Дик Френсис - Риск
– А я думала, бухгалтеры ведут довольно унылое существование!
– Возможно, некоторые и ведут. – Я осушил рюмку шерри. – Помимо меня этих пятерых мошенников объединяет еще одно, а именно то, что из украденных ими денег не было возвращено ни пенса.
– Правда? – Похоже, она не придала большого значения этому обстоятельству. – Полагаю они лежат себе спокойно на банковских депозитах под разными именами.
Я покачал головой.
– Нет, если только они не разложены буквально на тысячи крохотных вкладов, что кажется не правдоподобным.
– Почему на тысячи?
– В наши дни банки обязаны сообщать в налоговую инспекцию о каждом депозите, проценты с которого составляют пятнадцать фунтов стерлингов и более. Это значит, что инспекции известно обо всех счетах свыше трехсот-четырехсот фунтов.
– Я понятия не имела, – откровенно призналась она.
– В любом случае, – сказал я, – мне хотелось знать, мог ли Павис, Глитберг или Онслоу из мести организовать мое похищение, и я спросил их.
– О Боже!
– Ага. Идея была не очень удачной. Они не сказали ни "да", ни "нет".
– Я мысленно вернулся в тот вечер в клубе "Виват". – Однако они сказали нечто другое... – добавил я и объяснил Хилари, что именно. Ее глаза расширились за стеклами очков, и она пару раз кивнула.
– Да. Понимаю, – произнесла она.
– Вот так, – продолжал я, – обстоят дела в настоящий момент, через несколько лет. Но теперь в моем распоряжении не только мысленная карта местного региона, но и пространное представление о большей части скакового мира с его бесчисленными взаимосвязями. Я веду дела огромного количества людей из этого мира. Их жизни – словно нити, вплетенные в большой ковер, расстилающийся передо мной, они соприкасаются между собой и перекрывают друг друга, и каждая маленькая сделка добавляет новые штрихи, помогая лучше рассмотреть узор в целом. Я сам являюсь его частью как жокей. Я ощущаю движение материи вокруг себя. Я знаю, сколько стоят седла и у кого из шорников дела идут лучше всех, кто из владельцев не оплачивает свои счета, кто играет, а кто пьет, кто копит деньги, кто жертвует на благотворительность и кто содержит любовницу. Я знаю, сколько заплатила женщина, на чьей лошади я скакал сегодня, чтобы сфотографировать своего скакуна на рождественские открытки, которые она рассылала в прошлом году. Я знаю, сколько букмекер отдал за свой "роллс", и тысячи и тысячи подобных деталей. Все они соответствуют друг другу и безвредны. Но когда они выпадают из общей картины... например, жокей вдруг начинает тратить больше, чем заработал, и я обнаруживаю, что он основал полностью новое дело и не указывает в налоговой декларации ни пенса из этих доходов... когда концы с концами не сходятся, тогда я вижу чудище в волнах. Лишь мельком, тщательно спрятанное... Но оно наверняка там.
– Как теперь? – спросила она, нахмурившись. – Твой айсберг?
– М-м... – Я заколебался. – Еще один вор.
– А этот – он тоже пойдет в тюрьму, поклявшись перерезать тебе горло?
Я не сразу ответил, и она добавила сухо:
– Или он скорее перережет тебе горло до того, как ты отправишь его в камеру?
Я слабо усмехнулся.
– Нет, с такой скалой, как ты, – никогда.
– Будь осторожен, Рональд, – серьезно предупредила она. – Мне твоя история совсем не кажется забавной.
Она беспокойно встала, возвышаясь среди листьев пальм, тонкая и прямая, почти как стволы этих тропических деревьев.
– Идем на кухню. Что ты будешь есть? Могу приготовить испанский омлет, если хочешь.
Я сидел, облокотившись на кухонный стол, и пока она мелко крошила огурцы, картошку и зеленый перец, рассказал ей намного больше. Мои откровения были, в общем, в высшей степени неэтичны, так как бухгалтеру ни при каких обстоятельствах не полагается обсуждать дела своих клиентов. Она слушала с возраставшей тревогой и резала овощи все медленнее. Под конец он положила нож и просто стояла.
– Твой партнер, – сказала она.
– Я не знаю, в какой степени он осведомлен обо всем, – заметил я, – но в понедельник... собираюсь выяснить.
– Сообщи в полицию, – посоветовала она. – Пусть они выясняют.
– Нет. Я работаю с Тревором шесть лет. Мы всегда хорошо ладили друг с другом, и по-своему, сдержанно, он привязан ко мне. Я не могу просто пойти и донести на него.
– Ты его предупредишь.
– Да, – сказал я. – И расскажу о существовании... скалы.
Она начала готовить, чисто автоматически, а ее глаза, словно зеркало, отражали напряженную работу мысли.
– Ты думаешь, – спросила она, – твой партнер знал о других мошенниках и покрывал их?
Я покачал головой.
– Только не Глитберга и Онслоу. Определенно нет. И двоих последних тоже нет. Обе фирмы, где они работали, были моими клиентами, и Тревор не имел к ним никакого отношения. Но Коннат Павис... – Я вздохнул. – Я действительно не знаю. Тревор обычно проводил около недели на этой фирме, осуществляя аудиторскую проверку на месте, как почти всегда делается на крупных предприятиях. Однажды туда отправился я только потому, что у Тревора было обострение язвы. Коннату Павису не повезло, что я сообразил, чем именно он занимался. Тревор мог без всякой задней мысли пропустить тревожные сигналы, ведь он обычно не работает так, как я.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, многие бухгалтеры делают свою работу чисто механически. Например, сверка документальных данных. Необходимо проверить, что чеки, зафиксированные в кассовых книгах, действительно были выданы на указанную сумму.
Иными словами, если кассир отмечает, что чек номер 1234 был выдан Джо Блоггсу на сумму в восемьдесят фунтов в счет оплаты за машину песка, аудитор должен удостовериться, что банк на самом деле выдал восемьдесят фунтов Джо Блоггсу по чеку номер 1234. Это монотонная работа, и она требует довольно много времени при составлении большого отчета. Часто, вернее, как правило, ее делает не сам бухгалтер или аудитор, а его помощник. Помощники в нашей конторе часто меняются и далеко не всегда обладают критическим складом ума.
Допустим, нынешние едва ли поинтересуются, существует ли реально Джо Блоггс, продавал ли он песок и продал ли он груз стоимостью восемьдесят фунтов или всучил товар стоимостью только пятьдесят фунтов, сговорившись с кассиром прикарманить разницу в тридцать фунтов.
– Рональд!
Я усмехнулся.
– Эта все мелкие скрипки, каких великое множество. Только примы грозятся перерезать глотку.
Она разбила в миску четыре яйца.
– А ты всегда... э... проверяешь все цифры лично?
– Нет, не всегда. Это заняло бы слишком много времени. Но я полностью проверяю некоторые отчеты и некоторые цифры во всех отчетах. Чтобы прощупать почву. И понять, где я.
– Сориентироваться на местности, – уточнила она.
– Да.
– Тревор так не делает?
– Кое-что он делает сам, но в целом – нет. Не пойми меня превратно.
Большинство бухгалтеров поступают в точности, как Тревор. Это распространенная практика.
– Хочешь совет? – спросила она. – Да, пожалуйста.
– Иди прямо в полицию.
– Спасибо. Продолжай готовить омлет.
Хилари запекла его на сковородке и разложила сочные, воздушные куски по тарелкам. Это блюдо явилось доказательством ее собственных исключительных и разносторонних способностей – вкуснее омлета я в жизни не пробовал.
Позже, когда мы уже выпили кофе, я довольно много рассказал ей о Джосси.
Хилари уткнулась в свою чашку.
– Ты ее любишь? – осведомилась она.
– Не знаю. Еще рано судить.
– Ты говоришь о ней словно завороженный, – сухо заметила Хилари.
– Я встречался и с другими девушками. Но она особенная. – Я взглянул налицо Хилари. Мои губы дрогнули. – На случай, если тебе интересно насчет Джосси, – сказал я, – нет, у нас ничего не было.
Хилари вскинула голову, ее очки сверкнули, а глаза неожиданно наполнились весельем, и краска начала заливать шею. Она выдала замечание, не подобающее директрисе школы.
– Ты паршивец, – сказала она.
От Хилари до моего дома был час езды. Насколько я заметил, никто за мной не следил и не проявлял к моей особе ни малейшего интереса. Я тихо подкатил с потушенными фарами по узкой улице к коттеджу и бесшумно произвел пешую рекогносцировку последних ста ярдов.
Все вокруг моего дома было погружено в темноту и дышало покоем. Свет из гостиной миссис Моррис, моей соседки, тускло пробивался сквозь узоры на шторах. Ночное небо было усыпано звездами, веяло прохладой.
Я подождал некоторое время, прислушиваясь, и постепенно успокоился.
Никаких призраков в тени. Никаких ловушек вроде гулких черных дыр, зияющих у меня под ногами. Никаких головорезов с клинком наготове.
Нельзя жить в страхе, подумал я, но ничего не мог с собой поделать.
Я открыл дверь и везде зажег свет: дом выглядел совершенно нормально, он был пустым и гостеприимным. Я перегнал машину с улицы, заперся в коттедже, плотно занавесил окна, включил отопление и от души насладился утешительной иллюзией, будто нахожусь в безопасности, забившись в нору.
