Владислав Браун - Наследник семейного проклятья
Роза спокойно села на четвертый стол справа от Элеоноры. Она не хотела разговаривать со своей «любимейшей» бабушкой.
– Ты слышала вопрос?! – гаркнула Элеонора, стукнув по столу.
– Да! Слышала! Я не хочу с вами разговаривать! – ответила угрожающе Роза.
– Что? Ах ты мелкая…
– Нет. Не смейте оскорблять меня и мою мать. Вы поняли?
– Твоя мать – моя дочь! А ты же не будешь мне указывать, как общаться с дочерью!
– Если эта дочь – моя мама, то буду!
– Ах ты, малявка! Я сотру тебя в порошок! – скривилась Элеонора.
– Хм, давайте закончим нашу беседу. Я вас услышала, надеюсь, что и вы меня услышали.
Тут в столовую вошла светловолосая, высокая женщина пятидесяти семи лет. Она была не одна, а с каким-то мужчиной. Он был темноволосым, высоким, в черном костюме. На вид ему было лет пятьдесят пять.
– Привет всем, – произнесла она.
– Привет, тетя Лена, – произнесла Роза.
Это была Краснова Елена Яновна. А кто этот мужчина?
– Лена, а кто это с тобой? – спросила Дарья, входившая в столовую.
Елена повернулась к Дарье, и они обнялись.
– Скажу все за столом. А вы уже обедаете? – ответила Елена, усаживаясь за стол. Ее спутник тоже сел за стол.
– А кого мы еще ждем? – спросила Дарья, усаживаясь за стол.
– Марту и Сару с ее муженьком, и Костю, – ответила Элеонора.
Константин Краснов – единственный человек в их роду, на кого Элеонора не кричит. Но на Константин умер в авиакатастрофе, но этого Красновы пока еще не знают.
Сразу после ее слов в столовую вошли люди того же возраста, что и Элеонора – Сара, Марта и Ян (муж Сары).
– Привет всем, – сказала Марта.
Марта и Сара были почти в одинаковых платьях, а Ян Станиславович был в синем костюме.
Все сели за стол.
– Ну, наконец-то, можно поесть, – произнесла Дарья.
– А тебе лишь бы только поесть! – воскликнула Элеонора.
Дарья с трудом удержалась, чтобы ничего не ответить маме, а Роза лишь косо глянула на Элеонору, налаживая себе в тарелку салат из красной рыбы.
– Фу! – прокричала Элеонора, выплевывая салат, – что за помои! Настя! Ну, эта негодяйка у меня сейчас попляшет!
– Мам, перестань. Вон, попей вина! – сказала Дарья, не желая слышать криков Элеоноры.
– Народ, – громко сказала Елена, улыбаясь, – у меня для вас новости. Думаю, вы все заметили мужчину, с которым я сюда приехала из Польши. Его зовут Максим, – она указала на своего спутника, – он бизнесмен, занимается изготовлением детских игрушек, работает в Польше.
Дарья посмотрела на Максима. Она его даже не заметила.
– А почему Максим, а живет в Польше? – задала она существенный вопрос.
– Он русский. Просто бизнес открыл в Польше из-за матери. Его мама родом из Польши, и после смерти отца Макса, потребовала переехать на ее родину, – ответила Елена.
– Тряпка, да еще и немой! – прошипела Элеонора, взглядом разорвав в клочья Елену и Максима.
– Так, вы значит, муж и жена? – спросила Марта, улыбаясь.
Марта вовсе не выглядела на свои годы. Максимум ей можно было дать не более пятидесяти пяти лет.
– Нет, нет, тетя Марта, это мой жених. Через месяц планируем свадьбу, – ответила Елена.
– Лена, – тихо произнесла Элеонора, – надеюсь, твой этот...
– Максим, – подсказала Елена.
– Да, Максим. Надеюсь, Максим возьмет твою фамилию?
Наступила тишина. Все знали, что Элеонора готова пойти на все, лишь бы сохранить фамилию и род Красновых. Дарья и ее супруг сразу согласились сделать так, как приказала им Элеонора. Но Елена с детства была не такой.
– Элеонора, – с легким акцентом произнес Максим, – я не хочу вас расстраивать, но Лена возьмет мою фамилию.
Он наклонился к тарелке. Глаза Элеоноры загорелись яростью, и Дарья вмиг поняла, что сейчас Элеонора «взорвется». Дарья встала и подбежала к Элеоноре. А сама Элеонора схватила большой нож и замахнулась на Елену. Она выронила бокал с красным вином, а Максим застыл.
– Мама! – крикнула Дарья, пытаясь выхватить нож у Элеоноры.
– Отстань! – воскликнула Элеонора и резко поранила руку Дарьи ножом.
Кровь моментально начала капать с ее руки. Роза бросилась к матери, взяв со стола салфетки. А Дарья, приложив салфетку к ране, поспешила наверх (в ванную).
– Элеонора! – крикнула Сара, – ты с ума сошла?!
Ян испуганно смотрел на Элеонору, которая бросив окровавленный нож на стол, пошла в свою спальню.
– Она сумасшедшая? – спросил Максим серьезно, без тени иронии.
– Похоже на то, – сказала, словно окаменевшая, Елена.
А Дарья стояла у раковины и смывала рекой текущую кровь. Похоже, Элеонора попала по вене. Было больно. Даже не физически, нет. Морально. Ее мать порезала ей руку ножом, задев вену, а вместо того, чтобы попросить прощения, она просто безразлично смотрела на нее. Элеонора была такой всегда. Даже когда Дарью в отправляли в первый класс. Все родители обнимались со своими детьми, фотографировали их, успокаивали, когда те начинали нервничать и рыдать, а Элеонора просто говорила:
– Если заревешь, то покажешь всем, что ты – тряпка. Об тебя все, всю жизнь, будут вытирать ноги! Не реви!
Вот так, с шести лет Дарья Краснова не плакала. Никогда. Ни от радости, ни от горя. Даже на похоронах мужа не плакала. Просто стояла и смотрела, а хоть из последних сил держалась. И до сих пор не понимает, как тогда, на похоронах она смогла сдержаться и не заплакать. Но вот сейчас — она не сдержалась и заплакала. Она держала руку под ледяной водой и рыдала. Рыдала в голос. Так, как никогда не рыдала.
ЗАПИСЬ ИЗ ЕГО ДНЕВНИКА
Однажды я вошел в кабинет отца, моего настоящего отца. Двери его кабинета не открывались ни мной, ни матерью очень долго. И какого было мое удивление, когда я увидел, что эта дверь была не заперта. Я вошел внутрь. Ящички в столе были приоткрыты. Когда я в последний раз выходил из этого кабинета, все эти ящички были заперты на ключ, хранящийся у матери.
Я заглянул в приоткрытые шкафчики и был в полнейшем замешательстве – куда-то делись все его эскизы и наброски. Его последние, так и не воплощенные в жизнь идеи! Они тогда лежали здесь, а теперь их нет! Это мама забрала?! Но зачем они ей?! Или… это мой отчим забрал?! Украл ключи у матери и забрал эскизы. Зачем они ему?! Продать?
Признаться, я и сам иногда думал о том, чтобы продать эти эскизы. Тогда еще они не были мне понятны. Они не представляли никакой ценности ни для меня, ни для моей матери! Но я прекрасно понимал, что они дороги влиятельным и весьма состоятельным людям, которые легко могут заплатить хорошие деньги за эти непонятные мне чертежи.
Мешало мне их продать только угрызение совести. Как только я, всматриваясь в эти чертежи, вспоминал, что они набросаны рукой моего отца, которого я больше никогда не увижу, я обратно ложил их в стол и закрывал его на ключ. Мы голодали. Мать не раз хотела продать наброски и эскизы, но я ей категорически не позволял этого сделать!
Потом я постепенно начал испытывать симпатию к ювелирному искусству.
Сейчас я хотел взглянуть на эти эскизы как ювелир-любитель, а не испуганный и измученный мальчишка. Но вот, их нет!
Дверь кабинета тихо и неспешно открылась, изредка поскрипывая. Вошла мама. На ее лице читалось сильное удивление.
– Анатоль, почему ты здесь? – спросила она, медленно подойдя ко мне.
– Мама, это ты брала папины наброски и эскизы? – растерянно спросил я.
В ту секунду я молился, что бы мама ответила: «Да, это я их взяла», но вместо этого она ответила:
– Нет. – Отрицательно помотала головой. – С чего ты взял?
– Их нет в этом кабинете! – ответил я. – Я думал, ты их взяла!
– Я не брала их! Зачем они мне?!
– Их забрал граф…
– Но зачем они ему?
В ту секунду я все понял. Он помогал нам, чтобы забрать папины наброски и выгодно их продать! Но это было еще не все!
ДМИТРИЙ
– Я готов дать полное описание этого украшения, – выговорил Дмитрий, сидя за рулем своего джипа. Он застрял в пробке.
– Когда? – спросил собеседник в трубке. Это был Станислав Аркадьевич.
– Завтра, – не задумываясь, ответил Дмитрий.
– Хорошо, я вам завтра позвоню, – ответил Станислав Аркадьевич, явно ожидавший от Зубова другого ответа.
А сам Дмитрий приехал домой, где его ждала его нелюбимая жена Раиса. Она сидела за обеденным столом и ела. Все в том же платье, с той же прической.
– Привет, – тихо пробормотал он.
Она промолчала.
Он сел напротив нее за маленький круглый стол.
– Нам надо развестись, – вымолвил он.
Она посмотрела на него.
– Я согласна, – сухо сказала она и отпила кофе из своей белой кружки, на которой виднелась практически стертая черная надпись «Я лучшая!»
