Виталий Гладкий - Зверь по имени Кот
От этой мысли ей сразу стало легче. И даже Фил перестал казаться ублюдком и полным ничтожеством. Что ж, он тоже зарабатывает, как умеет. Кто на что учился…
И все же где-то глубоко внутри копошился крохотный червячок. Он еще не вырос до больших размеров, но его присутствие уже ощущалось. Чтобы задавить гнусного червя в зародыше (вернее, утопить), Ксана налила себе полстакана коньяка и выпила одним махом. В голову ударила горячая хмельная волна и напрочь вымела все дурные мысли.
А свара на кухне по-прежнему крутила свою бесконечную, изрядно заезженную пластинку, вконец испорченную коммунальными нравами.
Глава 17. ТИНГ
Тинг занимался хозяйственными делами. Он с таким рвением взялся за расчистку подворья, что сам себе удивлялся. Спустя три или четыре часа двор нельзя было узнать. Когда его кто-то окликнул, Тинг в это время увлеченно выкладывал дорожку из кирпича от крыльца до покосившихся ворот; они были следующими на очереди.
— Хлопчику, а, хлопчику! Чи ты, можэ, глухый? Зову его, зову…
Тинг поднял голову и увидел сухонькую старушку в белом платочке с цветной каемкой. Она стояла за плетнем с узелком в руках и приветливо улыбалась.
— Нет, бабушка, я не глухой. Заработался… Здравствуйте.
— Здравствуй. Можно зайти?
— Конечно. Зачем спрашивать?
— А як же. Мы ж не знакомые. Бачу, новый хозяин, дай, думаю, пиду, познакомлюсь.
Старушка зашла во двор и направилась прямо к столику под навесом. Крыша навеса уже светилась дырами, но столик, хоть и почернел от непогоды, но все еще находился в удовлетворительном состоянии. Там старушка и развернула узелок, оказавшийся рушником. В мгновение ока на столе словно появилась скатерть-самобранка, а на ней небольшой кувшин с молоком, свежие лепешки и плошка с медом.
— Ото ж я и решила, шо трэба хлопчику подкрепиться, — сказала старушка. — Бо с самого утра работает. Мы тут с тобой суседи. Он моя хата… За деревьями почти не видать. Молоко утреннего удоя, зовсем свежое, у меня коза есть, млынци только шо испекла, а мед принес дед Савка. У него своя пасека. Ты йиж, йиж, не стесняйся. Бо мы тут як одна семья. Меня зовут баба Мотря.
— Андрей, — представился смущенный Тинг.
Он не стал упираться и отнекиваться, а сел на высокий пенек, на котором рубили дрова, и приналег на лепешки, макая их в мед и запивая охлажденным молоком прямо из кувшина. Тинг уже отвык от домашней еды (да и была ли она когда в его жизни?), поэтому простые лепешки из пшеничной муки грубого помола показались ему верхом кулинарного искусства. Они, действительно, были пышными и очень вкусными.
— Большое вам спасибо, — сказал он, насытившись. — Только теперь я вряд ли буду работать. Во какой курдюк стал, — похлопал он себя по животу.
— Та тоби, Андрийку, надо йисты и йисты. Ты ж худой як щепка. Можэ, больной чим?
Тинг рассмеялся и ответил:
— Нет, бабушка, не больной. Недокормленный. Я питаюсь по системе.
— Это як же?
— Если заработаю на еду — ем, а ежели нет — пощусь, перехожу на подножный корм.
Теперь уже старушка заулыбалась.
— То ты, выходит, наш. Мы тут тоже так живем. Як заплатят пенсию — мы багачи; и вареники на столе и усы в сметане. А якшо ни — то зубы на полку.
Старушка разговаривала на странной смеси русского и украинского языков, так называемом суржике.
— Як тоби понадобятся якийсь харчи, — соль там, чи цыбуля, или олия — то не стесняйся, приходь. Выручу.
— Спасибо.
— А в лис далэко нэ ходы. Хиба шо с краю. Грибов у нас везде много.
— Почему нельзя ходить в лес? — удивился Тинг.
— Бо там живет вурдалак. Люди видели. Як мавпа по деревам прыгае. В наш лис даже лесники боятся заходить. А у них же оружие есть.
— Этот вурдалак никого не убил?
— Ну… не знаю. Вроде, Бог миловал. Правда, в прошлом годе Степан пошел на охоту (это наш бывший колгоспный конюх), так його двое суток по лесу якась нечистая сила водила. Натерпелся, аж зовсем поседел. Но ничого не розказуе. Мовчыть, як в рот воды набрал. А ты чого к нам сюда прибился? Или нужда яка?
— Нужда, бабушка, нужда. Хаты нет у меня, жить негде, заработать на квартиру не могу, вот я и решил здесь немного пожить, — вдохновенно врал Тинг. — Вроде как на даче. Сам я из Припяти, но там до сих пор высокий уровень радиации, а в вашем селе, говорят, все нормально. Вот я и рискнул. Хочу жить в родных местах, поближе к природе, и чтобы вольным человеком.
Старушка приняла вранье Тинга за чистую монету и даже не удивилась его россказням.
— А був у нас тут один такой, був. Два года жил. Все цветочки разни собирав и траву, и через очки роздывлявся. Мы так и не поняли — можэ он ученый якыйсь? А спросить постеснялись. Живет себе человек, и хай живет. Так ты и не жонатый?
— Как-то не сподобился…
Наверное, старушка могла вести разговор до самого вечера, но у Тинга еще было много работы, и он, немного помявшись, все-таки сказал ей об этом. Правда, с массой извинений. Но баба Мотря не обиделась, несмотря на то, что ей очень хотелось еще поговорить.
Тинг понимал старушку. Жизнь в одиночестве, да еще на старости лет — малоприятная штука. В том небольшом коллективе односельчан, в котором вращалась баба Мотря, всё уже сто (а может, и тысячу) раз говорено-переговорено, все темы разложены по косточкам. А тут новый, свежий человек появился. Это для сельских стариков большое событие.
Тинг совершенно не сомневался, что вскоре его новое жилище станет объектом паломничества. Но тут уж ничего не поделаешь…
Остаток дня Тинг мастерил из старой косы подобие рогатины. Денег у него уже осталось немного и тратить их все на магазинные харчи было безрассудно. Конечно, он мог бы где-нибудь заработать — например, на разгрузке вагонов; объявление о наборе грузчиков он прочитал на столбе возле автостанции — но Тинг решил пока особо не высовываться. Он был уверен, что его все еще усиленно ищут.
Рогатина нужна была Тингу для охоты и самозащиты. Со слов местных жителей он знал, что в лесу водятся и кабаны, и лоси, и волки, и медведи. Из этих зверей только лось пуглив; а с остальными лучше не встречаться на узкой дорожке. Поэтому рогатина для охоты на крупного зверя в самый раз.
Тинг нашел в сарайчике, который служил хозяину дома мастерской, молоток, напильники и оселок, и к вечеру уже держал в руках грозное оружие запорожских казаков-пехотинцев — остро отточенную боевую косу. Конечно, она отличалась от рогатины, но по своим функциональным качествам превосходила ее.
Клинок косы Тинг поместил в верхнюю расщепленную часть древка и прочно закрепил, обтянув металлическими хомутами, которые тоже отыскались в мастерской, в одном из ящиков. Древко он выстрогал, срубив стройное молодое деревце, а затем для крепости обжег его на костре.
В мастерской Тинг нашел и самодельный нож Он был с костяной ручкой, изрядно заржавевший, но когда Тинг очистил его от ржавчины и наточил, то понял, что сталь, из которой изготовлен узкий клинок, превосходная, а сам нож предназначался, скорее всего, для того, чтобы колоть свиней.
Кроме этого ножа, в распоряжении Тинга оказались еще и два столовых. Он тоже потрудился над ними с напильником и оселком, уже при электрическом свете, и с большим удовольствием добавил их ложкам, вилками и тарелкам, найденным в буфете. А еще у него имелись кастрюли и тазик. Так что вопрос с кухонной утварью можно было считать закрытым.
Но пока он мог готовить лишь каши да макароны с подсолнечным маслом. А организм, который оживал не по дням, а по часам, требовал мясных продуктов или хотя бы рыбы. Приценившись к рыбопродуктам и мясу на рынке, Тинг лишь сокрушенно вздохнул — месяц поездит в город за харчами и от его сбережений останется пшик.
А тут еще непредвиденные расходы на рентгеновское обследование…
Нет, нужно срочно идти на охоту. Удивительно, но Тингу, по идее, городскому жителю, казалось бы совершенно незнакомому с другими реалиями жизни, откуда-то было известно, чем охотиться, как и где. Мало того, ему даже не пришла в голову мысль: а откуда я все это знаю?
Не думал он об этом и на следующий день, когда ранним утром направился в лес, благо от его дома туда было рукой подать. Спустя два часа Тинг забрался в такую глушь, что даже немного заволновался, найдет ли дорогу обратно. Но, закрыв глаза, он тут же мысленно восстановил в памяти все приметы пути и успокоился.
Лес был красив. Могучие дубы, липы, местами — на песчаных возвышенностях — сосняк, на склонах — орешник, над ручьями — ивы… Казалось, что здесь еще не ступала нога человека. Тинг скользил среди кустов как тень, стараясь, чтобы под ногами не хрустнула ни одна сухая веточка, не зашелестел ни один листик.
Это не всегда удавалось, и Тинг злился на свою неуклюжесть. Он почему-то был уверен, что раньше мог ходить потише. Когда это — раньше? На это вопрос Тинг даже и не думал отвечать. Он жил в настоящем времени и оно нравилось ему беспредельно. Душа Тинга словно освободилась от невидимых оков и даже запела.
