Мелани Раабе - Западня
– Вебер слушает.
– Это Софи Петерс. Мне непременно нужно с вами поговорить.
– Софи, понимаете, мне сейчас не совсем удобно, – сказал он и почувствовал на себе взгляды Антонии Буг и Фолькера Циммера, как только произнес это имя. – Давайте я вам перезвоню.
– Но это правда срочно, и правда очень, очень важно.
– Хорошо. Подождите секунду.
Что-то в ее голосе насторожило Йонаса. Он звучал странно. Немножко маниакально.
Он бросил на коллег виноватый взгляд и покинул место преступления, на которое их только что вызывали, с облегчением, даже радостью, вышел за дверь.
– Слушаю вас, я ненадолго вышел, – сказал он.
– У вас там совещание или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде.
– Извините. Я тут в музее. Увидела картину Ван Гога «Подсолнухи». И тут… Помните, я вам говорила, что это должен быть какой-то незнакомец? Потому что никто из знакомых никогда не причинил бы Бритте никакого вреда? И вы сказали, что я представляю Бритту каким-то ангелом. Она и была такой, понимаете? Она была своего рода ангелом.
– Софи, говорите, пожалуйста, медленнее, я не поспеваю за вами.
Он услышал нервное дыхание в трубке.
– Я заметила, что в квартире Бритты было что-то не так, что-то неправильное. Я вам еще об этом говорила, помните? Что злодей что-то оставил на месте преступления, ну, как серийные убийцы в кино. Было что-то не так, но я не могла понять, что. А теперь, только что, я поняла!
Слова ее лились сплошным потоком, без пауз, она задыхалась от волнения.
– Успокойтесь, Софи, – терпеливо сказал Йонас. – Сделайте глубокий вдох. Хорошо. Продолжайте.
– Я тогда говорила, что это, скорее всего, серийный убийца, псих, а вы сказали, что серийных убийц почти не бывает, что они встречаются очень редко, что большинство преступлений совершают любовники и все такое.
– Софи, я все прекрасно помню. Так что вы поняли?
– И вы говорили, что это не может быть серийный убийца, хотя бы потому, что нет никакой серии, нет похожих случаев. А что, если Бритта – начало? Начало серии? Что, если он продолжит?
Йонас молчал.
– Йонас, вы слышите меня?
– Слышу.
Она говорила сумбурно, но он понимал, что ей надо просто выговориться и останавливать ее бесполезно.
– Ладно. Как я сказала, я была в музее. И стояла перед «Подсолнухами» Ван Гога. Помните, я вам говорила, что в квартире Бритты было что-то не так? Теперь я знаю что. Удивительно, почему я сразу не сообразила, просто какая-то блокировка сознания. Возможно, потому, что это было слишком очевидно, слишком бросалось в глаза, а я мысленно искала чего-то скрытого, тайного. Черт, но я же чувствовала, чувствовала!
– И это были цветы, – сказал Йонас.
На мгновение Софи от потрясения потеряла дар речи.
– Так вы знали? – наконец спросила она.
– До этого момента – нет, – сказал Йонас, стараясь не выдавать волнения. – Послушайте, Софи, мне действительно надо возвращаться.
– Но вы понимаете, Йонас, что это значит? – продолжала Софи, не обращая внимания на его слова. – Убийца оставил рядом с телом Бритты цветы! Какой нормальный убийца, который действует в состоянии аффекта, ослепленный ненавистью, оставит рядом с жертвой цветы?
– Софи, давайте поговорим позже, в спокойной обстановке, – сказал Йонас.
– Но послушайте…
– Я сразу же после совещания перезвоню вам, обещаю.
– Эти цветы там оставил убийца, понимаете? Это не Бриттины цветы! Бритта ненавидела срезанные цветы! Это всем известно! Может, цветы и есть его фирменный знак! Если так, то он еще раз их оставит! В этом направлении вам надо вести расследование. И возможно, тогда вы сможете этому помешать!
– Софи, мы погорим позже, обещаю.
– Но я должна вам еще сказать друго…
– Позже.
Он закончил звонок, положил телефон в карман и вернулся в душную квартиру.
Место преступления, которое тщательно осматривали его коллеги, удивительным образом походило на то, где было найдено тело Бритты Петерс. На полу гостиной лежала блондинка в белом платье, почти целиком залитом кровью. Что касается внешнего сходства, то новая жертва вполне могла сойти за сестру Бритты Петерс. Она тоже жила одна и тоже на первом этаже. Дверь на террасу, по словам патрульных, которые первыми вошли в квартиру, тоже была открыта.
В ушах Йонаса звучали слова Софи: «Может, цветы и есть его фирменный знак».
Йонас подошел к своим подчиненным, обвел взглядом гостиную. Было одно существенное отличие. На этот раз убийцу не застали на месте преступления, и потому цветы, которые он принес с собой, не валялись рядом с телом, как если бы они рассыпались, выпав из обессилевших рук жертвы. Тут была другая картина.
И снова Йонас услышал голос Софи: «Он снова их оставит. Но, возможно, вы успеете ему помешать».
Он посмотрел на труп блондинки. В руке она держала аккуратный букетик белых роз, который ярко выделялся на фоне темной, свернувшейся крови.
Не успели помешать.
23Сижу у окна, смотрю на озеро. Иногда на опушке леса можно увидеть животное. Лисицу, кролика. Или косулю, если сильно повезет. Но сегодня – никого. Смотрю, как восходит солнце.
Я совсем не спала, да и как я могла заснуть в такую ночь, когда в очередной раз мой мир рухнул. После такого звонка.
Назвав свое имя, я услышала, как он садится в кровати. Вначале в трубке был шорох, а потом, когда он меня узнал, я услышала и его напряженный голос.
– Линда! – сказал он. – Боже мой!
Мне пришлось проглотить подкативший к горлу комок.
– Сейчас шесть часов утра, – сказал он и вдруг встревожился. – Что-то случилось? Вам нужна помощь?
– Нет, – ответила я. – Мне очень неловко, что побеспокоила…
На мгновение воцарилась тишина.
– Все в порядке. Просто я очень удивился, услышав вас.
Мне было неприятно, что он мне «выкает». И потом, этот его профессиональный тон, благоприобретенная привычка ничему не удивляться, и все-таки удивление и… ну и все такое.
– Чем я могу вам помочь?
Я написала книгу, где ты – главный персонаж.
Взяла себя в руки. Заставила себя тоже «выкать» ему в ответ. Неужели он меня забыл? Может, так оно и лучше.
– Не знаю, помните ли вы. Вы расследовали дело об убийстве моей сестры, – сказала я.
Он немного помолчал. Потом ответил:
– Конечно, я вас помню.
Интонация вполне нейтральная. Пришлось проглотить эту горькую пилюлю разочарования.
А чего ты ждала, Линда?
Заставила себя вспомнить, зачем звоню.
Дело ведь не в тебе, Линда.
– Мне надо вас кое о чем спросить, – говорю я.
– Слушаю.
Опять совершенно нейтрально. Это… это ничего.
– Речь идет о деле моей сестры. Не знаю, помните ли вы его. Я нашла тело сестры, а потом…
– Я все помню, – говорит он. – А я вам пообещал, что найду убийцу, и не смог выполнить своего обещания.
Говорит совершенно спокойно. Но хоть помнит. Сам вспомнил.
Давай, Линда, спрашивай.
– Мне не дает покоя один момент.
– Да?
Давай, спрашивай!
– Прежде всего, мне жаль, что разбудила вас в такой час, позвонила, вы знаете…
Он молчит.
Спрашивай!
– В общем. Дело в том, – к горлу подкатывает комок. – Я долго не понимала, что меня считали главной подозреваемой.
Умолкаю. Держу паузу, жду ответа, но ответа нет.
– Ну вот. Хочу просто узнать, а вы…
Слышу, как он дышит в трубку.
– Вы тоже считали меня убийцей?
Тишина.
– Вы считали меня убийцей?
Ничего не говорит.
Думает?
Ждет, что еще раз переспрошу?
Молчит.
Он думает, что ты, Линда, наконец, хочешь сознаться. Он ждет твоего признания.
– Юлиан? – говорю я.
Мне так не хватает наших разговоров, как я хотела бы сидеть рядом с тобой, а ты бы рассказывал, какая хорошая штука поэзия, и мне интересно, как поживает твоя нервная молодая коллега, и расстался ли ты с женой, и на месте ли этот твой маленький завиток на затылке. И вообще, как у тебя дела? Я так скучала по тебе, у меня такое ощущение, что мы созданы друг для друга.
– Юлиан, – говорю я. – Я должна это знать.
– Мы рассматривали разные варианты, так принято, – говорит он.
Юлит.
– Но, к сожалению, мы не нашли убийцу, кто бы он или она ни был.
Он или она. Почему бы и не сестра?
Какая гадость.
– Прошу вас, извините, что так сумбурно. Я не уверен, что сейчас лучшее время для подобной беседы. Может, поговорим в другой раз, более обстоятельно?
После того, как расскажешь своим коллегам, что неожиданно объявилась главная подозреваемая. После того, как разработаете план, как вырвать у нее признание.
– Спасибо, – сказала я и положила трубку.
Юлиан, нет, комиссар Юлиан Шумер, считает меня виновной. Я осталась совсем одна. Стою в своей огромной гостиной и смотрю в огромное окно на озеро. Оно совершенно спокойно, совершенно спокойна и я. Что-то переключается во мне. Я вспоминаю.
