Долорес Редондо - Невидимый страж
Они лежали рядом, обнаженные и обессиленные. Джеймс внимательно смотрел на Амайю. Он нежным взглядом скользил по ее лицу в поисках признаков тщательно скрываемой тревоги. Она улыбнулась, и он ответил ей улыбкой, в которой Амайя с удивлением отметила обеспокоенность, несвойственную обычно самонадеянному Джеймсу с его несколько детским характером, присущим многим североамериканцам, живущим за пределами своей страны.
— Как ты?
— Отлично, а ты?
— Хорошо, только немного замерзла, — капризно пожаловалась она.
Он немного приподнялся, поднял соскользнувшее на пол одеяло и укрыл Амайю, прижав ее к себе. Несколько секунд он молчал, наслаждаясь ее теплым дыханием на своей коже.
— Амайя, вчера… — начал было он.
— Не тревожься, любовь моя, ничего страшного не произошло. Это всего лишь был результат чрезмерного напряжения.
— Нет, любовь моя, я уже видел тебя ушедшей с головой в работу. На этот раз это что-то другое. Я уже не говорю об этих твоих ночных кошмарах… Они стали повторяться слишком часто. И то, что ты сказала мне вчера, когда я нашел тебя возле кондитерской…
Она приподнялась, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Джеймс, я уверяю тебя, тебе не о чем беспокоиться. Со мной все в порядке. У меня очень трудное дело, а тут еще Фермин со своим странным поведением… и эти мертвые девочки… Стресс, вот и все, ничего такого, с чем я еще не сталкивалась.
Она поцеловала его в губы и встала с постели.
— Амайя, это еще не все. Вчера я звонил в клинику Ленокс, чтобы перенести назначенный на эту неделю визит, и они сказали, что ты уже отменила процедуры.
Она молча смотрела на него.
— Мне кажется, я заслуживаю объяснений. Я думал, что мы с тобой договорились о том, что начнем проходить процедуры по подготовке к оплодотворению.
— Вот видишь? Это как раз то, о чем я говорила. Ты и в самом деле считаешь, что я сейчас в состоянии об этом думать? Я только что сказала тебе, что нахожусь в состоянии постоянного стресса, и ты только усугубляешь ситуацию.
— Прости, Амайя, но я не собираюсь отступать. Для меня это очень важно, и я думал, что ты тоже этого хочешь. Мне кажется, что ты по меньшей мере должна бы сообщить мне, собираешься ты проходить эти процедуры или нет.
— Джеймс, я не знаю.
— Я думаю, что знаешь, иначе почему ты их отменила?
Она села на кровать и начала пальцем рисовать невидимые круги на одеяле. Не решаясь поднять на мужа глаза, она произнесла:
— Я не могу пока тебе ответить. Мне казалось, что я все решила, но в последние дни меня все больше одолевают сомнения, вплоть до того, что я больше не уверена в том, что хочу зачать ребенка таким образом.
— Ты говоришь о технологии оплодотворения или о нас с тобой?
— Джеймс, не надо со мной так, между нами не происходит ничего плохого, — не на шутку встревожившись, отрезала она.
— Ты мне лжешь, Амайя, и ты от меня что-то скрываешь. Ты отменяешь процедуры, не считаясь с моим мнением, как будто ты собиралась зачинать ребенка в одиночку, а потом заявляешь, что между нами ничего особенного не происходит.
Амайя встала и направилась в ванную.
— Сейчас неудачный момент для этого разговора, Джеймс, мне пора уходить.
— Вчера звонили мои родители, они передавали тебе привет, — произнес он, когда она уже закрывала дверь ванной.
Мистер и миссис Уэстфорд, родители Джеймса, похоже, развернули кампанию под названием «лечь костьми, но заполучить внука». Амайя вспомнила, что в день их с Джеймсом свадьбы ее свекор замучил гостей тостами, в которых умолял как можно скорее подарить им внуков. Когда после нескольких лет брака дети так и не появились, приветливое отношение к ней свекров сменилось скрытыми упреками, которые в разговорах с Джеймсом, вероятно, были не такими уж и завуалированными.
Джеймс остался лежать на кровати. Пристально глядя на дверь ванной, из-за которой доносился шум льющейся из крана воды, он пытался ответить на вопрос, что же с ними происходит.
25
Когда Джеймс Уэстфорд познакомился с Амайей, он жил в Памплоне уже полгода. Она тогда была молодым офицером-практикантом, и ее прислали в галерею, в которой он собирался выставлять свои работы, чтобы предупредить владельца о том, что в этом районе происходят мелкие хищения. Она была в форме и, стоя рядом со своим напарником, восхищенно смотрела на одну из его скульптур. Джеймс стоял, согнувшись, над одним из ящиков и сражался с упаковкой, скрывавшей произведения, которые ему еще предстояло установить. Он выпрямился, не сводя с нее глаз, и совершенно безотчетно подошел к ней и протянул ей один из буклетов, которые галерея подготовила для презентации. Амайя без улыбки взяла у него буклет и поблагодарила, хотя, как ему показалось, не обратила на глянцевую брошюру особого внимания. Его охватило разочарование, особенно после того, как после ухода полицейских он обнаружил буклет на столике возле входной двери.
В следующую субботу на открытии выставки он снова ее увидел. Амайя была в черном платье, длинные волосы зачесаны назад и распущены. Сначала он не был уверен в том, что это та самая девушка, но затем она подошла к той же скульптуре, которая привлекла ее внимание в прошлый раз, и обратилась к нему:
— С тех пор как я ее увидела, этот образ не идет у меня из головы.
— В таком случае с тобой происходит то же, что и со мной, — сообщил ей Джеймс. — С тех пор как я тебя увидел, твой образ не идет у меня из головы.
Она улыбнулась, склонив голову набок.
— Я вижу, что ты очень талантливый и у тебя умелые руки. Что еще ты умеешь хорошо делать?
Когда галерея закрылась, они очень долго гуляли по улицам Памплоны и без умолку рассказывали друг другу о своей жизни и работе. Было уже почти четыре часа утра, когда пошел дождь. Они хотели добежать до ближайшей улицы, но ливень вынудил их спрятаться под узким свесом одного из домов. Амайя дрожала от холода в своем тонком платье, и он, как настоящий кавалер, предложил ей свою ветровку. Глядя на укутанную в его куртку Амайю, он вдыхал ее аромат, а дождь все усиливался, вынуждая их вжаться в стену. Он посмотрел на нее с лукавой улыбкой, и окончательно окоченевшая Амайя сделала шаг и подошла к нему вплотную.
— Ты можешь меня обнять? — cпросила она, глядя ему в глаза.
Он привлек ее к себе и крепко обнял. Вдруг Амайя начала смеяться. Он удивленно посмотрел на нее.
— Над чем ты смеешься?
— Ни над чем. Просто я подумала, что для того, чтобы ты меня обнял, мне пришлось попасть под проливной дождь. И теперь я спрашиваю себя, что должно произойти, чтобы ты меня поцеловал.
— Амайя, если тебе от меня что-то нужно, тебе достаточно об этом попросить.
— В таком случае поцелуй меня.
26
За огромными окнами комиссариата полиции сеял мелкий дождь, начавшийся еще накануне вечером, и было так темно, что казалось, день уже никогда не наступит, а черные деревья так и останутся обнаженными в объятиях вечной зимы. Амайя смотрела в окно, сжимая стаканчик кофе закоченевшими от холода пальцами, и уже в который раз спрашивала себя, что происходит с Монтесом. Его неповиновение и дерзость вышли за все мыслимые рамки. Она знала, что время от времени он заглядывает в участок, чтобы поболтать с помощником инспектора Сабальсой или с Ириарте. Но он уже два дня не отвечал на ее звонки и даже не попадался на глаза. Он неохотно явился на перекрестный допрос Роз, но на совещании сегодня утром его не было. Она в очередной раз сказала себе, что с этим необходимо что-то делать, но ей была ненавистна даже мысль о том, чтобы подать на Фермина жалобу.
Она не могла понять, что происходит у него в голове. На протяжении двух последних лет они были приятелями, а в последний год, возможно, даже друзьями, особенно сблизившись после того, как Фермин признался ей, что его жена ушла от него к более молодому мужчине. Она слушала его молча, не поднимая взгляда, твердо решив не смотреть ему в глаза. Она понимала, что такой мужчина как Монтес не просто делится с ней своим горем. Это была исповедь.
Как будто подстегиваемый духом противоречия, он перечислял свои недостатки и причины, по которым он был недостоин любви своей жены, зато вполне заслуживал того, чтобы его бросили. Она выслушала, не произнеся ни единого слова, а затем в качестве отпущения грехов протянула ему бумажную салфетку и отвернулась, чтобы не видеть его слез, столь неуместных у такого мужчины, как он. Он держал ее в курсе всех подробностей своего развода, и она выпила с ним не один бокал вина или пива, отравленного горьким ядом обиды на его бывшую супругу. Она приглашала его к себе на обед по воскресеньям, и, несмотря на первоначальную сдержанность, они с Джеймсом сдружились. Он был хорошим полицейским, возможно немного старомодным, зато проницательным и наделенным развитой интуицией. Он также зарекомендовал себя хорошим товарищем, который всегда держался с ней уважительно и неизменно выступал миротворцем, сталкиваясь с шовинистическим отношением к ней других полицейских. Тем более неожиданным оказался для нее этот приступ ревности низложенного альфа-самца. Амайя обернулась к столу и панели, на которой были размещены фотографии девочек, решив, что в настоящий момент у нее есть более серьезные проблемы, чем поведение Монтеса.
