. На ее сияющем личике отразились новые ощущения. Но и в данном случае это было не ее, а чье-то горе. Собственного горя она не знала, не знает и никогда не узнает. Она была одной из тех немногих родившихся под счастливой звездой, кому суждено блистать в нашем в общем-то безрадостном мире.
Она прикусила губу, оборвав себя на полуслове, и импульсивно положила руку на плечо спутницы, потом убрала.
После этого они тактично избегали говорить об этих вещах. Таких важных вещах, как рождение и смерть, которые могут принести столько радости и столько горя.
У нее, этого обласканного солнцем создания, были светло-золотистые волосы. Они обрамляли головку воздушным сияющим венцом. По пухлым розовым щечкам и маленькому вздернутому носику будто небрежной кистью художника разбрызганы золотые капельки веснушек. Но прелестнее всего был ее ротик. И если личико в целом было не идеальной красоты, то одного сразу привлекавшего взгляд ротика было достаточно, чтобы оно выглядело совершенно очаровательным. Чтобы осветить комнату, не обязательно иметь канделябр — достаточно одной лампочки. Когда ротик расплывался в улыбке, улыбалось все остальное. Морщился носик, изгибались дугой брови, в уголках глаз появлялись морщинки, на щеках — ямочки, которых минуту назад не было. Похоже, эта золотоволосая куколка много улыбалась. Наверное, ей было чему улыбаться.
Она без конца вертела на безымянном пальце обручальное кольцо. Можно сказать, лелеяла его, ласкала. Возможно, теперь это получалось у нее машинально, стало постоянной привычкой. Но поначалу, много месяцев назад, когда кольцо было в новинку, она, должно быть, ужасно гордилась. Ей все время хотелось показать его всему миру, как бы говоря: «Вы только взгляните! Посмотрите, что у меня!» — и оно до того ей нравилось, что она ни на минуту не убирала рук. Теперь, хотя гордости и привязанности отнюдь не убавилось, это стало милой привычкой. Как бы ни двигались руки, что бы ни выражали жесты, кольцо всегда оказывалось на виду, привлекало взгляды.
Оно было украшено полоской бриллиантов с двумя сапфирами по краям. Заметив взгляд новой соседки, она повернула кольцо так, чтобы та могла получше его разглядеть, и небрежно смахнула пальцем воображаемую пылинку, словно оно ее больше не интересует. Точно так же, как делала вид, что абсолютно равнодушна к мужу. И то и другое было чудовищной неправдой.
Когда он десять минут спустя вернулся, новые подруги увлеченно болтали. Он приблизился к ним с таинственным, заговорщическим видом. Оглянулся по сторонам, словно принес абсолютно секретные новости. Прикрыв рот рукой, наклонился и прошептал:
— Пэт, получена важная, упреждающая информация. Один проводник только что по секрету сказал мне, что через пару минут откроют вагон-ресторан. Знаете, какое будет столпотворение? Думаю, нам надо потихоньку двигаться, если хотим успеть в первую смену. Как только объявят, начнется давка.
Молодая жена с готовностью вскочила на ноги.
Он шутливо осадил ее, выставив ладони:
— Ш-ш! Не подавай вида! Держись спокойно, будто никуда не собираешься, просто решила размять ноги.
Она озорно прыснула смехом:
— Когда я рвусь в ресторан, то просто не могу притвориться, что мне безразлично. Это выше моих сил. Хорошо, если не рвану как на стометровке.
И, подыгрывая его макиавеллиевскому коварству, она, подчеркнуто высоко поднимая ноги, выбралась на цыпочках в проход, будто лишний шум может их выдать.
По пути решительно потянула за рукав сидевшую рядом девушку.
— Пошли. Вы же с нами, правда? — заговорщически прошептала она.
— А наши места? Не потеряем? — нерешительно проговорила спутница.
— Нет, не потеряем, если поставим на них вещи. Вот так.
С этими словами молодая женщина подняла стоявший в проходе чемодан, и они вместе положили его на всю длину сиденья.
Девушка, вытесненная чемоданом, осталась стоять, все еще не решаясь идти.
Молодая супруга, кажется, поняла и незамедлительно приняла решение. Послала его прокладывать путь, подальше от посторонних ушей. Потом повернулась к новой приятельнице, тактично уверяя:
— Не беспокойтесь… все это его забота. — Затем, чтобы погасить смущение новой приятельницы, доверительно пообещала: — Беру его на себя. Да и для чего еще они вообще нужны?
Девушка попыталась нерешительно возражать, но лишь подтвердила догадку спутницы.
— Нет, я не о том… мне не хочется…
Но ее новая подруга больше не хотела терять времени.
— Скорее, а то отстанем, — поторопила она. — Он войдет, а мы останемся.
Дружески обняв за талию, она настойчиво пропустила девушку впереди себя.
— Теперь, как никогда, надо думать о себе, — вполголоса увещевала она. — Точно знаю. Мне говорили.
Прокладывавший путь муж, оттесняя людей к сиденьям, оставлял для своих спутниц широкий проход посередине. И никто не бросил на него недовольного взгляда. В его манере было что-то привлекательное — он держался весело, добродушно, но в то же время действовал достаточно решительно.
— Полезно иметь мужа, который раньше был футболистом, — самодовольно заметила новобрачная. — Уж с ним-то не надо проталкиваться самой. Видите, какая спина? — Поравнявшись с ним, она капризно промолвила: — Куда ты, не убегай. Мне же надо двоих кормить.
— Мне тоже, — совсем не по-рыцарски бросил он через плечо. — И эти двое — я сам.
Благодаря его предусмотрительности они оказались в ресторане первыми. Через несколько мгновений помещение уже было набито битком. Новые знакомые заняли лучший столик на троих наискосок от окна. Тем, кому не повезло, пришлось ждать снаружи перед негостеприимно захлопнувшейся перед носом дверью.
— Чтобы не сидеть, не зная, как зовут друг друга, — развертывая салфетку, взяла инициативу в свои руки молодая хозяйка, — он Хаззард Хью, а я Хаззард Патрис. — И с притворным пренебрежением улыбнулась. — Чудная фамилия, правда?
— Давай-ка поуважительнее, — проворчал молодой супруг, не отрывая глаз от меню. — У тебя пока испытательный срок. Я еще не решил, оставить ли эту фамилию тебе или не стоит.
— Теперь она моя, — последовал достойный женской логики ответ. — Это я еще не решила, оставить ли ее тебе. А вас как зовут? — спросила она гостью.
— Джорджсон, — ответила девушка. — Элен Джорджсон.
Она нерешительно улыбнулась. Улыбка получилась не широкая, но в ней была вся глубина благодарности — то малое, что она могла дать в ответ.
— Вы оба так ко мне добры, — смущенно добавила она.
И, пряча дрогнувшие от волнения губы, уткнулась в меню.
— Должно быть, очень интересно жить вот так… как вы, — задумчиво произнесла она.
Глава 5
К тому времени, как около десяти вечера выключили верхний свет, чтобы желающие могли соснуть, они уже были как старые подруги. Перешли на «ты», как можно догадаться, по инициативе Патрис. В дороге дружба завязывается быстро, порой достигает полного расцвета за какие-то несколько часов. И так же внезапно кончается, когда спутникам неизбежно приходится расставаться. Редко когда такие связи длятся после расставания. Потому-то на корабле или в поезде люди реже бывают скрытными, чаще откровенничают, рассказывают о себе все. Они никогда снова не встретятся, так что стоит ли беспокоиться, какое мнение, хорошее или плохое, о них останется.
Над каждым сиденьем имелись небольшие индивидуальные светильники, которые можно было по желанию включать или выключать. Большинство их оставались включенными, но в вагоне царил уютный полумрак и было тихо. Некоторые пассажиры уже дремали. Муж Патрис, прикрыв лицо шляпой и закинув ноги на спинку переднего сиденья, неуклюже примостился на стоящем на прежнем месте чемодане. Однако, судя по раздававшемуся из-под шляпы похрапыванию, чувствовал он себя вполне комфортабельно. Парень выпал из беседы добрый час назад, что, по всей видимости, было не замечено — обидное свидетельство необязательности участия мужчин в женских разговорах.
